канут в небытие. Новый «комплект» Героев выскочит в самой последней радиопередаче или в свежем номере журнала, подобно мишеням в тире. Они, в свою очередь, будут тоже расстреляны, и так далее. Механика этого процесса напоминает о словах Уильяма Блейка: «Правда, рассказанная с недобрым умыслом, / Хлеще любого злобного вымысла».
Фактически, герои становятся героями, потому что они, несмотря на свои слабости — а иногда именно благодаря им — совершают великие поступки. Если бы они были совершенны, они не оказались бы здесь, в «учебном классе» Земли. Потому их достоинства и недостатки следует подавать предельно объективно: для просвещения других. Но НеСМИ занимаются вовсе не этим. Вместо этого они стараются как можно более сенсационно выпятить слабости и недостатки великих, чтобы на этом обогатиться. Но кто же после всего этого рискнёт заметно возвыситься над средним уровнем или помочь другим совершить нечто подобное, зная, что НеСМИ только и дожидаются возможности унизить его перед миллионной аудиторией?
Не менее важно и то, какой эффект оказывает такое постоянное унижение знаковых фигур человечества на саму аудиторию. Продолжим цитату из Генри Дэвида Торо…
Если мне придётся стать водными потоками, я бы предпочёл, чтобы это были горные ручьи, Парнасские струи, а не городская канализация. Есть вдохновение — это достигающие внимательного уха звуки и фразы Высшего Суда. И есть пошлые затасканные «откровения» закусочных и суда полицейского. Наши умы и уши способны воспринимать то и другое… Мы должны обращаться с нашими умами, то есть с самими собою, как с невинными бесхитростными детьми, чьими опекунами мы являемся, и быть осторожными с выбором тем и объектов, которые сами им навязываем. Вслушивайтесь не во «Времена». Вслушивайтесь в Вечное [v].
Ага. Вот и он.
— Кто-нибудь слышал новости? — угрюмо спросил Иа, проходя в комнату.
— Что там на этот раз? — сказал я.
— Бедствие. Ужасное, неописуемое бедствие.
— Я думал, оно уже произошло. Вчера. Или позавчера.
— Об этом во всех газетах, — продолжал Иа, изо всех сил стараясь не обращать на меня внимания.
— Во сколько у нас сегодня разрушится планета? — уточнил я, поворачиваясь к настенным часам.
— Очень смешно, — сказал Иа. — Где-то даже патетично.
— А когда, — спросил я, — остановится солнце?
— Ха-ха. Это всё, что вы можете сказать. Остановится солнце… Только не обвиняйте меня, если этого не произойдёт.
— Хорошо, не буду. Но обвинил бы, если бы это произошло.
Весь этот разговор о газетах, сплетнях и тому подобном заставляет нас вспомнить о классических Иа- занудах и отравителях настроения, известных как Критики. Вы знаете, каковы они, будь то профессиональные Очернители Репутаций или просто одинокий Старый Ворчун по соседству. Если вы поёте, они могли бы спеть лучше (даже при том, что петь они не умеют). Если вы танцуете, они станцевали бы лучше (при том, что танцевать не умеют). Если занимаетесь театральной режиссурой, они могли бы ставить спектакли лучше (при том, что ничего не понимают в режиссуре). Независимо от того, что вы создали, они могли бы сделать это лучше, хотя не способны сделать так же, как вы. А раз они не могут делать это так же, как вы, то нет ничего удивительного и в том, что и судить о вашем деле они могут лишь приблизительно. И в осуждении Работ Гения, и в восхвалении Поистине Мерзкого Критики имеют особенность по большей части заблуждаться. Но при этом порою могут оказывать огромное влияние. И именно этому влиянию мы должны быть «благодарны» за трагическую утрату многого из того, что могло быть полезно миру.
Чжуан-цзы посмеялся над ограниченностью Критиков в притче о всезнающей куропатке:
Есть большая птица, известная как Пэн. Её спина кажется такой же широкой, как горная цепь, а её крылья подобны облачной гряде. Она взмывает подобно вихрю, пока не прорвётся сквозь высокий туман и не воспарит в бесконечной голубизне.
Она легко скользит в своём странствии к морю, а куропатка, сидя на болоте, наблюдает за ней и смеётся. «Что эта птица вздумала о себе, вытворяя такое? — говорит куропатка. — Я подпрыгиваю и пролетаю несколько чи, потом снижаюсь и порхаю туда-сюда в кустарнике. Вот что такое настоящий полёт! А кого хочет одурачить эта птица?»
… Выходит, что недалекие умы не могут постигнуть того, что является великим, также, как опыт нескольких лет не может равняться опыту долгой жизни. Гриб-однодневка не знает, что будет в конце месяца; цикада, живущая всего одно лето, не имеет никакого представления о том, что случится несколькими сезонами позже.
А вот наша любимая история о Критиках, рассказаная нам несколько лет назад кем-то, услышавшем её неведомо где:
Однажды Индуиста, Раввина и Критика, странствующих каждый сам по себе в одном и том же районе, под вечер настигла гроза и они попросили приюта в ближайшем сельском доме.
— Эта гроза — не на один час, — сказал им фермер. — Вам лучше остаться здесь до утра. Сложность только в том, что места для ночлега в доме хватит лишь двоим. А одному из вас придётся заночевать в сарае.
— Я готов переночевать в сарае, — сказал Индуист. — Это небольшое затруднение для меня ничего не значит.
И отправился в сарай.
Через несколько минут послышался стук в дверь. Это был Индуист.
— Сожалею, — пояснил он остальным, — но в этом сарае живёт корова. А в моей религии коровы считаются животными священными, и нельзя нарушать их покой своим присутствием.
— Не волнуйтесь, — сказал Раввин. — Располагайтесь здесь. В сарае переночую я.
И отправился в сарай.
Через несколько минут опять стук в дверь. На этот раз это был Раввин.
— Мне крайне неприятно беспокоить вас, — пояснил он, — но там, в сарае, живёт свинья. А в моей религии свиньи считаются животными нечистыми. Мне было бы крайне неприятно спать в одном помещении со свиньёй.
— О, никаких проблем! — отозвался Критик. — Уж я-то переночую в сарае.
И отправился в сарай.
Спустя несколько минут раздались удары в дверь. Это были корова и свинья.
Да, это так: Критики могут быть довольно устрашающими. И никто не может сделать или сказать что- нибудь значимое, не опасаясь оскорблений со стороны этой специфической — очень специфической — разновидности Иа. Взявшись делать или говорить что-нибудь неправильное (или правильное), вы рискуете подвергнуться остракизму. Но у Подвергнутого остракизму со стороны Иа есть и свои преимущества. По крайней мере, вы не примкнёте к…
— О, страус — книзу? — сказал Пух. — Кто тут книзу, если нет никакого страуса?
— Нет, не «страус книзу», а подвергнуться остракизму.
— Это что-то такое большое, правда? — сказал Пятачок. — Это такие большие птицы.
— Да нет же, никакой не «страус книзу», а подвергнуться о-стра-киз-му.
— Это очень большие птицы, — сказала Сова.
— Так вот: все вы…
— Фактически, самцы вида Struthio могут достигать восьми футов в высоту и веса в три сотни фунтов. Как несложно себе представить, в раздражённом состоянии они могут быть весьма опасны и…
Извините, я схожу за более подробным материалом в другую комнату.
Это была первый Праздничный ужин в жизни Ру, и он был очень возбуждён. И едва все расселись, он тут же начал болтать.
— Привет, Пух! — пропищал он.
— Привет, Ру! — ответил Пух.
Ру чуть попрыгал на месте и начал опять.
— Привет, Пятачок! — пропищал он.
Пятачок помахал ему копытцем, будучи слишком занят, чтобы что-нибудь сказать.
