Там его уже ожидала Грантайре, сидя на стуле и чинно, словно пай-девочка, положив руки на стол. Лайам, стараясь на нее не смотреть, буркнул слова приветствия и бочком протиснулся к печке. Сделав заказ, он плеснул на лицо пару горстей теплой воды из кувшина, потом открыл печь и стал доставать завтрак. Он был нехитрым — две чашки кофе с молоком (для него и для Грантайре), чашка с черным кофе (для Фануила) и тарелка со сладкими торквейскими булочками (для всех, кто пожелает). Дракончик легко вспрыгнул на стол и склонился над ароматным напитком.
— Доброе утро, — сказала Грантайре и улыбнулась. Серый кот встал с ее колен и потянулся мордочкой к посудине Фануила. Кот осторожно принюхался, исследуя непонятный запах. Дракончик скосил глаза на хозяина.
— М-м-м… — промычал Лайам с набитым ртом. Проглотив сладкую сдобу, он обратился к гостье: — Может быть, вашему любимцу тоже хочется есть? Что он предпочитает на завтрак? Дохлых мышей? Крыс? Воробьиные потроха? — Не то чтобы Лайам недолюбливал кошек, ему просто не слишком нравился их рацион.
— Хватит с него и молока.
Проглотив еще одну булочку, Лайам вернулся к печке, достал из нее блюдечко молока и поставил на стол. Кот тут же потерял интерес к действиям Фануила, и уродец вновь склонился над горячим напитком, с наслаждением вдыхая его аромат.
— Что это у него в чашке? — поинтересовалась Грантайре.
— То же, что и у нас, только без молока, — пояснил Лайам. — Это кофе. Его пьет половина мира, правда, не та, к какой принадлежит Таралон. Хотите, я приготовлю вам чашечку без молока?
Волшебница покачала головой и потянулась за сдобой.
— Нет, хорошо и так. И запах очень приятный.
Девочка сделалась удивительно вежливой, правда, это могло быть совсем и не связано с тем, что случилось вчера. Впрочем, она вообще никак не давала понять, что придает вчерашнему какое-либо значение.
Какое-то время они просто сидели и ели. Лайам запихивал булочки в рот целиком, а гостья разламывала их на маленькие кусочки. Насытившись, Лайам откинулся на спинку стула и занялся своим кофе, время от времени поглядывая на Грантайре. Она не переменила платья, и плечи ее опять были открыты — такие белые, гладкие и, скорее всего, прохладные, если их коснуться рукой… или губами… «Наверное, мне все-таки стоило ее поцеловать? — подумал Лайам. — А что было бы дальше?» Он попытался представить, что было бы дальше, и воображение услужливо нарисовало ему целую вереницу соблазнительных перспектив.
— Эй, Ренфорд, — неожиданно сказала Грантайре и помахала рукой у него перед лицом. — О чем это вы размечтались?
Вопрос мог и не содержать никакого намека. Скорее всего, гостья хотела указать хозяину, что тот льет кофе себе на рубашку, но Лайам вздрогнул, как вор, застигнутый с чужими вещами.
— Простите, — пробормотал он и опустил глаза, пряча смущение на дне своей чашки. Подыскивая какую-нибудь нейтральную тему для разговора, Лайам вдруг вспомнил о Дезидерии. — Я скоро уеду в город, — сказал он, — но прежде мне нужно с вами кое-что обсудить…
— Я вся внимание, — тут же откликнулась Грантайре.
— Речь пойдет о чужаке-чародее… Вы утверждаете, что воровство не в его духе, так?
— Да. Он слишком спесив для кражи.
— А для скупки краденого?
Заметив недоумение, мелькнувшее в глазах Грантайре, Лайам пустился в объяснения:
— Видите ли, камешек Присцианов — вещь, не очень удобная для того, кто возмечтал бы с его помощью обогатиться. Что похититель собирается с ним сделать? Кому намеревается сбыть? Загадка. Никто в Саузварке не имеет таких капиталов, да никому и в голову не придет эту штуку купить. А чародей — дело другое. Вор может предположить, что у него имеются денежки или, по крайней мере, что он сумеет нужную сумму собрать.
— И что же? — Грантайре словно совсем позабыла, как кто-то только что пялился на нее, и Лайам не знал, радоваться ли ему по этому поводу или, наоборот, огорчаться.
— А то, что похититель может надумать продать реликвию чародею. Предположение, конечно, шаткое, я и сам это знаю. Этот камень легче всего сбыть где-нибудь вдалеке — в Торквее, Харкоуте или даже во Фрипорте. Однако ведь здешние воры не семи пядей во лбу. И потом, им ни к чему соваться в чужие владения. А чародей — фигура приметная, особенно в таких маленьких городках, как Саузварк. И камень достался семье Присцианов от мага. Конечно, Эйрин умер очень давно, но легенды живучи. Поэтому я и подумал, что вор вполне может обратиться к вашему Дезидерию с предложением этот камень купить. А ваш Дезидерий вполне может этим предложением заинтересоваться.
— Вы что-то уже раскопали? — спросила с подозрением Грантайре.
— Очень немногое, — уклонился от прямого ответа Лайам. — Но кое-какие ниточки ведут к чужаку, и следствие в очень скором времени должно им вплотную заняться. А поскольку я иногда помогаю своему приятелю — начальнику местной стражи, то… Короче, мне хотелось спросить, насколько этот пришелец опасен и чего мы оба — и я, и вы — можем от него ожидать? Иными словами, мне хотелось бы знать, должен ли я уклоняться от встречи с заезжим магом, или, наоборот, мне следует самому пойти на контакт?
Грантайре обдумала его слова, легонько покусывая кончик длинного пальца.
— Не могу сказать наверняка, — ответила она наконец. — Я не знаю, зачем он сюда приехал. Если он ищет вас, то непременно найдет. Ни для кого не секрет, где вы обитаете.
— В этом случае, будьте уверены, я ни словом о вас не обмолвлюсь.
— Конечно, — рассеянно кивнула Грантайре, словно считала это само собой разумеющимся. — Он не должен узнать, что я здесь. Впрочем, если вы явитесь к нему сами, то, возможно, спутаете все его планы. Тот, кого застают врасплох, думает не об атаке, а о защите. Если он хочет что-то с вас получить, ему придется умерить свои аппетиты…
— А если он ищет вас, я сумею направить его по ложному следу.
— Да, только действуйте осторожно. Дезидерий очень хитер. Правда, если знаешь, где находится враг, он становится вполовину меньше опасен. А вы ведь уже знаете, где он находится, так?
Лайам почувствовал, что краснеет, и мысленно чертыхнулся. В последнее время он только и делает, что цветет, как майская роза.
— Вообще-то, пока еще нет. Но люди эдила уже его ищут, и вряд ли их поиск затянется.
— Пожалуй, вы правы. Легко найти того, кто не скрывается, а Дезидерию прятаться вроде бы ни к чему.
Разговор оборвался. Лайам встал и, собрав со стола посуду, засунул ее в печь. Покончив с приборкой, он шумно вздохнул и сказал:
— Большую часть дня мне придется пробыть в городе, но если госпожа Присциан что-то для вас отыщет, я пришлю сообщение с Фануилом.
Грантайре только кивнула.
Через какое-то время — уже на пути в Саузварк — Лайам попытался прикинуть, какие дела его ожидают. Сначала — в девять — встреча у галереи писцов, потом ему надо наведаться к госпоже Присциан, затем у него на очереди лорд Окхэм и Кэвуд. Необходимо также повидаться с эдилом, а еще — заглянуть к Ульдерику, впрочем, он пока не решил, так ли уж нужен ему этот визит.
Дуэлей Лайам не одобрял, и вовсе не по моральным соображениям, а потому, что практика боя никакой справедливости в себе не несла. Все поединки по сути являлись узаконенным видом расправы. Сильный расправлялся со слабым, быстрый с медлительным, ловкий с неповоротливым. Поле чести вовсе не давало гарантий, что победит тот, кто прав.
Конечно, Квэтвел бросил в лицо графу серьезные оскорбления. Но молодой барон был попросту пьян. И тут же за свои слова поплатился. Лайам болезненно передернулся, припомнив чмокающий звук, которым сопровождался удар. Кровь пролилась, оскорбление смыто, ход оставался за Квэтвелом, а граф мог спокойно уйти.
