Человек, которого, когда найдешь наконец-то, ох как не хочется потерять...
— Джимми знает, что между нами все кончено, — объявляет Джиллиан.
Она идет налить себе чашку кофе и незаметно толкает Салли локтем в бок.
— Что с тобой? — шипит она. — Ты можешь помолчать? — Она вновь оборачивается к Гэри. — Я очень ясно дала понять Джимми, что нашим отношениям капут. Вот почему он не станет пробовать со мной связаться. Наша связь — это уже история.
— Машину у вас придется изъять, — говорит Гэри.
— Естественно! — Джиллиан — само великодушие. Минутки через две этого типа, даст бог, здесь не будет. — Какой вопрос!
Гэри встает и приглаживает руками свою темную шевелюру. Теперь ему пора уходить. Он знает это, но ноги его не слушаются. Вот так стоял бы весь день и тонул вновь и вновь, глядя в глаза Салли. Вместо этого он берет свою чашку и несет ее к раковине.
— Ну зачем? Не беспокойтесь, пожалуйста, — проникновенно говорит Джиллиан, изнывая от нетерпения сплавить его как можно скорее.
Салли с улыбкой наблюдает, как бережно он опускает в раковину чашку и ложечку.
— Если вдруг, паче чаяния, случится что-нибудь — я до завтрашнего утра в городе.
— Ничего не случится, — обещает ему Джиллиан. — Уверяю вас.
Гэри вынимает блокнот, в который заносит себе на память всякие мелочи, и раскрывает его.
— Я буду в мотеле «Вам — сюда». — Он поднимает голову и видит только серые глаза Салли. — Мне его рекомендовали в бюро проката машин.
Салли известна эта дыра по ту сторону Развилки, неподалеку от овощной палатки и фирменной закусочной «Куры гриль», которая славится своим превосходным луковым гарниром. Ей дела нет, что он остановился в зачуханном мотеле. Ей все равно, что он завтра уезжает. Она, если уж на то пошло, уезжает тоже. Еще чуть-чуть — и ее с девочками здесь след простынет. Если пораньше встать и не тратить времени на утренний кофе, можно попасть в Массачусетс уже к полудню. Отдергивать после ланча занавески, впуская солнце в сумрачные комнаты тетушек.
— Спасибо за кофе, — говорит Гэри. Взгляд его падает на подоконник, где чахнет полуживой кактус. — У вас тут определенно не лучший экземпляр. Он в плачевном состоянии. Можете мне поверить.
Этой зимой Эд Борелли преподнес на Рождество всем дамам в школьной канцелярии по кактусу. «По ставить на окошко и забыть», — посоветовала коллегам Салли, когда поднялся ропот на тему, кому нужен такой подарок, и сама именно так и поступила, хотя могла время от времени плеснуть ему на блюдечко водицы. Но чем-то этот кактус привлекает внимание Гэри. У него снова озабоченный вид; он возится, пытаясь достать что-то застрявшее между блюдцем и горшком, в который посажен кактус. Он поворачивается к Салли и Джиллиан с таким страдальческим лицом, что первая мысль у Салли — не уколол ли он себе палец.
— А, дьявол, — шепчет Джиллиан.
В руке у Гэри — серебряное кольцо Джимми, вот чем объясняется это страдальческое выражение. Сейчас ему начнут врать, и он это знает. Скажут, что видят этот перстень первый раз в жизни, что купили его в антикварной лавке, что он, должно быть, свалился к ним с неба...
— Красивое кольцо, — говорит Гэри. — Очень необычное.
У Салли и Джиллиан не укладывается в голове, как такое возможно, — они доподлинно знают, что это кольцо было на пальце у Джимми и вместе с ним зарыто на заднем дворе, а между тем — вот оно, в руке у следователя. И смотрит следователь теперь на Салли; он ждет объяснений. Да и как иначе — ведь он читал описание этого кольца в показаниях трех свидетелей и точно помнит: гремучая змея на одной из граней. Змея, свернувшаяся в клубок, — как раз то, что он держит в руке.
Салли вновь чувствует, что у нее вот-вот будет сердечный приступ; в груди что-то мешает дышать, то ли брусок раскаленного железа, то ли осколок стекла, и ничего с этим не поделаешь. Не может она лгать этому человеку, даже если б от этого жизнь зависела — а так оно и есть, — и потому не говорит ни слова.
— Нет, это надо же! — сладко поет Джиллиан в неподдельном изумлении. Это дается ей так легко, что и обдумывать ничего не нужно. — Наверное, с сотворения мира здесь валяется!
— Вот как? — говорит Гэри, продолжая тонуть. Салли по-прежнему молчит, только всей тяжестью опирается на холодильник, словно без поддержки ей не устоять на ногах.
— Дайте-ка посмотрю. — Джиллиан твердым шагом подходит, берет у него перстень и разглядывает его, будто прежде никогда не видела. — Классная вещь! — говорит она, возвращая его назад. — Пожалуй, вы должны оставить его себе. — До чего же удачный ход — она вправе гордиться собой! — Нам всем оно будет слишком велико.
— Ну что ж, замечательно. — У Гэри стучит в висках. Проклятье. Будь оно все трижды проклято. — Большое спасибо.
Он кладет кольцо в карман, думая, как это здорово у нее получается, а ведь сама, поди, отлично знает, где находится сейчас Джеймс Хокинс. Салли — другое дело, она как раз, возможно, ничего не знает; может быть, и перстень-то этот видит впервые. Разве не могла сестра дурачить ее без зазрения совести, выкачивать для Хокинса деньги, продукты, семейные ценности, покуда он посиживает себе у телевизора где-нибудь в полуподвальной бруклинской квартирке, пережидая, пока все не утихнет.
Но Салли не глядит на него, вот в чем беда. Стоит, отвернув свое прекрасное лицо, так как знает что-то. Гэри приходилось наблюдать это тысячу раз. Людям, когда они в чем-то виноваты, кажется, будто вину можно скрыть, не глядя тебе в глаза, иначе ты по глазам прочтешь их позор, проникнешь к ним прямо в душу, и в известном смысле эти люди правы.
— Ну, мы закончили, полагаю, — говорит Гэри. — Если только вам вдруг не вспомнилось что-нибудь, о чем мне следует знать.
Молчание. Джиллиан с усмешкой пожимает плечами. Салли силится глотнуть. Гэри физически ощущает, как у нее пересохло в горле, как бьется жилка у нее под ключицей. Трудно сказать, далеко ли он позволит себе зайти, выгораживая кого-то. Он никогда еще не бывал в подобном положении и чувствует себя в нем не лучшим образом, но факт остается фактом — в этот душный летний день, на незнакомой кухне в штате Нью-Йорк, он стоит и спрашивает себя, мыслимо ли для него будет взять и попросту закрыть глаза. И тут же к нему приходит мысль о том, как дед его, в сорокапятиградусную жару, шагал в здание окружного суда заявить законные права на своего внука. Сам воздух обжигал, как печка, мимозник и чертополох вспыхивали прямо на глазах, но Санни Халлет позаботился захватить с собой прохладной родниковой воды и совсем не усталым входил в здание суда. Если ты убежден в одном, а поступаешь иначе — грош тебе цена, так что уж лучше стисни зубы и стой на своем. Завтра Гэри летит домой и передаст ведение дела верному другу Арно. У него даже нет оснований тешить себя надеждой, что все завершится благополучно, что Хокинс добровольно сдастся властям, что Салли и ее сестру не осудят как сообщниц подозреваемого в убийстве, а он сам начнет писать письма Салли. И тогда, может быть, ей не хватило бы духу выбрасывать его письма, а поневоле пришлось бы читать их и перечитывать, как поневоле пришлось сделать ему, когда к нему в руки попало ее письмо, — и стать незаметно для себя такой же потерянной, как он сейчас, в эти самые минуты.
Но поскольку ничему этому не бывать, Гэри кивает головой и направляется к двери. Он всегда знал, когда надо отступиться, а когда просто сидеть и ждать у дороги того, что так или иначе произойдет. Был случай, когда ему довелось увидеть дикую пуму, так как вместо того, чтобы сразу взяться и сменить лопнувшую шину, он в тот раз решил сперва присесть на бампер своего автофургона и попить водички. Пума, мягко ступая, вышла на асфальт с таким видом, словно и эта дорога, и все вокруг принадлежит ей одной, по-хозяйски оглядела Гэри, а он никогда не был так благодарен судьбе, что у него спустила покрышка.
— «Олдсмобиль» до пятницы заберут, — говорит Гэри и не оглядывается назад, пока не выходит за порог.
Откуда ему знать, что Салли, если б сестра не ущипнула ее и не велела ей шепотом стоять на месте, свободно могла бы пойти вслед за ним? Откуда ему знать, как у нее щемит в груди, там, где что-то мешает дышать? Но так оно и бывает, когда ты лжешь, — и особенно когда в самом главном лжешь себе.
— Спасибо вам огромное, — выпевает ему вслед Джиллиан, и когда Гэри все же оглядывается, то