революционером, нашим идеологическим союзником. У венгров же гибель Петефи вызывала совсем иные, антирусские ассоциации.
Если бы в Венгрию поехал сам отец, многое могло повернуться иначе. Мне представляется, что он отыскал бы ниточку, за которую следовало дернуть, чтобы остановить сползание к краю. Он бы четко обозначил грань, за которой наше вооруженное вмешательство неминуемо. Тем самым он предостерег бы Имре Надя и предотвратил кровопролитие. Так, как это было в Польше. Нашел же он общий язык с Гомулкой, нашел бы и с Надем Имре. В такие острые моменты так много зависит от личности. Но прошлого не воротить.
Надежды отца не сбылись. Имре Надь не проявил решительности, не смог овладеть положением. Или не хотел? Думаю, именно не смог. По своей природе человек мягкий и интеллигентный, он старался примирить непримиримое, отвергал саму возможность применения силы. Нельзя не отметить, что и у него не было запаса времени. В отличие от Гомулки, он пришел к власти не в преддверии событий, а на их гребне. Во многом ему приходилось всего лишь констатировать происшедшее.
«…Надь Имре. Этот человек шел за толпой, опирался главным образом на молодых мальчишек… Так докладывали наши люди. Тогда туда ездили Микоян и Суслов, ездили и другие наши работники.
Анастас Иванович Микоян рассказывал:
— Я пришел к Надь Имре. Начали беседу. Вдруг влетает группа молодых мальчиков, гимназисты. Все вооруженные. Докладывают Надь Имре, что они то-то делают, то-то сделали, то-то будут делать. Приходили за оружием и другие. Одним словом, молодое поколение из средних учебных заведений, собственно, служило опорой Надь Имре», — так запомнились отцу события тех дней.
Вероятно, его оценка верна. Ведь именно эти, как говорит отец, молодые люди привели к власти нового премьера, и они рассчитывали, что он последует за ними, а Анастас Иванович не смог переломить ситуацию.
Я много раз задавался вопросом, почему отец по первому зову кинулся в Варшаву, а в Венгрию не поехал? Без сомнения, при той непростой расстановке сил в Президиуме ЦК, сложившейся после XX съезда, отец старался поравнее распределить ответственность за принимаемые решения. С одной стороны, чтобы его не обвинили в выпячивании своей фигуры, с другой — он не желал все грехи взваливать на свои плечи. Старался соблюсти баланс. Но главное, я думаю, он недооценил опасности нарастания событий. Доклады из Будапешта, в отличие от панического призыва посла в Польше, не предвещали столь страшных потрясений. На первых порах казалось, что правительство Имре Надя, наладив тесный контакт с советскими эмиссарами, сможет овладеть положением.
В ночь на 25 октября советская армия наконец вмешалась в события, но действовала она не в одиночестве, а вместе с венграми. Еще сохранялась возможность направить поток в безопасное русло. Именно в безопасное. О нейтральной Венгрии, стоящей вне пактов, а тем более о Венгрии, уходящей на Запад, в НАТО, в тот период острого противостояния двух лагерей могли говорить только политические авантюристы.
А как происшедшие события подавались советским людям? Газета «Правда» сообщала: «По приказу Совета министров Венгерской Народной Республики венгерская армия, внутренние войска и вооруженные рабочие отряды с помощью советских войск в ночь на 25 октября ликвидировали контрреволюционный путч.
Контрреволюционные силы разбиты! Однако в некоторых местах еще продолжают действовать мелкие вооруженные группы…»
В тот же день Янош Кадар сменил Эрне Герэ на посту Первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся.
В своем заявлении премьер Имре Надь успокаивал народ. Он обещал, что после установления порядка будет созвана сессия Государственного собрания, которая рассмотрит программу, «охватывающую важные вопросы, интересующие нацию».
Отец вздохнул с облегчением, но уверенности в том, что все худшее позади, у него не было. Он читал не только газеты. Поэтому в ответ на мою радость по поводу завершения противостояния он только горько усмехнулся и пробурчал, что никому не известно, как там повернутся события. В те дни посольство прислало в Москву альбом с фотографиями: по пустынным будапештским улицам бегут какие-то люди, вооруженные автоматами и винтовками, битое стекло и кирпич на тротуарах, разбитые витрины магазинов. Все настраивало на определенный лад. Отец захватил альбом домой, дал посмотреть всем желающим, но комментировать не стал. И так все ясно.
Остановить сползание к кровопролитию, стабилизировать ситуацию не удалось. События накатывались лавиной, выходили из-под контроля, в том числе из-под контроля Имре Надя. Сегодня трудно сказать, что оказало большее влияние: накаленная обстановка и деструкционное стремление масс, отвергающих старые порядки, стремящихся отомстить за преступления и обиды, или попытки измазанных в крови работников госбезопасности спровоцировать столкновение с советскими войсками, устроить кровавую бойню и под ее прикрытием уйти от ответа.
По крайней мере, закончившееся трагически 25 октября братание на будапештских улицах венгров с советскими солдатами свидетельствует о последнем. У парламента раздались выстрелы, упали убитые и раненые. Кто стрелял, осталось неизвестным. Говорят, что стрельба велась из окон домов. Отцу доложили: вооруженную акцию совершили контрреволюционеры. Среди венгров распространился слух: это дело рук русских, которые, решив схитрить, усыпили бдительность восставшего народа, а затем показали свое истинное лицо.
На следующий день весь Будапешт вышел на улицы. Симпатии сместились — венгерские военные начали примыкать к демонстрантам, стали образовываться новые органы власти: в городах — революционные комитеты, на заводах, по примеру югославов, — рабочие советы. От вчерашних объятий с советскими солдатами не осталось и следа. Народ потребовал вывода оккупационных войск из города.[28]
Оптимистические сообщения в советской печати о том, что 25 октября в Будапеште обстановка нормализовалась и спокойствие нарушается лишь отдельными вылазками отдельных вооруженных лиц, а 27-го вновь организованное под руководством Имре Надя правительство Венгрии объявило амнистию, в результате которой повстанцы в массовом порядке сдаются властям, не вязались с озабоченным видом отца.
С работы он приходил не поздно, как обычно, но гулял молча, на вопросы отвечал неохотно. Только значительно позже он расскажет о своих колебаниях в те дни.
Он думал не только о происходивших сегодня событиях, бился и не мог найти ответ: почему так случилось. Сначала Польша, за ней Венгрия. Вернее, ответ напрашивался сам собой. Он, казалось, лежал на поверхности: во всем виноват Сталин, нарушение ленинских непререкаемых норм. Вернемся к ним, и все уляжется.
Обстоятельства складывались неблагоприятно: венгерское правительство так и не совладало с обстановкой, события бурно нарастали, а декреты за подписью Имре Надя только фиксировали стихийно происшедшие изменения. В день своего сформирования новое руководство заявило, что по просьбе правительства в борьбе принимают участие советские воинские части, расположенные в Будапеште. На следующий день Имре Надь объявил о прекращении огня, пообещал распустить органы госбезопасности и потребовал вывода советских войск из города.
Отец все еще рассчитывал, что рабочий класс Венгрии сам справится с выступлением, как считалось, «немногочисленных контрреволюционных элементов». Такого же мнения придерживался Микоян. Возобладавшее поначалу мнение о применении силы сменилось откатом. Воинские части вышли из города, но расположились в полной боевой готовности неподалеку, на военном аэродроме. Туда же перебрались и московские эмиссары. Ночи Микоян и Суслов проводили в расположении войск, а днем выбирались в Будапешт.
Однако вывод армии из Будапешта ни в коей мере не стабилизировал положение, развитие событий только ускорилось.
30 октября, на следующий день после ухода советских танков, подвергся разгрому Будапештский горком партии. На улицах города стали охотиться за сотрудниками госбезопасности.
Разоренные здания с выломанными дверями и выбитыми стеклами, следы пожаров, лежащие на
