под одеяло и смотрел, как брат отрабатывает свои трюки с веревками. Билли всегда закрывал глаза, чтобы сосредоточиться, и на лице и на шее у него выступала испарина. Пока Нора готовила обед и слушала пластинки, Билли с Джеймсом лежали под одеялом и смотрели сквозь переплетение шерстяных нитей. Мысли Джеймса он улавливал по-иному, чем у других людей. От него долетали обрывки ощущений, не слов. Запах теплого молока, гладкие коричневые перышки совы из любимой книжки Джеймса, стук резинового мячика о деревянный пол, мягкое прикосновение фланелевой пижамы к коже, курчавый мех игрушечного мишки. Нет, он никогда не выставил бы малыша из своей комнаты, потому что Джеймс был благодарным зрителем. Каждый раз, когда Билли удавалось выскользнуть из узла, Джеймс важно хлопал в ладошки и кивал.
— Ты портишь брату день рождения, — упрекнула его Нора из-за двери.
Она рассчитывала, что Билли станет стыдно, и ее расчет оправдался. Даже до того, как Роджер ушел от них, Билли чувствовал ответственность за маленького, тот повсюду следовал за ним на четвереньках, изо всех сил пытаясь поспеть за старшим братом.
— Ну наконец-то, — сказала Нора, когда упрямец все же сдался и вышел из комнаты. Пока они направлялись на кухню, она с трудом сдерживалась, чтобы ничего не сказать про одеяло.
— А где торт? — спросил Билли при виде тарелки с печеньем.
— Вот он, — ответила Нора, — И не дай бог я услышу от тебя про него хоть одно худое слово!
Она поднесла Джеймса к тарелке. Он надул щеки, и мать с братом помогли ему задуть свечки.
— Пепенье, — сказал Джеймс, пока Нора вытаскивала свечи, и до них с Билли не сразу дошло, что малыш произнес свое первое настоящее слово.
Накануне Хеллоуина Стиви Хеннесси распустил слух, что Нора ведьма, — после того как она появилась у школы вся в черном с корзиной яблок в руке. Яблоки были зеленые, с лоснящейся кожицей — остатки урожая со старой кривой яблони, что росла неподалеку от Покойничьей горы. В октябрьском номере журнала «Домашний очаг» Нора наткнулась на рецепт песочного яблочного пирога, в котором настойчиво рекомендовалось использовать свежесобранные яблоки. По пути в школу они с Джеймсом остановились у холма и набрали яблок, хотя на вид плоды были кривобокие и ни в какое сравнение не шли с теми, что продавались в супермаркете.
Билли плелся по коридору к выходу, когда до него донесся вопль Стиви Хеннесси:
— Атас! Ведьма!
Остальные ребята с криками бросились врассыпную, и когда Билли вскинул глаза, то увидел собственную мать — она стояла на дорожке перед школой и держала за руку Джеймса.
Выйдя из школы, он сердито сверкнул на нее глазами:
— Что ты здесь делаешь?
— Ну, спасибо, — отозвалась она, — Спасибо тебе большое. Я просто решила за тобой заехать. С матерями такое случается. На то они и матери.
Билли закатил глаза и двинулся через улицу к «фольксвагену».
— Знаешь что, приятель, — заметила Нора, — тебе не помешало бы изменить свое отношение к жизни.
«Приятель» прижался виском к стеклу и принялся накручивать волосы на палец.
— Ты меня слушаешь? Или я разговариваю сама с собой?
В это время прямо с неба свалился здоровый камень и с грохотом приземлился на крышу «фольксвагена».
— Это еще что такое? — встрепенулась Нора.
— Поехали домой, — буркнул Билли.
Второй камень угодил в радиаторную решетку.
— Боже правый, — ахнула Нора.
На другой стороне улицы столпились мальчишки с камнями в руках.
— Черт! — выругалась Нора и распахнула дверцу.
Билли поспешно схватил мать за рукав:
— Не надо!
Нора вырвалась и выскочила из машины.
— Мама! — закричал Билли, но Нора даже не оглянулась.
— Вы что творите?! — рявкнула она, стоя посреди улицы.
Мальчишки, ухмыляясь, сбились поближе друг к другу.
— Она ведьма! — завопил один из тех, кто стоял позади.
Это был Стиви Хеннесси, но Нора не узнала его, просто не успела, потому что в лицо ей полетел еще один булыжник, пущенный пятиклассником по имени Уоррен Кук. К счастью, в нее камень не попал, а приземлился под ногами и разлетелся на куски. Нора бросилась на ту сторону улицы с такой скоростью, с какой ни одна мать бегать просто не могла, и ухватила Уоррена Кука за шиворот. Его дружки немедленно с воплями бросились врассыпную. Мальчишка побледнел, точно привидение.
— Если ты когда-нибудь еще так сделаешь, — процедила Нора, — я наведу на тебя порчу. Сделаю так, что ты никогда больше не сможешь пописать. Знаешь, что тогда будет?
Уоррен открыл рот, но не смог выдавить ни звука.
— Правильно, — кивнула Нора, — В твоем теле скопится столько мочи, что каждый раз, когда ты будешь открывать рот, сам знаешь, что оттуда польется. Мы ведь этого не хотим?
Хулиган закрыл рот и опасливо помотал головой.
— Вот и славно, — заключила Нора. — Я рада, что мы с тобой друг друга поняли.
Как только она отпустила Уоррена, тот бросился бежать. Нора вернулась в машину, завела двигатель и рванула с места. Билли съежился на пассажирском сиденье, согнувшись и обхватив голову руками.
— Сядь нормально, — велела Нора. — О господи!
Билли судорожно икал, плечи у него дрожали, и он внезапно издал странный тонкий звук, как будто его сейчас вырвет.
— Будет тошнить — открывай дверь, — предупредила Нора. — Я остановлюсь.
Когда они очутились перед домом, ни один не сделал попытки выйти из машины. Нора вытащила сигареты и закурила, сквозь лобовое стекло глядя на дом. К входной двери она приклеила скелет, у него были длинные сморщенные руки, сделанные из сложенной папиросной бумаги. Билли плакал. Нора на него не смотрела.
— Не все такие, как они, — произнесла она наконец.
— Да, как же, — бросил Билли.
— Не может быть, чтобы все они здесь были такие, — не сдавалась Нора. — Вот увидишь.
В Хеллоуин Билли отказался идти к соседям за конфетами, и, хотя до них доносились возгласы ряженых гоблинов и цыган, к ним тоже никто не пришел. Однако поздно вечером, когда дети уже спали и сама Нора тоже готовилась ко сну, до нее донесся какой-то стук. Она вышла в гостиную и прислушалась; во дворе кто-то ходил, однако, выглянув в окно, Нора не увидела ничего, кроме черных силуэтов азалий. И все же проверить не мешало. Нора накинула пальто прямо поверх ночной сорочки, взяла фонарь и выглянула на крыльцо. Ни один звук не нарушал ночную тишину: ни кошачье мяуканье, ни слабый шорох ветра, ни шум машин. Нора посветила фонариком на газон и дорожку. Круги света упали на траву и отразились от фонарных столбов.
Нора направила луч на колеса, потом внутрь салона; все было на месте, даже смятая сигаретная пачка и крошки от печенья, усеивавшие пол. И тем не менее во дворе кто-то побывал — вдоль дорожки тянулись черные следы. А взглянув на дом, Нора увидела нацарапанное на двери гаража большими черными буквами слово «ВЕДЬМА».
Она выключила фонарик и осталась стоять в темноте, вдыхая холодный воздух и слушая негромкий гул шоссе вдалеке. Над головой у нее мерцали Сириус и Большая Медведица. Каждый месяц она с трудом наскребала денег на очередной взнос за дом, а вчера, разрезав пополам зеленые яблоки с Покойничьей горы, поняла, что у нее никогда не получится тесто для пирога. Она могла испечь практически все, что угодно, но песочное тесто не давалось ей ну никак. Коржи рассыпались в крошку, а тесто липло к столу и к пальцам. Уже много месяцев прошло с тех пор, как ее в последний раз целовал мужчина, много месяцев
