правитель просто обязан сводить к минимуму скандалы подобного рода, чтобы они не подрывали доверие к власти. Веспасиан — мудрый правитель. Он поступает верно, хотя и не лучшим образом.
С этой мыслью Лайам уснул и спал крепко, без сновидений.
Утром разбудившие его стражники вели себя тише воды, ниже травы. Один принес завтрак — горячую кашу, сок, свежий хлеб, он терпеливо ждал, когда койка освободится и можно будет поставить поднос. Второй втащил в камеру умывальник — с мылом, полотенцем, бритвой и тазиком горячей воды.
Не нужно ли господину чего-то еще? Лайам расхохотался.
— Что, ветер переменился, а? — Увидев, как испуганно съежились недавние грубияны, он смилостивился. — Ну, будет-будет. Мне нужно во что-то переодеться — и все.
Стражи, толкаясь, выскочили за дверь.
— Похоже, нас все-таки оправдают, — сказал Лайам Фануилу, уныло взирающему на кашу и хлеб.
Они сели завтракать, и, когда с едой было покончено, Лайам решил, что пришло время заняться собой. Подсудимый обязан смотреться опрятно, чтобы не подрывать репутации герцогского суда. Он побрился, затем взялся за Фануила. Выкупать дурня не удалось, но мокрая тряпка прошлась по нему основательно. Тут появились стражники с сумками. Лайам небрежным жестом их отпустил. Он умылся, оделся, затем покопался в своих вещах. Все было на месте — кроме «Демонологии» и мечей. Мечи хотелось бы получить, а книгу пусть жгут себе на здоровье.
«И ведь сожгут», — осознал он вдруг. А это чревато. Ему удалось столковаться с герцогом в главном, но не в мелочах. Обвинения в хранении запрещенной книги с него никто не снимал.
— А что, если им вздумается меня высечь?
Лайам помотал головой и усмехнулся.
«Скажи спасибо, что герцог вчера притомился. Он ведь мог и не посчитать, что третий труп в один вечер — это уже перебор».
Заседание суда проходило в главном зале дипенмурского замка — высоком, гулком, увешанном поблекшими от времени знаменами и штандартами. Возглавлял разбирательство сам герцог, рядом с ним, безвольно бросив руки на стол, сидела госпожа Саффиан. Председательница ареопага выглядела совершенно измученной, глаза ее были полуприкрыты. Иоврам и клерки помещались за отдельным столом, к ним притулился Тассо. Для квесторов стола не поставили.
«Нет теперь у них никаких квесторов, — мрачно подумал Лайам. — И эдила нет. И искательницы теней».
Публика, пришедшая почтить своим вниманием заседание, наполовину состояла из солдат и прислуги. Когда в зал ввели Лайама, по рядам побежал шепоток, но герцог, постучав по столу, заставил всех угомониться. Стражники поставили обвиняемого перед судейским столом и на несколько шагов отступили.
— Последним на сегодняшнем заседании слушается дело Лайама Ренфорда из Саузварка, — привычно заголосил Иоврам. — Он обвиняется в двух преступлениях — в хранении запрещенной книги по черной магии и использовании оной книги против эдила Грациана с целью его убийства. Лайам Ренфорд, вам надлежит ответить на вопросы суда!
Заговорил герцог.
— Господин Ренфорд, ясны ли вам обвинения?
— Да, милорд.
— Справедливы ли они?
— Отчасти, милорд. Книга у меня действительно была, но я не использовал ее для убийства и к смерти эдила Грациана никакого отношения не имею.
— Суд соглашается. — Веспасиан говорил словно бы и негромко, но голос его звучал на весь зал. — Однако запрещенная книга все же хранилась у вас. Можете ли вы сказать что-либо в свое оправдание?
«Он все-таки собирается меня высечь», — подумал Лайам.
— Я унаследовал ее от чародея, члена гильдии магов, и не знал, что она является запрещенной. Более того, эта книга оказалась весьма полезной при раскрытии тяжкого преступления, по которому я вел следствие, находясь в должности квестора настоящего ареопага. Смею даже утверждать, что без нее это преступление не было бы раскрыто.
«Что, съели?»
Герцог невозмутимо продолжил:
— Суд повелевает уничтожить упомянутую книгу, и она должна быть немедленно сожжена. Незнание закона не является оправданием. Тем не менее, учитывая ваши заслуги, суд прощает вам этот проступок.
Лайам почувствовал облегчение, но виду не подал.
— Благодарю вас, милорд, — холодно произнес он.
Веспасиан встал, и, хотя смотрел он только на Лайама, слова его были обращены ко всему залу.
— Да будет всем ведомо, что, расследуя, при каких обстоятельствах погиб эдил Грациан, суд обнаружил улики, указывающие на виновность ведьмы Аспатрии, состоявшей на герцогской службе и являвшейся дипенмурской искательницей теней. Суд также выявил, что помогал ей в том квестор Проун из Саузварка с момента его прибытия в Дипенмур. Вышепоименованные квестор и ведьма этой ночью погибли при попытке вызвать демона с целями, суду не известными.
Публика ахнула, но суровый взгляд герцога заставил всех замолчать. Вдова Саффиан, сидевшая доселе недвижно, опустила голову и закрыла лицо руками.
— Да будет также всем ведомо, что суд вполне удостоверился в их вине. Далее, — продолжал после короткого молчания герцог, — узнайте, что сосед и вассал наш граф Райс, урожденный Гальба, подпал под влияние преступницы-ведьмы и последние несколько месяцев был ей полностью подчинен. Мы обнаружили, что вышеупомянутая Аспатрия воспользовалась черной магией, чтобы околдовать графа, и он погиб безвременной смертью. Тело Гальбы будет возвращено его дому. Тела же ведьмы Аспатрии и квестора Проуна будут подвергнуты соответствующим экзекуциям и сожжены, после чего их пепел развеют по ветру. Объявляю заседание ареопага закрытым. — Веспасиан кивнул, потом повернулся и в тишине, нарушаемой лишь его размеренной поступью, удалился из зала.
«Ну вот и все», — подумал Лайам, вслушиваясь в нарастающий гомон толпы.
Вечером в том же зале были накрыты столы. Праздничный ужин, которым поначалу планировалось отметить удачное завершение работы ареопага, протекал вяло, поскольку праздновать было, собственно, нечего.
За удаленным от герцогского столом сидели Иоврам и клерки ареопага вперемешку с чиновниками, постоянно проживавшими в Дипенмуре, — писцами, сборщиками налогов, землемерами, агентами и егерями. Ситуация не позволяла им особенно веселиться, но они выжимали из нее все, что могли, налегая на еду и напитки. Там шли негромкие разговоры, там порой вспыхивал сдержанный смех. Лайам завидовал беззаботности этих людей, ему очень хотелось примкнуть к ним.
За главным столом царило молчание. Герцог не глядя отправлял пищу в рот, его глаза, устремленные вдаль, если что-то и видели, то ничем этого не выдавали. Руки сидевшей справа от него госпожи Саффиан были вообще брошены на колени. Она тупо смотрела в свою тарелку, двигая изредка челюстями, но ни к ножу, ни к вилке не прикасалась. Казалось, эта сильная женщина постарела в одну ночь лет на десять. Вокруг рта и носа ее залегли глубокие складки, под глазами появились мешки. Рядом с ней равнодушно ковырялся в своей тарелке Тассо.
В этом царстве уныния выглядела совершенно спокойной только маленькая леди Ласель. Двенадцатилетняя девочка выказывала куда больше самообладания, чем ее взрослые сотрапезники. Она ела с большим изяществом, отделяя от кости маленькие кусочки мяса, и с выражением некоего превосходства посматривала по сторонам.
Перемен блюд не предполагалось, так что даже беготня слуг не нарушала томительного молчания. Лайам не был голоден — обрадованный Торквато после окончания судебного заседания не преминул как следует накормить злополучного квестора, отощавшего на тюремных харчах. Однако не станешь есть — примешься пить, и Лайам прилежно ел. Он и так много чаще, чем окружающие, подзывал к себе мальчишку с кувшином.
