До этого момента делами флота отец интересовался мало. Теперь же, когда ответственность легла на его плечи, он по-хозяйски примеривался, как флот сможет противостоять атомным зарядам и ракетам.
Следующая встреча с военными моряками предстояла на главной базе Тихоокеанского флота во Владивостоке. 17 октября отец отбыл на крейсере «Калинин» на показательные учения. День выдался напряженный. Прошли корабельные стрельбы, эсминцы перехватили «вражескую» подводную лодку, из-за дымовой завесы торпедные катера провели лихую атаку крейсера. Правда, торпеды прошли мимо. Показали еще много интересного и поучительного. Наконец маневры закончились, пришло время подводить итоги.
Поблагодарив команду, отец прошел в адмиральский салон, за его спиной толпились военачальники. Когда все расселись, последовал разнос. Я остановлюсь только на основных моментах. Он считал, что продемонстрированные приемы боя не соответствуют новым условиям, возникшим с появлением ракетно- ядерного оружия. Сегодня адмиралы на учениях приходят в восторг, наблюдая за хорошо отрепетированным спектаклем, и не отдают себе отчета в том, что, случись столкновение с реальным противником, произойдет катастрофа, не останется и следа ни от людей, ни от кораблей.
Подверг отец критике и скученность флота на главной базе в бухте Золотой Рог. Аргументы он приводил те же, что и в Порт-Артуре. Выводы же звучали еще резче. Он посоветовал, а точнее, приказал рассредоточить корабли по различным портам Охотского моря, Сахалина и Камчатки. Он ссылался на собственный опыт. В Киевском военном округе они перед войной рассредоточили самолеты по полевым аэродромам и почти не имели потерь на земле, а соседей в Белоруссии, оставивших авиацию на основных базах, разгромили в пух и прах.
Последний тезис особых возражений не вызвал, и вскоре корабли разбрелись по отдаленным портам. Это вызвало серьезные проблемы со снабжением, ведь практически все склады остались на главной базе. Роптали моряки: из шумного Владивостока, столицы Приморья, пришлось перебираться в глушь, в бесквартирье.
Заявление же отца о неготовности флота к современной войне привело в ярость адмирала Кузнецова. Он воспринял это как пощечину, стал резко возражать. Смелости ему было не занимать, свою точку зрения он привык отстаивать до конца, не пасовал ни перед кем. В свое время после одного из разговоров со Сталиным его даже понизили в звании, но и после этого он не стал осторожнее. У отца накопился немалый опыт общения с военными, он не сомневался в своей правоте, и ссылка на его некомпетентность в морских делах только подстегнула его. Согласившись, что военно-морскому искусству он не обучен, отец тут же возразил: если и неспециалист видит несуразность происходящего, то как окончившие академии адмиралы не замечают очевидных вещей?
Каждая из сторон осталась при своем мнении. Кузнецов расстроился: демонстрация мощи и выучки Военно-морского флота высшему руководству задумывалась как стратегическая операция. В Президиуме ЦК предстояло обсуждение кораблестроительной программы. В нее адмирал вложил всю свою душу. В результате ее реализации наша страна выходила со своими крейсерами и первенцем-авианосцем на океанские просторы. Кузнецов знал, что отец старается зажать каждую копейку и для получения миллиардов потребуются весьма серьезные аргументы.
Хочу вспомнить немного предысторию. Генералиссимусу Сталину очень хотелось превратить Советский Союз в великую военно-морскую державу, владычицу морей. Возможно, ему не давали спокойно спать лавры Петра I. Строительство крупных кораблей началось еще до войны, но в 1941 году программу свернули: николаевские верфи достались немцам, ленинградские оказались в блокаде. Война убедительно показала: для такой континентальной державы, как наша, в оборонительной войне Военно-морской флот выполняет вспомогательную функцию. В течение всех четырех лет войны в крупных морских сражениях наши моряки не участвовали ни разу.
Тем не менее сразу после войны, несмотря на разруху, возобновились работы по достройке законсервированных крейсеров. Сталин не жалел средств: закладывали новые тяжелые крейсеры, стали поговаривать об авианосце. И это тогда, когда наши бывшие союзники действовали совершенно иначе. Накопив немалый опыт войны на море, особенно в Тихом океане, и американцы, и англичане разуверились в значимости крупных артиллерийских кораблей. Они решили впредь подобные корабли не закладывать, а большую часть уже построенных поставить на консервацию.
У нас же на черноморских, балтийских, северных и дальневосточных верфях работа кипела днем и ночью. Один за другим спускались на воду и выстраивались у достроечной стенки новые, но, к сожалению, еще до рождения устаревшие бронированные коробки. На них монтировали двенадцати— и шестнадцатидюймовые пушки главного калибра, зенитные автоматы, торпедные аппараты, дальномеры.
К середине 1950-х годов первый этап сталинской программы близился к завершению.
Новому руководству моряки представляли предложения, реализация которых обеспечивала выход нашего флота на океанские просторы. Дело казалось решенным. По всей стране легендарный адмирал Ушаков предрекал с экрана славную судьбу флоту Российскому. Фильм сделали по личному заказу Сталина. О возможности пересмотра предначертаний вождя военные и не помышляли.
Рассмотрение новой программы на Президиуме ЦК началось как обычно. Все документы разослали предварительно, с ними, при желании, могли ознакомиться участники заседания. В подробных справках приводилась конкретная информация: что, когда и где предполагается построить, насколько возрастет боевая мощь флота, во что все это удовольствие обойдется. Вопрос заранее утрясли со всеми заинтересованными ведомствами, под документом стояли все нужные подписи, оставалось только утвердить.
В те годы на заседание Президиума ЦК, по традиции проводившееся в четверг после обеда, выносилось семьдесят-восемьдесят вопросов. От крупных, как на сей раз, до мелких, связанных с различными назначениями и перемещениями чиновников. Естественно, не то что обсудить, даже задать вопрос порой не удавалось. Рассылаемые материалы читали тоже далеко не все, чаще полагались на авторитет и знания экспертов.
Хотя на заседании Президиума ЦК вопросу уделялись считанные минуты, готовился он всегда тщательно и, я бы сказал, скрупулезно. Сначала над ним корпел автор проекта, оттачивая формулировки, многократно пересчитывая балансы, подгоняя в пухлых приложениях сроки выполнения этапов работ многочисленными участниками. Ведь тут расписывалось все до мелочей. Упустишь — пеняй на себя, наломаешься, пока уговоришь (если уговоришь) упущенное при подготовке документа ведомство. Ведь все перегружены, у всех работы выше головы, никто не может и не хочет принимать дополнительные задания.
Потом наступала пора согласований. Каждый участник работ норовил срезать объем, растянуть сроки, но вписать премии, строительство жилья. «Сено-солому», как это называлось на чиновничьем жаргоне.
Тут шла битва не на жизнь, а на смерть. Сначала до изнеможения спорили директора предприятий; затем нерешенные вопросы уходили в министерства. Там согласование продвигалось со ступеньки на ступеньку, пока проект постановления не попадал в кабинет министра.
Все, о чем не договорились, уходило в Совет министров. За кремлевские стены, в святая святых — Военно-промышленную комиссию. Ее председателя Дмитрия Федоровича Устинова боялись больше, чем Председателя Совета министров. Не только боялись, но и уважали за напор, настойчивость в достижении поставленных целей. Именно здесь, в тиши кремлевских кабинетов, и разворачивались главные сражения, теперь уламывали министров. Они люди опытные, тертые — с ними труднее всего.
Вспоминается любимый прием Устинова, к нему он прибегал в критической ситуации — запирал собравшихся начальников разных рангов в своем кабинете со словами: «Отсюда не уйдете, пока не завизируете».
Эффект, как правило, получался положительный. Ведь каждый владел своей отраслью, отлично знал, что можно выполнить легко, что потребует напряженной работы, а что невыполнимо. Последнее встречалось крайне редко. Составлявшие проект документа отлично знали возможности своих смежников. Обычно министр торговался по-базарному в надежде хоть что-нибудь скостить, а убедившись в непробиваемости позиции оппонента, брался за ручку с золотым пером — визировал.
Дальше следовали визы отдела ЦК. Там тоже не обходилось без бурных дебатов — теперь
