– А почему?
– Ну, после того как умерла Веда, по поселку поползли слухи, что по ночам в саду появляется ее призрак. И даже нашлись такие, которые вроде даже не раз его видели.
– Я так и знал, что все именно этим и закончится, – воскликнул Валентин. – Я же говорил, что чувствую это всеми фибрами своей тонкой, поэтической души.
– Валь, прекрати паясничать, – усмехнулась Олеся. – И что же дальше? – спросила она у Тимофея. – Что вы можете об этом сказать?
– Я ничего не могу сказать, потому что сам я ни разу не видел никаких призраков, хоть и живу здесь постоянно. А вообще-то разговоры о необычности этого дома – они с давних пор по поселку ходят, только... В общем, началось все очень давно, еще с послереволюционных времен.
– В каком смысле? – не поняла Олеся.
– Когда в семнадцатом году произошла революция, большинство дворянских семей эмигрировали за границу, а их дома красные командиры превратили в свои штабы или вообще в казармы для вояк, которые еще вчера в лаптях бегали, да коровам хвосты крутили. Как только эти, по сути своей безграмотные люди получили власть и дозволение делать все, что вздумается, естественно, начался настоящий хаос. Мародерством тогда промышляли все, кому не лень. Добро, что оставалось в домах бывшего дворянства, конечно же растащили, а что не удалось унести, просто ломали или прямо на улице жгли в кострах, чтобы погреться. В огонь бросали все, что для них не представляло ценности, а это были картины и книги.
– Господи, какое варварство! – нахмурилась Олеся.
– Что же здесь удивительного? – усмехнулся Тимофей. – К власти пришли вчерашние пастухи и кухарки. Много бед наделала революция с Россией-матушкой, тем, кому это смутное время досталось, пережить пришлось немало. Потом Вторая мировая война тоже свою лепту внесла. Да и вам время тоже не слишком сахарное досталось. Эта перестройка вообще всю страну на куски порвала, больно смотреть на все, что вокруг творится.
– Во дает, он даже про перестройку знает! – еле слышно проворчал Валентин.
– А почему же я не должен про нее знать, молодой человек? – спросил старик, с усмешкой глядя на Валю.
– Блин, я в шоке! – ахнул тот. – Что за уши у вас такие?
– Обыкновенные! А ты думал, если мне девяносто лет, то я должен быть глухим, как тетерев, слепым, как крот, и глупым, как дебил?
– Нет, я ничего такого не думал, – растерялся Валентин. – Просто вы такой уже старый....
– Со старостью приходит не только дряхлость, но еще и мудрость.
– Простите, – буркнул Валя. – Я идиот.
– Ну-ну, молодой человек, о себе нельзя говорить такие вещи, наши мысли и слова материальны.
– Мне очень неудобно нарушать вашу «идиллию», но хотелось бы послушать дальнейший рассказ об этом доме, – влезла в разговор Олеся. – Что было дальше? – спросила она у Тимофея.
– На чем я остановился? – задумался тот.
– На том, что все дома дворян заняли кухарки с пастухами, все добро растащили, а картины с книгами пожгли, – подсказал Валентин.
– Да, именно так и было, а вот этот дом, в котором мы сейчас с вами находимся, и саму усадьбу сия участь миновала, – продолжил свой рассказ старик. – Все почему-то обходили его стороной, что красные, что белые, что зеленые, что анархисты. В то время очень много разноцветных армий появилось. Разобраться, кто за кого и за что воюет, было невозможно, сплошной хаос и неразбериха. Так вот, дом этот все без исключения обходили стороной, – повторил Тимофей. – Как только собирались его, как тогда говорили, экспроприировать, обязательно что-нибудь случалось непредвиденное, и экспроприаторам становилось уже не до этого дома, решение откладывалось до лучших времен. Потом, когда появились колхозы, в этом доме собирались открыть сначала библиотеку, потом клуб, но и этим планам не суждено было сбыться. Во время Отечественной войны многие дома пострадали от бомбежки, а этот стоял, точно заговоренный, ни одной царапины. И потом, уже в наши дни, разные дельцы сюда приезжали, хотели усадьбу выкупить, только и они напрасно старались. Что уж Веда с ними делала, того не знаю, говорю лишь то, чему сам свидетелем был.
– Дом такой старый, но так хорошо сохранился, прямо удивительно, – заметила Олеся. – И, глядя на него, невольно приходит мысль, что без мистики здесь не обошлось, – откровенно призналась она.
– Мистика здесь ни при чем, – улыбнулся Тимофей. – А дом хорошо сохранился по очень простой причине. Семь лет назад один олигарх пригнал сюда целую армию рабочих, чтобы они его отремонтировали. Веда отказалась, не захотела никаких евроремонтов, сказала тогда, что хочет, чтобы дом оставался таким, какой есть. Так этот олигарх нашел специальных мастеров, реставраторов, чтобы они дом от крыши до пола отреставрировали, то есть чтобы все оставалось прежним и в то же время новым. Потом еще три мастера приехали, те уже мебелью занимались. Так что сегодня вы видите дом, каким он был еще до революции, со всем добром, вот и весь секрет. Правда, окна теперь пластиковые, но сделаны на заказ, чтобы выглядели так же, как прежние.
– А что это был за олигарх? – с интересом спросила Олеся.
– Я не знаю его имени, но знаю, что Веда его лечила от какой-то неизлечимой болезни.
– Значит, вылечила, если он ей такой подарок забабахал, – произнес Валентин. – А я что тебе говорил, дорогуша? – посмотрел он на Олесю победным взглядом. – Твоя прабабуля – та еще шту... – запнулся он на полуслове, встретившись со строгим взглядом подруги. – Лечить умела по-настоящему твоя родственница, ма шер, если ей такие подарки делали.
– Так и есть, умела, – согласился Тимофей.
– Небось целое состояние заработала?
– Веда денег никогда ни с кого не брала, – возразил Тимофей. – А люди, чувствуя себя обязанными, кто чем мог, тем и благодарили. Вон, одна состоятельная дама, когда Веда ее сына вылечила, машину подарила, только на ней так никто ни разу и не ездил.
– Да вы что? – возбужденно подпрыгнул Валентин. – И где же она?
– Да вон, в гараже у Ильиничны стоит. Здесь-то никакого гаража и не было никогда, вот и пришлось автомобиль к соседке определить.
– А что за машина?
– Я в современных не очень разбираюсь, какая-то не наша, большая да красивая. Документы на нее с ключами вместе тоже у Ильиничны лежат.
– Да, они у меня, я их тебе завтра отдам, – сказала та, обращаясь к девушке.
– Веда очень смеялась, когда увидела эту машину, и сказала, чтобы забирали обратно, мол, куда мне, старухе, такая, – продолжал рассказывать Тимофей. – Только тот продавец, что пригнал ее, очень сильно испугался. Сказал, что, если он не выполнит поручения, его с работы уволят. Короче говоря, уговорил он Веду расписаться в какой-то бумаге, бросил ключи и бегом отсюда убежал, чтоб, не дай бог, ему машину не вернули. Да, много всяких подобных случаев было, всего и не упомнишь, – усмехнулся он.
– А Веда так всегда здесь и жила? – спросила Олеся.
– Да, здесь и жила! В семнадцатом году, когда грянула революция, меня тогда еще и на свете не было, а ей всего двенадцать лет исполнилось, и им с матерью просто некуда было уходить отсюда. Тот дом, что в городе у них был, красноармейцы заняли, штаб там свой разместили, и кроме этой усадьбы у них из жилья больше ничего не осталось. Все родственники уехали, а они остались, потому что не могли, да и не хотели уезжать без Александра Сергеевича.
– Александр Сергеевич – это кто?
– Отец Веды, – ответил Тимофей. – Он был офицером царской армии, и конечно же, человеком чести. Он, как и большинство других офицеров, преданных царю и отечеству, встал в ряды царской армии. Он погиб в девятнадцатом году, и Веда с матерью вообще одни остались, без какой-либо поддержки. С ними еще была няня Веды, с которой впоследствии она и осталась.
– Дедушка никогда мне рассказывал, что его родной дед был офицером царской армии.
– О таких вещах молчать было принято, особенно в довоенное и послевоенное время. За это можно было в тюрьму угодить и никогда оттуда не выйти.
– Сейчас, наоборот, все этим бравируют, если вдруг выясняют, и дед мог спокойно мне об этом
