Кончился праздник, погасли елочные огни, отгремела музыка, и на отца навалились будничные заботы. Дела шли далеко не блестяще. Необходимо было найти выход, ту единственную ниточку, дернув за которую, удалось бы запустить хозяйственный механизм. Но нити рвались, завязывались в узлы, клубки проблем…
Отец понимал, как я неоднократно слышал от него в то время, что старая система управления народным хозяйством, расчет на голый энтузиазм рабочего класса, лозунг «догнать и перегнать Америку» ничего уже не дают и дать не смогут. Он лихорадочно искал экономическую схему, способную обеспечить функционирование хозяйственного механизма без окриков сверху. Но реальных результатов по-прежнему не было. Одно он знал твердо: без материальной заинтересованности труженика ничего не выйдет.
Каждый новый шаг не только натыкался на скрытую оппозицию со стороны коллег-идеологов и ученых-экономистов, нужно было преодолеть сопротивление внутри самого себя. Ведь рынок, конкуренция, прибыль были осуждены еще в двадцатых годах, когда было заявлено, что это прямой путь к реставрации капитализма. Как же перешагнуть через такой барьер?…
Но и стоять на месте нельзя, нужно было найти способ, чтобы «накормить, одеть и обуть народ».
С трудом новые непривычные идеи пробивали себе путь. Отец поддержал экономиста Либермана из Харькова, одобрил эксперимент в казахстанском совхозе, где директорствовал Худенко. (Я подробно рассказываю о них в «Реформаторе», первой книге «Трилогии об отце».) К тому времени в его воображении складывались основные контуры экономических преобразований, были даже приняты основные принципиальные решения. Речь шла о предоставлении большей свободы директорам. Предполагалось, что они лучше верхов представляют, что нужно предпринять, чтобы совершить рывок, обогнать соперников, занять лидирующее место в мире. В те годы никто не подозревал, что широкие права распоряжаться чужой собственностью могут привести к обратным результатам, что интересы собственника-государства и облеченного широкими полномочиями директора могут не совпадать, что расширение прав должно быть ограничено дополнительной ответственностью, ответственностью частной собственности, ответственностью распоряжаться своими, а не чужими деньгами. Но это мы знаем сейчас, а тогда казалось, что правильный ответ где-то совсем рядом. Против обыкновения отец на этот раз не спешил, хотелось еще и еще раз проверить закладываемые в фундамент будущей экономики принципы. Ведь на исправление возможных ошибок времени не оставалось, это была его последняя надежда.
Присматривался отец и к опыту других стран. Большое впечатление на него произвели беседы с Тито. Он внимательно приглядывался к опыту югославских друзей, но попробовать применить его у нас не торопился. В 1963 году отец провел почти весь свой отпуск в Югославии, исколесил страну вдоль и поперек, спускался в шахты, посещал заводы и фабрики, говорил с крестьянами. Вывод для себя он сделал неутешительный. «Все устроено так же, как и у нас, только выкрашено в другой цвет», — ответил он на мои расспросы о его впечатлениях от увиденного. К тому же идеологи в один голос твердили, что в Югославии социализм не чистый, отдает сильным капиталистическим душком.
Пока шла подготовка коренной реформы, отец попытался найти сиюминутное решение, позволившее бы улучшить работу народного хозяйства в рамках существующей структуры.
В целях лучшего функционирования системы было принято решение о разделении обкомов на промышленные и сельские.
Соображения, высказанные отцом, были просты: народное хозяйство необыкновенно усложнилось, секретарь обкома, его аппарат не могут одновременно быть специалистами и в промышленности, и в сельском хозяйстве. А значит, нужно создать два параллельных аппарата.
Новый подход, по сути, означал, что в партийном руководстве всех уровней, вплоть до районного, должны сидеть люди, досконально разбирающиеся в любых мелочах.
Другими словами, партии предстояло от руководства вообще перейти к профессиональному управлению, а партийным секретарям всех уровней превратиться в искусных менеджеров. Естественно, чиновники не пришли в восторг от подобной перспективы, понимали, что раньше или позже, скорее раньше, им придется уступить свои места более образованной молодежи. А кому такое придется по нраву?
Руководители всех рангов глухо роптали. Это была последняя реорганизация, осуществленная отцом. Но окончательное решение так и не было найдено…
И все-таки за эти годы многое удалось сдвинуть: развернулось жилищное строительство, поднялась целина, что дало заметную прибавку к урожаю, началось развитие большой химии.
Серьезно изменилось положение и в области внешней политики. Выдвинутый на XX съезде партии тезис о реальной возможности предотвращения войны между странами с разными социальными укладами провозгласил начало новой эпохи в международных отношениях, позволив перейти от бесконечного наращивания вооруженных сил к их сокращению.
Способствовало разрядке и решение проблемы сбалансирования военной мощи Советского Союза и Соединенных Штатов.
В течение многих лет наше руководство жило в кошмаре — американские бомбардировщики могли легко нанести ядерный удар по Советскому Союзу без всякого возмездия. Теперь же, с появлением ракет, обе державы оказались в равном положении. И, как следствие, открылась возможность сокращения вооруженных сил. За короткий срок Советская Армия уменьшилась почти наполовину: с 5,5 до 2,5 миллионов человек. Уменьшился срок действительной службы. Молодые люди вернулись домой, и экономика получила дополнительные рабочие руки.
Предпринятые шаги вызвали недовольство генералитета; военные, казалось им, теряли свои позиции и привилегии. Мириться с таким положением они не хотели. Но отец был непреклонен. Он хорошо знал нравы военных и не намеревался плясать под дудку доморощенных милитаристов. В его понимании в будущем должны были сохраниться лишь минимальные силы взаимного сдерживания, и отцу не терпелось провести эти планы в жизнь: ракетный бум был в самом разгаре, а он уже всерьез ставил вопрос о переводе ряда ракетных заводов на выпуск мирной продукции.
Серьезным успехом стало подписание Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой.
Важные сдвиги произошли и во внутренней жизни страны. Начавшийся на XX съезде процесс разоблачения культа личности Сталина неизбежно перерастал в демократизацию всей нашей системы, всего общественного уклада. Вставал вопрос о новой Конституции. Дело шло медленно, со скрипом, но все-таки шло.
Отца чрезвычайно волновала проблема власти, ее преемственности, создание общественных и государственных гарантий, не допускающих сосредоточения власти в одних руках, и тем более злоупотреблений ею. Одной из ключевых проблем были выборы депутатов трудящихся. Вместо существовавшей системы выдвижения одного кандидата отец предлагал выдвигать нескольких, чтобы люди могли свободно выбрать лучшего — так появлялась реальная зависимость депутатов от избирателей.
В качестве доказательства несовершенства существовавшей избирательной системы он приводил пример с депутатом Верховного Совета СССР писательницей Вандой Львовной Василевской. Отец высоко ценил ее творчество и общественную деятельность. Она часто бывала у нас в доме. Теплые отношения сохранились еще с войны. В 1939 году Ванда Львовна, дочь крупного государственного деятеля буржуазной Польши, пришла в освобожденный Львов и навсегда связала свою судьбу с нашей страной. Во время войны она вместе с мужем, известным драматургом Александром Корнейчуком, часто бывала в войсках, встречалась с отцом в Сталинграде, на Курской дуге. Но как депутат она… ничего не делала. Причем настолько демонстративно, что украинские власти, опасаясь неприятностей, в очередной избирательной кампании каждый раз отводили ей новый избирательный округ, подальше от предыдущего. Там, где ее как депутата еще не знали…
— Разве так можно! — возмущался отец. — Какие это депутаты! Кого подсовывают, того и выбирай!
Однако изменить порочную систему ему было не суждено. Времени для этого не оставалось.
В рамках работы над новой Конституцией обсуждался и вопрос установления такого регламента работы Советов, при котором они реально могли бы контролировать жизнь в своих регионах. Ставилась задача придания им большего авторитета и передачи полноты власти. В одном из вариантов рассматривалась возможность перехода к непрерывной работе Советов, как это принято в парламентах западных стран.
