Я скинула пальто и повесила его на спинку стула.
— Кофейник на каминной полке. Пойду схожу за ним.
Я подумала было, а не воспользоваться ли этим для того, чтобы улизнуть, но потом решила дождаться момента, когда она пойдет спать. Какая-то щепка с шумом треснула в печке, и я вздрогнула от неожиданности. Изо всех сил сжав кулаки, я постаралась взять себя в руки.
Через несколько минут она вернулась с подносом. Налила кофе себе и мне. Когда она передавала мне чашку, я взяла ее так, чтобы ненароком не коснуться ее руки. Меня вдруг вновь обуял ужас. Какая страшная игра происходила в эти минуты за столом! Она изображала заботливую мать, а я пыталась делать вид, что ничего сегодня со мной на дороге не случилось, а черный «седан» — всего лишь плохой сон.
В комнате было отнюдь не тепло, но ручеек пота струился у меня вниз по спине. Вдруг меня проняла дрожь.
Она мягко улыбнулась мне. Я зажмурила глаза, чувствуя, что не в силах сейчас видеть эту гнусную фальшь.
«Господи, ну почему, — спрашивала я себя в отчаянии, — почему я не сожгла сразу старые письма Лейлы, какой черт меня дернул заглянуть в них?!»
Она коснулась моей руки, и меня всю передернуло от отвращения. Она удивленно раскрыла свои синие глаза.
— Дженни, ты все-таки заболела. Вся дрожишь.
— Нет, нет! Это просто… просто реакция на случившееся, — сказала я громко и вызывающе.
По крайней мере это было правдой. Я сцепила руки в замок, пытаясь унять дрожь в пальцах.
Она заботливо суетилась рядом, и я слышала ее дыхание. Она ждет, ждет… Чего? Чтобы атаковать в третий раз? Моя мать! Моя собственная мать! Господи, неужели она не понимает, что если все дело в деньгах, то она и так могла бы их от меня получить. Я бы дала ей очень много, если именно денег ей не хватает для счастья.
Но в глубине души я понимала, что это проблемы не решит. Это не сотрет в моей памяти то, что она пыталась со мной сделать, это не уничтожит в ней зло, которое вложил в сердце злой дух.
— Дженни, милая, глотни кофе. Он согреет тебя.
Я послушно поднесла чашку к губам и сделала несколько небольших глотков дымящегося напитка. Я не смогла сразу проглотить обжигающую жидкость и едва не подавилась. Поставив чашку обратно на поднос, я увидела, как она взяла пустую пачку из-под сигарет и бросила в огонь камина. Мне почему-то это напомнило о том Списке продуктов, который она когда-то уничтожила.
Теперь, когда мне открылось главное, этот эпизод показался недостойным того, чтобы над ним размышлять. Но я твердо решила привести мои мысли в порядок. Тогда я едва успела кинуть взгляд на этот список, как она отобрала его у меня. А ведь я точно знала, что что-то в этом списке было не так. Но что именно…
Листок был исписан черными чернилами, крупным почерком, похожим на паучью сеть. Это был почерк Сары. Тем же почерком была подписана фотография моего отца, когда она в первую встречу надеялась сбить меня с толку и убедить в том, что она не мать мне.
Я взглянула на Сару, которая сидела перед камином, и нечаянно застала ее врасплох. Я была уверена, что в ту минуту она думала о своем будущем. По липу ее разлилось выражение блаженства. Она уже мысленно строила свою жизнь с Кевином где-нибудь далеко отсюда… Странно, что она радовалась. По- моему, ей рановато было это делать. Тем не менее она радовалась, полагая, что уже держит будущее в своих загребущих руках.
Словно почувствовав мой пристальный взгляд, она повернулась и посмотрела на меня. Выражение радости и удовлетворения тут же исчезло.
Я была крайне смущена и лихорадочно пыталась ухватить какую-то неожиданную мысль, которая только-только начала оформляться у меня в голове. Вдруг хаотичный поток в моем сознании спал. В то мгновение я поняла, что ее ложь и обман уже не ранят меня. Теперь я впервые увидела ее в истинном свете и почувствовала даже какое-то успокоение.
Звонок телефона разорвал неловкую тишину. Звук этот ворвался в комнату резко и требовательно. Она вздрогнула, но тут же вскочила со своего места и сказала:
— Сиди, Дженни, я возьму.
Дверь еще не успела закрыться за нею, а я уже кинулась к буфету. Выдвинув рывком ящик, я стала ворошить руками его содержимое, но фотографии с подписью не было.
Я не слышала, как она вернулась в комнату. Просто вдруг почувствовала, что она вошла и смотрит мне в затылок. Повернувшись, я торопливо проговорила:
— Я решила еще раз взглянуть на фотографию отца. Помнится, ты клала ее в ящик буфета. Я буду тебе очень признательна, если ты одолжишь мне на время этот снимок, чтобы я смогла сделать копию. У меня ведь нет…
Она стала приближаться ко мне, и я рассмотрела в ее глазах еле уловимую насмешку. Она ничего не ответила на мое объяснение.
— Дай мне снимок с собой, пожалуйста. Я верну, честное слово.
— Ну конечно, Дженни.
Она засмеялась. У нее был очень мягкий и мелодичный смех, как у соловушки. Подойдя ко мне, она решительно обняла меня рукой за плечи. Я инстинктивно освободилась от нее. Внешне я была спокойна, но ее прикосновения вызывали чувство страха, которое я не могла в себе перебороть.
— Ладно, я пойду спать, наверно, — холодно сказала я. — Чувствую дикую усталость.
Это была правда. На меня неожиданно навалилось ощущение страшной разбитости. Мне стало даже трудно держать глаза открытыми. Странно, я понимала, что спать мне сейчас никак нельзя.
— Присядь, милая, — мягко сказала она. — Ты все еще дрожишь. Мне кажется, что случай, который произошел с тобой на дороге, потряс тебя гораздо сильнее, чем ты хочешь показать.
— Нет, со мной все в порядке. Я пойду в постель, — повторяла я, чувствуя, что у меня уже начинает заплетаться язык.
— Дженни, я хочу поговорить с тобой. Именно сейчас, потому что потом, боюсь, уже не представится такой возможности.
Она говорила все еще мягко. Даже скорее вкрадчиво. И в ее словах ощущалась какая-то мрачная законченность, которая вызвала во мне новый приступ страха.
Обняв снова за плечи, она решительно усадила меня в старое, протершееся кожаное кресло. Я не сопротивлялась. Казалось, силы покинули меня, я была словно тряпичная кукла.
— Ну, хорошо, Сара, о чем ты хотела со мной поговорить?
Она глянула на чашку, из которой я пила кофе.
— Ты не допила, милая. Давай-ка я налью тебе еще горяченького. Ты согреешься, — вкрадчиво проговорила она.
— Нет, с меня хватит! — почти вскрикнула я.
Она как-то странно смотрела на меня. Казалось, она знает что-то, чего не знаю я.
— Это Джеф звонил, — сказала она. — Я передала ему, что ты уже легла.
Я устремила на нее раздраженный взгляд:
— Почему ты не подозвала меня?!
— Я не хочу, чтобы ты говорила с ним.
Ярость затмила мой разум, и я крикнула:
— Какое ты имеешь право решать, нужно мне говорить с ним или нет?!
— Ты очень устала, Дженни. В таком состоянии легко сказать что-нибудь неблагоразумное.
Мне не нравилась и слащавая вкрадчивость ее голоса, и ее намеки. Ярость бушевала во мне и вытесняла остатки боязни.
Я гневно смотрела на нее. Она молчала. Наконец с шокирующей откровенностью и одновременно с небрежностью она сказала:
— Ты ведь теперь знаешь всю правду, Дженни, не так ли?
Это было утверждение, а не вопрос.
Гнев оставил меня, его место вновь занял ледяной страх. Я отчаянно притворялась, что не понимаю,
