— С кем? — поддразнила Наталия.
— Ама! С твоим молодым человеком, если можно так назвать старика. Все уже в курсе. Даже я!
— Да, но кто сказал, что он deuxieme?
— Мадам Коэн, разумеется.
— Дело в том, что она сначала познакомилась с его братом и вышла за него замуж. А для меня он premier[16] месье Коэн, — Наталия засмеялась. — Я была с ним знакома, но попросту не замечала. Как продавца газет. Ходишь мимо киоска каждый день, но не знаешь, кто отсчитывает сдачу.
— Моя бабушка влюбилась, — сообщила Клэр, когда в очередной раз принесла мадам Коэн коллекцию украшений.
Амулеты в виде скарабеев были вырезаны из полудрагоценных камней, цитринов, бирюзы и аметистов. Как обычно, их расхватали, едва они появились в продаже. Мадам Коэн отметила, что Клэр стала популярнее своего учителя.
— Влюбилась до дрожи в коленках, — засмеялась мадам Коэн. — Кстати, а как твои колени?
— Превосходно, — заверила ее Клэр. — Могу запросто пробежать десять километров.
В Париже наступил сезон дождей, похолодало. После того как ночью вор вломился в мастерскую, на полу кухни остались ледяные следы. То ли он вошел через переднюю дверь и выбрался через окно по пожарной лестнице, то ли наоборот. Так или иначе, окна остались распахнутыми настежь. Ночной воздух выморозил дом и убил птиц в клетках. Перья осыпались на пол и прилипли к мокрому линолеуму. Вор вынес все ценное: камни, слитки золота, старинные монеты. Все было испорчено. Даже диванные подушки были вспороты, отчего вокруг витало еще больше перьев. Сигнальные кастрюли и сковородки валялись бесполезной грудой.
«Я подумал, что пронесся ураган», — позже заявил один из соседей. «Грохоту было! Я решил, что наверху устроили танцы, — сообщил другой приехавшей наконец полиции. — Иногда к старику приходила женщина».
Месье Коэна нашла Клэр. Еще на лестнице она поняла, что случилась беда. Обычно пение канареек было слышно уже на втором этаже, но в тот день стояла мертвая тишина. Когда Клэр толкнула дверь и вошла в квартиру, над головой не висело ни кастрюль, ни сковородок. Канарейки лежали на полу клеток безмолвные и застывшие, как золотые статуэтки. Клэр обвела взглядом разгром. Распахнутые шкафчики, беспорядок на рабочем столе, вытащенные ящики, вспоротые мясницким ножом диванные подушки, как будто вору было мало, мало, мало. На кухонном полу валялось несколько луковиц. Клэр купила их в начале недели. Она хотела приготовить рагу «Любовь слепа». Соседка поделилась с ней рецептом всего несколько дней назад. Они стояли в коридоре. Старушка шепотом перечисляла ингредиенты, а Клэр поспешно царапала в блокноте. Свежий цыпленок, горсть абрикосов, красное вино, майоран, ломтики груши. Никакого чеснока. Тушить, а не варить, пока мясо не станет мягким, но не слишком долго. Наталия немного приболела, и Клэр не стала готовить рагу. Месье Коэн собирался поужинать в одиночестве. Ему было достаточно хлеба и сыра. И возможно, тарелки супа.
Клэр заметила, что дверь спальни распахнута. Ее сердце сжалось. Что, если она забыла запереть входную дверь прошлым вечером? Все ее мысли были о подвесках. Она собиралась сделать серию львиных амулетов для защиты и отваги. Клэр включила свет в спальне. Deuxieme месье Коэн лежал на полу. Он сжимал в руке трость, но вступить в бой с незваным гостем не успел. Его хватил удар. Клэр опустилась на пол. Месье Коэн не забыл надеть шлепанцы. Девушка закрыла умершему глаза и долго сидела на холодном полу рядом со стариком. Он был ее учителем, и своими успехами она обязана ему.
Когда приехала полиция, Клэр отправилась на кухню, чтобы ответить на вопросы. Соседей уже опросили, в квартире отовсюду сняли отпечатки пальцев, хотя полицейские признавали, что выследить мелкого воришку непросто. Клэр все время смотрела на луковицы на полу. Она мучительно пыталась вспомнить, закрыла дверь или нет. Что она делала после того, как месье Коэн попрощался с ней? Клэр взяла луковицу, поднесла к лицу и заплакала. Сколько ни крепись, а лук сильнее. Он всегда заставит плакать.
Прибыли внуки мадам Коэн и взяли все в свои руки. Вызвали машину, договорились с похоронным залом и часовней. Юноши были такими высокими, а крыша такой покатой, что, казалось, в квартире стало тесно. Один уговаривал ворону зайти в клетку. Другие звонили родным, планировали похороны. Полицейские переговаривались так быстро, что Клэр не понимала ни слова. В конце концов, французский не был ее основным родным языком и даже вторым. Внезапно в ее голове промелькнула мысль на арнелльском: «Nom brava gig. Reuna malin».
Полицейские наконец приступили к допросу, и им пришлось повторять фразы снова и снова, чтобы Клэр поняла. Да, она работала с покойным. Да, у него были драгоценные камни и золото. И да, она могла оставить дверь открытой прошлым вечером. Возможно, она забыла ее запереть.
Дыхание Клэр участилось. У нее закружилась голова, подкосились ноги. В комнате было полно врачей, но никто не предложил ей подышать в бумажный пакет или выпить валиум. Зато один из внуков мадам Коэн принес стакан водки, который Клэр с благодарностью приняла.
— Я могу еще чем-нибудь помочь? — спросил молодой человек.
Это был Филипп, который отнес Шайло вниз по лестнице. В руках он держал клетку с вороной. Когда птица закаркала, он набросил на нее салфетку и заставил замолчать.
Клэр покачала головой.
Она ушла, Филипп окликнул ее. Похоже, она не услышала, и он бросился за ней по винтовой лестнице. На самом деле она услышала, но решила не обращать внимания. Теперь же она разозлилась. Ей хотелось одного: чтобы ее оставили в покое. Когда Клэр резко повернулась, Филипп споткнулся и поднял руки в знак добрых намерений.
— Я хотел помочь тебе добраться домой.
— Разве похоже, что мне нужна помощь?
Филипп стал онкологом, на что решались немногие врачи. Этот высокий, шести футов ростом, мужчина был трудоголиком и доподлинно знал одно: поставить диагноз очень сложно. Нельзя судить по первому впечатлению.
— Внешний вид обманчив, — заметил он.
— Я убила его. Неужели по мне не видно? Это я во всем виновата.
Клэр вышла на улицу и села на скамейку на площади напротив здания. Одиночество впивалось в сердце, точно острый нож. Машина забрала тело. Внуки мадам Коэн разъехались. Последней место действия покинула полиция. Клэр сидела под темнеющим небом, несчастная и безутешная. Ничто не способно защитить тех, кого она любит. Она увидела, что к ней идет мужчина. Под мышкой он держал птичью клетку.
— Уходи, — попросила Клэр.
— Не могу. Бабушка велела отвезти тебя домой, — Филипп Коэн сел рядом. — Не будь идиоткой, Клэр. Ты его не убивала. У него случился инсульт из-за тромба. Дядя Самуил девяносто лет ел что попало и последние десять лет почти не двигался. Его артерии закупорились. Смерть все равно настигла бы его.
— Если бы я закрыла дверь, он бы не умер.
— Старик был настоящим параноиком. Он наверняка проверил замок перед сном. А если даже нет, по крайней мере, вор положил конец его страданиям.
Клэр поморщилась.
— Ты все на свете можешь объяснить?
— Нет. Я не могу объяснить, почему забрал ворону. Терпеть не могу птиц. Поехали домой. «Спасибо» говорить не обязательно.
Он указал на стоящую поблизости машину. Ржавый «сааб» давно пора было помыть. Внук мадам Коэн заботился о многом, но не обо всем. Филипп и Клэр встали и пошли к машине. Девушке было не по себе. Этот человек явно считал, будто знает ее. Но он жестоко ошибался.
— Спасибо, — неискренне проворчала она.
Ей хотелось доказать, что она вовсе не избалованный неблагодарный ребенок.
— Пожалуйста.
Из вежливости Филипп говорил по-английски, хотя вежливость давалась ему нелегко. Он был
