и дробный стук лопат.
Глава 5
Лоре Вернер стояла в кухне своей сестры и смотрела в окно. Пламя горелки, на которой она варила кофе, отбрасывало скупой свет на стену.
Женщины, оставшиеся в комнате, заметно оживились, как только фрау Вернер вышла, и заговорили громче, более того, они даже начали смеяться. Правда, с тех пор как Лоре здесь, они засмеялись в первый раз. И ей вдруг захотелось оказаться в собственной квартире, вот так же подойти к окну. Там она была бы совсем одна, и не нужно было бы обращать никакого внимания на других. С женщинами, присутствующими здесь, Лоре не нашла общего языка… Но она нисколько не упрекала их. Только дети умели вести себя с чужими людьми просто и естественно. Вот у сестры трое детишек, все очень живые, шумные, ежеминутно задающие тысячу всевозможных вопросов, готовые в любой момент на какую-нибудь проказу. В их обществе Лоре иногда даже забывает о Катрин.
Чтобы лучше видеть погрузившуюся во мрак улицу, Лоре плотнее прижалась лбом к оконному стеклу. На улице было пусто, все, казалось, застыло в неподвижности, кроме сосен, раскачивавшихся под сильным ветром. Где-то громко стучала о стену незапертая дверь сарая. В большинстве домов свет уже погасили. Когда мужчины уезжали на многодневные учения, военный городок казался вымершим.
Фрау Вернер думала о муже. Мысленным взором она видела, как он уходил из дома, засунув руки поглубже в карманы шинели, прижав локти к туловищу. Ей же хотелось увидеть его не уходящим, а возвращающимся домой. Она столько раз мечтала о том, как сядет у окна и будет ждать его возвращения! Но всегда выходило так, что он приезжал, когда ее не было дома или когда она уже спала. Однако теперь она готова была сидеть у окна даже ночью, лишь бы увидеть, как Конрад подъедет к дому. Для Лоре муж сейчас был единственным человеком на свете, способным утешить ее.
Ей казалось, что муж вернется в ближайшие дни. Она уже представляла, как Конрад подъедет к дому, как она обнимет его на пороге комнаты, услышит его голос, почувствует губы на своей шее. Восемь дней и ночей Конрада не было дома, и все это время он находился в самом центре событий и нес за них огромную ответственность. А когда он возвращался, Лоре, по обыкновению, клала ему руку на затылок и ласково гладила по голове, отчего, как он утверждает, у него сразу спадало нервное напряжение, по крайней мере до утра, когда снова нужно было идти на службу.
На ум Лоре пришли строчки известного стихотворения Константина Симонова «Жди меня»:
В первый раз она услышала это стихотворение от мужа, когда он был еще лейтенантом и командовал взводом. Случилось это на праздновании Дня Советской Армии, в просторном спортивном зале, украшенном красными и голубыми полотнищами. Конрад Вернер прочел стихотворение Симонова со сцены. Все собравшиеся в зале с волнением слушали его, а Лоре это стихотворение помогло лучше понять мужа, его отношение к работе и связанные с ней переживания. С тех пор ей не раз приходилось слышать этот маленький поэтический шедевр, и не только на немецком, но и на русском языке. И хотя написано стихотворение было еще в годы войны, однако и сейчас оно как нельзя лучше отражало внутреннее состояние Лоре.
Пройдет несколько дней, и она увидит Конрада. Она не отойдет от окна до тех пор, пока он не войдет в комнату… Кофейник тихо засвистел, оборвав мысли Лоре Вернер.
Когда фрау Вернер вошла в комнату, она увидела, как женщины сгрудились вокруг стола. На нем лежал рисунок, по которому они все вместе должны были соткать настенный ковер два на три метра. Этот ковер предназначался для фойе местного Дома Национальной народной армии. И сегодня женсовет решал, каким будет этот ковер.
Марлис Ляйхзенринг взяла рисунок со стола и повесила его на стенку шкафа, чтобы лучше было видно. Все отошли на несколько шагов назад, чтобы фрау Вернер могла спокойно накрыть на стол. Обсуждение между тем не прекращалось. И Лоре радовалась, что пришла сюда, что здесь собрались все эти женщины и встреча проходит так оживленно. Невольно она вспомнила то далекое время, когда и они с мужем жили в военном городке. Нравилось ей и то, что она хотя и не принимала участия в обсуждении, но могла слушать, наблюдать и сравнивать.
У сестры в тот вечер собрались жены офицеров местного гарнизона. Почти всех Лоре знала. Некоторые из них были гораздо моложе фрау Вернер.
— Это фрау Фрейер, — представила Марлис Ляйхзенринг молодую женщину. — Она учительница рисования и музыки в нашей школе. В настоящее время ведет у нас кружок живописи. В городке живет без малого три года.
Сроки проживания в военном городке здесь называли так, как в других местах упоминают о награждении орденами или медалями.
Учительница стояла немного в стороне и молча слушала, что говорили женщины о предложенном ею рисунке будущего ковра. От волнения она то и дело проводила руками по подоконнику. В центре рисунка были изображены влюбленные — обнаженные юноша и девушка, которые брели по цветущему лугу к разостланной на переднем плане скатерти. На скатерти лежали плоды нового урожая — крупные спелые яблоки.
На какое-то мгновение фрау Фрейер отвернулась. На ее тонком лице застыло выражение беспомощности, растерянности и даже испуга. И Лоре Вернер захотелось подойти к молодой женщине, как-то утешить ее, сказать, что она не должна принимать так близко к сердцу строгие суждения подруг, которые по пятнадцать и более лет живут безвыездно в военном городке, поэтому то, что в крупных городах давно стало само собой разумеющимся, обычным, воспринимается ими как что-то странное, даже чуждое.
Но на сей раз Лоре Вернер не понадобилось ничего говорить. Молодая учительница, как оказалось, сама могла постоять за себя. Заговорила она дружески, просто и без всяких обид или упреков, однако в ее дружелюбии было что-то поучающее, а это пришлось не по вкусу присутствующим.
— Возможно, что такой сюжет вам кажется несколько необычным для настенного ковра, — начала учительница, — но скажите, почему мы должны видеть на ковре только то, что встречаем в повседневной жизни? Я имею в виду солдат, офицеров, пушки, ганки и тому подобное. Я знаю, что в городке живет очень много молодых людей, и солдатам будет…
— Однако ваши влюбленные сильно смахивают на Адама и Еву, — перебила учительницу фрау Кунце, высокая полногрудая блондинка, которая работала почтальоном и была одновременно бессменным членом жилищной комиссии. — Яблоки и те вами не забыты. Не хватает только змея-искусителя. Но не следует забывать, что это Дом Национальной народной армии, а не церковь. — При этих словах женщина улыбнулась, энергично тряхнула головой, а затем вдруг спросила: — Или все к месту, а? Как вы считаете?
Вопрос был адресован Марлис, от которой и остальные женщины ждали решающего слова как от хозяйки дома и супруги полковника. В маленьких военных городках очень часто служебное положение мужей накладывает определенный отпечаток и на деятельность их жен. Лоре Вернер прекрасно знала это
