– Дай на опохмелку ради такого случая! – обрадованно произнес сосед и заулыбался во весь рот.
– А по мозгам не хочешь? – съязвила Вероника.
– По мозгам… ик… меня вчерашняя пьянка… ик… уже с утра молотит, дай на опохмелку… ик… не жмись, ну хоть на стакан… ик. Ох, чтой-то я разыкался, срочно нужно двести граммов принять, чтоб нутро прогреть… ик, – продолжая издавать утробные звуки, высказал разумную мысль алкоголик.
Он по-прежнему смотрел на Нику одним глазом, видно, потому, что если бы он смотрел обоими, то наверняка видел бы сразу двух или трех девушек.
– Да ты и так еле языком ворочаешь, не наопохмелялся еще?
– Не, вот те крест, ни в одном еще глазу, это у меня внешность такая обманчивая, и старые дрожжи еще бродят. Дай на стакан, Христом богом прошу, иначе сейчас прям на твоих глазах окочурюсь. Будешь тогда весь век маяться, что дала человеку помереть.
– Не-а, не буду. От тебя толку, как от козла молока. Сколько себя помню, ты каждый день помираешь, и вижу тебя только в двух положениях. В горизонтальном, когда ты спишь на лавочке на нашей детской площадке, а если в вертикальном, то обязательно качающимся. Так что, если дам тебе загнуться, мне это еще зачтется.
– Креста на тебе нет, Вероника, – обиженно пробормотал Василий.
– Крест на мне есть, это ты без креста живешь, а для чего, непонятно. Ладно, черт с тобой, на вот полтинник, только к бутылке закуски хоть купи. – И Ника вытащила из заднего кармана джинсов пятьдесят рублей. – Если про меня будет кто спрашивать, ты меня не видел, понятно?
– Да я с детства слепой, – радостно выпалил Василий, глядя на деньги. Он схватил их так поспешно, будто боялся, что Ника может передумать в самый последний момент. – Хорошая ты баба, Ника, за твое здоровье сегодня выпью, – проговорил Василий и опрометью бросился в сторону магазина.
Девушка посмотрела ему вслед, покачала головой, потом, опустив глаза, глянула на свои тапочки и, улыбнувшись, побежала к дому Светланы. Когда подруга открыла дверь и увидела на пороге Веронику, она тут же закудахтала, как наседка:
– Никуся, ну где же ты была? Мы уже сутки не спим из-за тебя. Что случилось? Ой, а почему ты в тапочках?
– Господи боже, и ты туда же! – застонала Ника. – Свет, хоть ты прекрати завывать. Увидела, что я жива и здорова и тапочки на мне не белые, а самые обыкновенные домашние, и будь рада.
– Увидела, – округлила удивленные глаза Света. – И рада.
– Ну, вот и радуйся и прекрати задавать глупые вопросы, – отрезала Вероника. – Дай лучше чего-нибудь поесть, я голодная, как волк. Только и успела дома, что душ принять, а поесть так и не удалось, пришлось через окно удирать. Ты можешь себе представить, эти двое хотят меня в камеру посадить?!
– Я, конечно, все могу себе представить, но вот понимать тебя сегодня категорически отказываюсь. Объясни, кого ты имеешь в виду и за что тебя собираются посадить в камеру? – поинтересовалась Светлана, пряча улыбку.
– Неужели непонятно, о ком я говорю? О Реброве, конечно, я ему, видишь ли, все нервы измотала, и он решил от меня избавиться с помощью Никитина.
Светлана с недоумением потрясла головой и внимательно посмотрела на подругу.
– Ник, я что-то отупела, ничего не понимаю, давай пройдем на кухню, я тебя буду кормить, а ты мне все подробно расскажешь.
Подруги пошли на кухню, Вероника села за стол, а Света начала хлопотать, накрывая на стол. Когда перед носом Ники уже поднимался парок от ароматного борща, а рядом стояла тарелка с горой домашних котлет, Света уселась напротив и подперла кулачком щеку. Она с любовью посмотрела на подругу и, улыбаясь, проговорила:
– Теперь давай рассказывай, чудо ты наше в перьях, что с тобой произошло.
Вероника, обжигая губы, начала есть борщ, одновременно запихивая в рот котлету.
– Не торопись, здесь у тебя никто ничего не отнимет, жуй как следует, а то подавишься, – засмеялась Светлана.
Когда острый приступ голода был утолен, Ника начала говорить.
Глава 28
Вероника прикончила борщ и смолотила штук пять котлет. Одновременно она рассказала Светлане, что с ней произошло за последние сутки. Подруга очень внимательно слушала, и, когда Ника дошла до того момента, когда она с бомжами удирала из пустого дома, та прижала руки к груди и пропищала:
– Никуся, представляешь, что бы было, не успей ты оттуда уйти?
– Конечно, представляю, я же не законченная идиотка. Это только Ребров меня такой считает, ну ничего, посмотрим, кто из нас кто. Никогда в жизни не прощу ему его наглости, ты не слышала, как он меня оскорблял.
– Ник, ты зря на Рому обижаешься, он знаешь как нервничал, когда ты пропала. Такую бурную деятельность развил, уму непостижимо! Я одно тебе могу сказать, если бы он тебя не любил, не стал бы так волноваться, – попыталась реабилитировать Реброва Светлана.
– Ты мне на мозги не капай. Если бы любил, не стал бы меня с дерьмом смешивать при посторонних, терпеть этого не могу. Если хочешь сказать то, что думаешь, сделай это один на один. В квартире был Коля Шевцов, моя мать, и вообще, я этого совсем не заслужила. Так что не пытайся его защищать, подружка дорогая, ничего у тебя из этого не получится… Ладно, Светик, спасибо тебе за вкусный борщ и не менее аппетитные котлетки. Давно так не наедалась, аж дышать трудно. Теперь бы на боковую, но не могу, нужно бежать сломя голову, у меня там мои детки некормленые, Дуська с Зайкой. Как представлю, что нужно на электричке пилить, мне прямо дурно становится. Машина-то так в гараже и осталась. Вообще я не знаю, где моя машина, не помню, на чем меня из дома увозили. Может, на ней, а может, на другой? Но это неважно – электричка, машина, паровоз, вездеход, ехать все равно нужно, завела животных, обязана кормить.
