– Останови их! – закричал он. – Закрой ворота, не пропускай их больше!
Он руками перегородил проход, пинал стоящих перед ним коров.
– Гарри, черт тебя побери, закрывай ворота! – кричал он.
Быки стеной надвигались на него. Сзади напирали другие, Шон их сдерживал, и животные испугались. Один попытался перепрыгнуть через ограду. Он качнул головой, и рогом зацепил Шона около ребер, разорвав рубашку.
Шон слышал, как закрыли ворота, преграждая доступ к чанам, потом почувствовал, как руки Замы вытаскивают его из мешанины рогов и копыт. Два пастуха помогли перетащить его через ограду, и Шон вырвался от них, едва только встал на землю.
– Пошли! – приказал он и побежал к своей лошади.
– Нкози, у тебя кровь.
Рубашка Шона на груди промокла от крови, но он не чувствовал боли. Животным, которые успели побывать в чане, теперь приходилось тяжко. Они бегали по краалю и жалобно мычали; одна корова упала, потом встала, но ее ноги так дрожали, что стояла она с трудом.
– Река! – закричал Шон. – Гоните их в реку! Попробуем смыть раствор. Зама, открывай ворота.
Бабуинов ручей находился в миле от поместья. Один бык издох раньше, чем они выгнали стадо из крааля, еще десять погибли, не дойдя до реки. Умирали они мучительно, содрогаясь всем телом и закатывая глаза.
Шон загнал уцелевших в поток. Вода была чистой, и раствор с каждого животного сходил темно- коричневым облаком.
– Стойте здесь. Не позволяйте им выходить из воды.
Шон направил лошадь к противоположному берегу, где бык пытался подняться на берег.
– Нкози, один тонет, – крикнул Н’дути, и Шон посмотрел через реку. Молодой бык дергался в конвульсиях на мелком месте – голова его оставалась под поверхностью, ноги били по воде.
Шон соскочил с лошади и вброд пошел к быку. Вода доходила ему до подмышек. Он пытался держать голову животного над водой и вытащить быка на берег.
– Помоги мне, Н’дути! – крикнул он, и зулус вошел в воду. Но задача была неразрешимой – бык то и дело утягивал их под воду. И к тому времени как они вытащили его на берег, он был уже мертв.
Шон сел в грязь рядом с тушей быка – он устал, легкие болели от попавшей в них воды.
– Выведи их, Зама, – с трудом сказал он. Уцелевшие животные стояли на мели или бесцельно плавали кругами. – Сколько? – спросил Шон. – Сколько погибло?
– Еще двое, пока ты был в воде. Всего тринадцать, нкози.
– Где моя лошадь?
– Убежала, я ее отпустил. Она придет домой.
Шон кивнул.
– Отведи их всех в загон для больных. Нужно несколько дней следить за ними.
Шон встал и пошел назад, к чану. Гаррик исчез, основное стадо еще находилось в краале. Шон открыл ворота и выпустил животных.
Ему стало лучше, но вместе с силами вернулись гнев и чувство ненависти. Он пошел по дороге к ферме. Сапоги его скрипели на гравии, и с каждым шагом он все сильнее ненавидел Гаррика. Гаррик готовил раствор, Гаррик убил его скот, и Шон ненавидел его за это. Начав подниматься по склону к дому, он увидел во дворе Гаррика. Гаррик тоже увидел его – он исчез на кухне, и Шон сорвался на бег. Он пробежал через кухню, едва не сбив с ног одного из слуг.
– Гаррик, будь ты проклят! Где ты?
Он обыскал дом, сначала бегло, потом тщательно. Гаррик исчез, но окно их спальни было открыто, и на подоконнике остался грязный отпечаток ноги.
– Проклятый трус! – закричал Шон и выбрался из окна вслед за братом. Постоял секунду, поворачивая голову из стороны в сторону, сжимая и разжимая кулаки.
– Я тебя найду! – крикнул он. – Найду, где бы ты ни спрятался!
Он пошел к конюшне и на полпути заметил, что дверь в молочную закрыта. Попробовал открыть и обнаружил, что она заперта изнутри. Шон попятился и с разбегу ударил плечом. Замок разлетелся, и дверь открылась. Шон влетел в помещение и затормозил у дальней стены. Гаррик пытался вылезть в окно, но оно было маленькое – и высоко. Шон схватил его за штаны и стащил вниз.
– Что ты сделал с раствором, а? Что ты с ним сделал? – кричал он в лицо Гаррику.
– Я не хотел. Я не знал, что это их убьет.
– Скажи, что ты сделал.
Шон держал Гаррика за воротник и тащил к двери.
– Я ничего не сделал. Честно, я не знаю.
– Я все равно выбью из тебя, так что говори.
– Пожалуйста, Шон… я не знаю.
Шон прижал Гаррика к двери и держал левой рукой, а правую со стиснутым кулаком отвел назад.
– Нет, Шон. Пожалуйста, не надо.
И гнев неожиданно оставил Шона, руки у него опустились.
– Хорошо, просто расскажи, что ты делал, – холодно сказал он.
Гнев исчез, но ненависть осталась.
– Было уже поздно, и я устал, и нога болела, – шептал Гаррик, – а нужно было наполнить еще четыре чана, а я знал, что ты проверишь, все ли бочки пусты, и было поздно… и…
– И что?
– И я вылил весь раствор в один чан… но я не знал, что это их убьет, правда, не знал…
Шон повернулся к нему спиной и медленно пошел к дому. Гаррик захромал следом.
– Прости, Шон, я правда не знал…
Шон первым вошел на кухню и захлопнул дверь у брата перед носом. Прошел в кабинет Уэйта. Снял с полки тяжелую, в кожаном переплете, книгу учета поголовья и отнес на стол.
Раскрыл книгу, взял перо и окунул в чернильницу. Несколько мгновений смотрел на страницу, потом в колонке «падеж» написал «13», потом – «отравление раствором». Он с такой силой нажимал на перо, что оно царапало страницу.
Весь остаток дня у Шона и пастухов ушел на то, чтобы опустошить чан, наполнить его чистой водой и добавить свежего раствора. Гаррика он видел только за едой и не разговаривал с ним.
Назавтра было воскресенье. Гаррик уехал в город рано, потому что церковная служба начиналась в восемь. Когда он уехал, Шон начал приготовления. Он побрился, приблизившись к зеркалу, подправил бачки и сбрил волосы с остальной части лица, так что кожа стала гладкой и свежей. Потом пошел в спальню родителей и взял щедрую порцию отцовского бриллиантина, но не забыл тщательно закрыть крышку и поставить бутылочку точно на прежнее место. Втер бриллиантин в волосы и одобрительно принюхался. Потом расчесал волосы щеткой Уэйта с серебряной ручкой, разделив их прямым пробором. Потом свежая рубашка, брюки, которые он надевал только раз, ботинки, блестящие, как его волосы, – и Шон был готов.
Часы на каминной полке в гостиной убеждали, что он поторопился. Точнее, до свидания с Энн оставалось еще два часа. Сейчас восемь, служба в церкви окончится не раньше девяти, и пройдет еще час, прежде чем она сумеет сбежать от семьи и явиться на место встречи у водопадов. Шон уселся ждать. Он прочел последний номер «Фермера Наталя», читанный, однако, уже трижды, – ведь номер был месячной давности, и теперь даже отличная статья о желудочных паразитах коров и овец утратила для него интерес. Шон отвлекся.
Он думал о предстоящем дне и чувствовал знакомое напряжение в паху. Ощущалоь оно несколько иначе – брюки были облегающие.
Фантазия его рассеялась – Шон был деятель, а не мечтатель. Он прошел на кухню и взял у Джозефа чашку кофе. Когда с кофе было покончено, оставался еще целый час.
– К дьяволу! – сказал Шон и подозвал лошадь.
Он поднялся на откос, пустив лошадь наискось по склону, и наверху спешился, позволив лошади передохнуть. Сегодня он видел за равниной реку Тугелу – она была похожа на темно-зеленый пояс. Он мог
