человеком, с которым я познакомилась на корабле?!
Впрочем, с Джефом ничего не случилось. Просто я думала, что он настоящий мужчина, но ошиблась.
Комната, в которую привела меня Сара, выходила окнами на море. Летом она, возможно, смотрелась бы привлекательно, но сейчас давила огромными размерами и своим угрюмым видом. К тому же здесь гулял отчаянный сквозняк. Тяжелая мебель была уродлива и уже обветшала. Я вспомнила о прекрасной, уютной комнате в «Юной русалке», откуда только что съехала, и во второй раз пожалела о своем скоропалительном решении.
Взглянув на Сару, я поняла, что ей неловко за это запустение.
— Конечно, эта комната совсем не то, к чему ты привыкла, Дженни. Она мрачная и холодная. Наверно, нужно было тебя отговорить от мысли переезжать ко мне.
— Чепуха, — быстро проговорила я, боясь, что мои сомнения слишком очевидны для нее. Отсюда открывается отличный вид на море.
Она подошла и остановилась рядом со мной у окна. Поежившись, сказала:
— Вначале я сама жила в этой комнате, но по ночам шум моря не давал покоя. Под конец это стало просто невыносимо. В этом шуме есть что-то… мертвящее. Море словно зовет к себе потерянные души. Я часто с замиранием сердца слушала, как волны разбиваются о скалы и море зовет меня: «Сара… Сара…»
— Чепуха какая, — рассмеялась я, однако почувствовала, как дрожит мой голос. — С тем же успехом можно сказать, что оно и меня зовет: «Дженни… Дженни… Дженни…»
Она нервно пробежала рукой по своим серебристым волосам. В глазах блеснуло что-то дикое.
— Нет, оно меня зовет, я это слышала сколько раз. Оно не успокоится до тех пор, пока не утащит меня в свои глубины. Я знала это и боялась, что в одну из бессонных ночей не выдержу и сдамся ему на милость. Потому и переселилась из этой комнаты.
Ледяной страх сжал мне сердце. Я мягко взяла ее за руку и отвела подальше от окна. Я была уверена в том, что она не в себе. Наверное, так до конца и не оправилась после ужаса, который пережила в Лондоне во время войны. Ее необходимо увезти отсюда, и как можно быстрее.
Желая переменить тему разговора, я сказала:
— Пахнет чем-то вкусным. Между прочим, я умираю от голода.
Она улыбнулась, и, к моему облегчению, выражение ее лица вновь стало нормальным. Трудно было поверить, что передо мной стояла женщина, которая еще минуту назад дикими глазами смотрела из окна на море.
Мы обедали на кухне. Сара долго извинялась за это, но я была даже рада. Несмотря на каменный пол, это было, пожалуй, самое уютное помещение во всем доме. Она представила меня Кевину Салливану. Я поняла, что, пока ездила собирать вещи в отель, она ему все рассказала.
Еда был простой, но хорошо приготовленной. За нее она тоже долго извинялась.
— Мне обед очень нравится, Сара, — заверяла я ее.
— Если бы я знала заранее, то, конечно, приготовила бы что-нибудь особенное, хотя бы раз в жизни.
Ее слова только подчеркивали бедственное положение, в котором она находилась. Я очень хотела помочь ей деньгами, но боялась обидеть.
— Ты любишь танцевать, Дженни? — вдруг спросила она.
Я кивнула.
Повернувшись к Кевину, она сказала:
— Сегодня в «Шеридане» будет вечер. Почему бы тебе, Кевин, не взять туда Дженни?
Я смутилась и заметила, что Кевину Салливану тоже стало неловко.
— У Кевина, наверно, другие планы, и потом, я не хотела бы тебя оставлять одну в первый же вечер.
Она коротко хохотнула.
— Я привыкла к одиночеству. К тому же у нас с тобой еще будет впереди много времени.
Кевин застенчиво уставился в свою тарелку.
— У меня на сегодня нет никаких особенных планов, Дженни. Я очень хотел бы, чтобы вы составили мне компанию.
Я ответила не сразу. Он оторвал наконец взгляд от тарелки и робко посмотрел на меня, потом улыбнулся. Это была улыбка очаровательного невинного ребенка, после нее мне трудно было бы отказать Кевину Салливану в чем угодно.
— Тогда, конечно, пойдем.
Ямочки на его щеках стали глубже, а в голубых глазах появился блеск. Во всем облике вновь открылась беспечная жизнерадостность, и я во второй раз спросила себя: что он делает на этой удаленной от веселой жизни ферме?
— Спасибо! Вот здорово! Как насчет того, чтобы я зашел за вами где-нибудь в половине восьмого?
— Вполне.
Он решительно отодвинул от себя пустую тарелку.
— Тогда я сейчас же возвращаюсь к работе, чтобы не терять времени.
Когда он ушел, я спросила:
— Он давно у тебя работает, Сара?
— Пару лет. Не понимаю, что его держит здесь, но знаю, что, если бы его не было, у меня вообще опустились бы руки. Я уверена, что ему легко найти более высокооплачиваемую работу на других фермах.
— Он живет в Балликейвене?
— Нет, я пустила его в маленький коттедж при ферме.
— Он живет совсем один?
Она кивнула.
— Мне кажется, он не похож на человека, которому нравится быть отшельником.
Словно прочитав мои мысли, Сара сказала:
— Может быть, Кевин в жизни такой же неудачник, как и я. Одно время он работал в Дублине страховым агентом, но говорит, что ему не понравилась городская жизнь. Вообще он действительно сельский парень. И родители его были фермерами. Но… между нами, я думаю, что тут все дело в женщине, с которой он расстался. Он никогда мне об этом не рассказывал, но я уверена, что она как-то обидела или унизила его. С тех пор, как он здесь, я ни разу не видела, чтобы он проявлял хоть какой-то интерес к девушкам, а жаль. Я ему, конечно, не подруга.
— Мне кажется, что он должен нравиться девушкам.
Глаза Сары блеснули, она улыбнулась:
— Он симпатичный, правда? К тому же удивительно бесхитростный.
— По-моему, он здесь просто губит себя.
— Вовсе нет, говорит, что счастлив и вообще предпочитает уединенный образ жизни. Мне кажется, коровы и овцы ему ближе, чем люди.
— А кто-нибудь еще у тебя работает?
— Только старик Мартин, всего несколько часов в неделю. Эксцентричный старик, но я уверена, что, кроме меня, его никто не взял бы, очень медлителен. Впрочем, и просит немного. Меня он устраивает. У меня осталось очень мало земли, так что ему нетрудно справляться со своими обязанностями.
— У тебя много скота?
В глазах ее отразилось что-то ностальгическое.
— Когда-то было много. Когда-то по поголовью мы стояли не ниже всей округи. Теперь осталось только несколько овец, свиней и коров. Совсем немного. Ну и птица, понятно.
Я все еще не могла представить ее работницей на ферме. Несмотря на долгие годы, проведенные здесь, она не потеряла своего чисто городского облика. Жила здесь почти отшельницей, однако
