Западноевропейская поэзия XX века

разбужен в каждом слоге,
опять дышу апрелем,
и роза — свет мой строгий.

Когда была ты рядом,
все было — восхожденьем,
итогом, верным ладом,
нелживым наслажденьем.

Любовь, как башня, встала
в пустынной этой были,
вся — трепет от подвала
до флюгера на шпиле.

Пусть на руинах вьется
трава, но так знакомо —
смотреть со дна колодца
на завитки подъема.

Я — пища для былого.
Хоть и под новым небом
заговорило слово, —
я без былого — небыль.

Не тусклая оглядка,
не сонное занятье, —
оно двукратно сладко
в немеркнущем объятье.

Все достается ветру.
Но я люблю. Тоскую.
Слова, несите к свету
любовь мою живую!

СМЕРТЬ И МОЛОДОСТЬ Перевод П. Грушко

Жизнь молодая была —
как бесконечная милость,
юным бессмертьем богов
гордо в движеньях струилась,
просто и трудно текла,
тропы и улицы полня,
в неомрачимую даль,
в светлые площади полдня.
Сплавил единый сюжет
будущее с настоящим,
чистых страниц белизна
чудом дразнила манящим.
Но незаметно
          рука
мрака бесплодного вяло
вывела свой приговор.
Все прервалось и пропало,
смерклось во мраке глухом,
в неощутимых тенетах,
в тесном безмолвье, в земле,
в самых ничейных пустотах…
Юность — соблазн для слепых
лезвий!.. Вы скажете — дико!
Хуже, — бессмыслица, бред.
Низость от веку безлика…

СМЕРТЬ БАШМАКОВ Перевод П. Грушко

Скоро им конец наступит!
Словно слуги-христиане,
верно мне они служили,
без надежд на состраданье.

Угождали господину,
постаревшему в дороге
и готовому покоем
душу наградить и ноги.

Эти мудрые подошвы
пять за пядью изучили
путь по чавкающей топи,