— Лаура, не думайте об этом. Делайте то, зачем вы приехали сюда. Пишите портрет Эмили. И оставьте расследование убийства полиции.
— Вам легко говорить. Ведь вас не подозревают в убийстве.
— Но вы же подозревали меня.
Она не собиралась этого говорить, но с удивлением услышала свой голос:
— На самом деле я так не думала.
Он снова сжал ее руку.
— Определенно, вы похожи на колдунью.
— Может быть, я смогу добиться ответа с помощью колдовства. Расскажите мне о зеркале, Дэниел.
На этот раз Лаура не смотрела на него.
— Мне нечего рассказывать.
Он ответил слишком быстро, словно ждал, что рано или поздно она снова задаст этот вопрос.
— Тогда скажите, почему вы ни разу не попросили меня показать его вам.
Дэниел немного помолчал.
— Наверное, я нелюбопытен.
— Знаете, это очень странно. Вы должны были проявить любопытство. Подумайте, незнакомый человек приходит к вам и рассказывает, что за несколько часов до своей гибели ваш брат пытался выкупить зеркало, купленное в этот же день на распродаже в вашем доме. И предлагал за него немыслимую сумму. А вы .даже не захотели взглянуть на это зеркало.
— И что же?
— То, что это выглядит неестественно. Вы должны были проявить любопытство. Почему вам это неинтересно, Дэниел?
— Я только что похоронил брата. И меня не интересуют зеркала.
В его голосе послышалось раздражение.
— Кроме того, все, что мне было нужно, я узнал из списка проданных вещей. Это зеркало не входило в число семейных реликвий Килбурнов, и поэтому оно меня не интересует.
Лауре хотелось продолжить этот разговор, но она видела его бесполезность: он не хочет рассказать ей правду, по крайней мере, пока. Да и она была так переполнена впечатлениями, что не могла ясно мыслить.
Лаура молча шла рядом с Дэниелом, не обращая внимания на извивы лабиринта. Поэтому она очень удивилась, когда заметила, что они оказались в саду.
Вздохнув, Лаура сказала:
— Наверное, я попрошу кого-то рассказать о загадке лабиринта.
— Почему у меня такое ощущение, что вы очень упрямая женщина?
— Почему у меня такое ощущение, что это риторический вопрос?
Она посмотрела на него, увидела, что Дэниел улыбнулся ее словам, и это сделало ее безгранично счастливой.
Дождь не прекращался. Капли равномерно барабанили по зонту. Идя по гравиевой дорожке в направлении дома, они ступили на лужайку, на месте которой когда-то был бассейн, и Лаура не удержалась, чтобы не спросить:
— Вы ведь на самом деле не верите, что она убила вашего дедушку, правда?
Помолчав, он ответил:
— Нет, конечно.
И солгал.
Жалея о том, что задала этот вопрос, Лаура вошла на веранду, а затем в оранжерею. Только тогда Дэниел отпустил ее руку, стряхнул с зонтика капли дождя и поставил его у двери.
— Эмили, наверное, в своей гостиной, — сказал он.
— Да, я тоже так думаю.
Лаура взяла рисунки с дивана, держа перед собой папку, как щит.
— Спасибо, что пришли мне на помощь, — улыбнулась она.
— Не за что.
Дэниел смотрел на нее так, будто хотел сказать что-то совсем другое, но, кивнув головой, скрылся в доме.
Оставшись одна, Лаура открыла свою папку и принялась быстро листать ее, проверяя, все ли на месте. Не хватало одного листа.
Пропал портрет Дэниела. Лист был вырван из папки.
И Лаура не знала, что пугает ее больше — сделал ли это сам Дэниел или кто-то другой?
Глава 8
— Вам понравился лабиринт, деточка? — спросила Эмили, когда девушка закончила рисовать ее на фоне мраморного камина в парадной гостиной.
Лаура, которая все это время отчаянно старалась не думать о своей модели как об убийце мужа, ответила рассеянно:
— Очень понравился. А беседка просто чудо.
— Вы так быстро нашли путь к центру?
— Нет. Я потерялась.
— Значит, это Дэниел проводил вас к центру?
Хотя тон леди Килбурн оставался таким же благожелательным, что-то в самом вопросе выдавало ее недовольство.
— Собирался дождь, — объяснила Лаура. — И ближайшим укрытием была беседка.
Чувствуя, что оправдывается, девушка добавила:
— Я собираюсь сама найти дорогу к центру. Хотя мне и понравилось блуждать по лабиринту, но прямой путь к центру имеет свои преимущества. Это замечательный лабиринт, Эмили.
— Да, Дэвид очень любил его, — сказала леди Килбурн. — Я не входила туда уже много лет.
Вывод напрашивался сам собой: Эмили не желала проводить время в том месте, которое нравилось ее покойному мужу. Лаура посмотрела на леди Килбурн поверх мольберта, вглядываясь в постаревшее, но все еще прекрасное лицо, загадочные темные глаза и легкую печальную улыбку и попыталась представить, какой была Эмили сорок лет назад. Возможно, как Энн, — недовольная и раздражительная? Могла ли она прийти в такую ярость, чтобы разбить голову собственному мужу?
И могла ли она после этого долгие годы носить траур?
Лаура закрыла папку и поспешно, боясь передумать, спросила:
— Эмили, почему вы предостерегали меня насчет Дэниела?
— Потому что я забочусь о вас, деточка, — быстро ответила Эмили, но в ее глазах промелькнуло беспокойство. — Вы красивая молодая женщина, и Дэниел не может остаться к вам равнодушен. Но он жестокий человек, Лаура. Он использует людей, а я не хочу, чтобы вас постигло разочарование.
На первый взгляд это выглядело довольно убедительно: пожилая женщина заботится о молодой подруге. Но Лаура не поверила ей. Предостережение Эмили в оранжерее прозвучало так серьезно и так пугающе, что речь могла идти только о серьезной опасности, а отнюдь не о неудачах в любовных делах. Теперь же леди Килбурн утверждает, будто волновалась, что ее внук может соблазнить и бросить Лауру. Явная ложь. Скорее всего Эмили решила изменить свои доводы — более интимное предупреждение, по ее мнению, вернее приведет к цели.
Помолчав, Лаура сказала, смягчая вежливым тоном резкость своих слов:
— Благодарю вас за заботу, Эмили, но мне уже двадцать восемь, а не восемнадцать, и я не девственница.
Эмили выглядела теперь еще более взволнованной.
— Я уверена, что вы считаете себя взрослой и опытной, деточка. Но сомневаюсь, что вам приходилось раньше встречаться с таким человеком, как Дэниел. Уверяю вас, он не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое. Он вовсе не хочет считаться с чувствами других людей. Просто… будьте осторожны.