— Ты хочешь сказать, что, когда я посреди ночи помчалась к тебе в отель, один из них…
— Да, тебя сопровождали. Но очень осторожно, скрытно. А когда я с тобой, эти люди и вовсе держатся на порядочном расстоянии — вот почему они не сумели нам помочь, когда взорвался магазин и когда нас чуть не сбил этот сумасшедший. Но тебя они охраняют надежно: один следит за воротами, а второй — за калиткой, которая ведет к реке. Если кто-то попытается проникнуть в усадьбу, они сразу же это заметят.
— Охрана у меня уже есть, не хватает только рва с водой и подъемного моста, — мрачно пошутила Рэчел. — Знаешь, Эдам, меня это немного пугает. Ну, то, что за мной следят.
— Но ведь эти люди не сделают тебе ничего плохого, наоборот…
— И все равно у меня мурашки по коже… — Рэчел поежилась, как от холода.
— Я знаю, что это не всегда приятно, — согласился Эдам. — Вот почему я ничего не сказал тебе раньше. Но это необходимо, Рэчел. До сих пор на тебя покушались только когда ты была вне дома, но эти попытки не удались, так что… Логично было бы предположить, что кто-то попытается добраться до тебя здесь. Правда, усадьба огорожена высокой стеной, но ворота почти постоянно открыты, да и калитка в саду — препятствие не слишком серьезное.
— Если, конечно, эти люди не оставили своих намерений, — с надеждой сказала Рэчел.
— Они не оставили, — негромко ответил Эдам. — Ты им чем-то здорово мешаешь.
Он тут же спохватился, но было поздно. Глаза Рэчел расширились от ужаса.
— Не бойся, — сказал он, нежно гладя ее по руке. — Тебя охраняют. И пока я с тобой, тебе ничего не грозит.
— Спасибо, Эдам, — отозвалась Рэчел. — Я, в общем-то, не возражаю — пусть охраняют. Просто мне очень хочется, чтобы все это поскорее закончилось.
— Я понимаю. — Прежде, чем выпустить ее руки из своих, он слегка пожал их. — Мне пора идти. Нам с Ником нужно еще кое-что обсудить, к тому же мы должны приехать на место встречи заранее, чтобы как следует все проверить.
— Обещай, что вернешься и все мне расскажешь.
— Обязательно. Только имей в виду: если информатор Ника не солгал и этот парень действительно готов говорить, то это может занять несколько часов, — предупредил Эдам.
— Я буду ждать, — пообещала Рэчел. — Что мне еще остается делать?!
Впереди был еще почти целый день, а Рэчел уже не находила себе места от беспокойства. Все мысли Рэчел занимала опасная встреча, на которую отправились Эдам и Ник.
В конце концов, предупредив Фиону, что не будет обедать, Рэчел поднялась на второй этаж. И вдруг, повинуясь безотчетному желанию, устремилась к комнате матери. Знакомая с детства обстановка разбудила в Рэчел давние воспоминания, и она поразилась тому, как они, оказывается, были сильны.
Лишь только открыв дверь в комнату, Рэчел сразу узнала легкий запах вербены, которую ее мать раскладывала по бельевым ящикам. Ноздри ее уловили и тонкий аромат духов, которыми душилась Ирэн Грант. На кровати и на софе лежали круглые подушечки-думки в тонких полотняных наволочках, которые ее мать сама вышила цветами. На полочке трельяжа все еще стояли коробочки с дорогой бижутерией, которую она предпочитала самым изысканным ювелирным украшениям, а изящные золоченые козетки и обитые испанским бархатом мягкие стулья, казалось, все еще хранили тепло ее тела.
И Рэчел, к которой лишь недавно вернулась способность чувствовать и переживать, впервые за много, много месяцев осознала всю тяжесть потери, всю глубину постигшего ее горя. Теперь она лучше понимала, насколько сложными могут быть отношения между людьми, и оплакивала даже те небольшие недоразумения и конфликты, ту легкую отчужденность, которая окончательно установилась между ней и матерью к тому моменту, когда Рэчел исполнилось шестнадцать. Наверное, это было неизбежно, поскольку Рэчел и ее мать были совсем разными людьми, и все же она казнила себя за то, что спохватилась слишком поздно, когда уже ничего нельзя поправить.
Чувствуя непреодолимую потребность хотя бы сейчас почувствовать себя ближе к женщине, которую она так плохо знала при жизни, Рэчел присела к трельяжу и стала рассматривать лежавшие в коробочках безделушки. Она даже примерила ожерелье из искусственного жемчуга, которое Ирэн часто надевала, но, поглядев на себя в зеркало, улыбнулась и положила его обратно в шкатулку — ожерелье не шло ей.
«Мы были слишком разными, — снова подумала Рэчел. — И все же я должна была постараться понять ее».
Потом ей пришло в голову, что надо воспользоваться возможностью разобрать вещи и определить, что следует сохранить, а от чего — избавиться. И Рэчел решительно взялась за дело.
С одеждой все было просто. Большинство платьев и костюмов следовало отправить в комиссионный магазин, вещи попроще могли пригодиться благотворительной организации.
Рэчел разобралась и с постельными принадлежностями, хранившимися в большом комоде, и перешла к окну, где стоял принадлежавший матери изящный письменный стол из розового дерева. Выдвинув верхний ящик, она стала быстро просматривать его содержимое.
Очень скоро Рэчел поняла, что кто-то уже рылся здесь. И совсем недавно.
Кто-то побывал в комнате после смерти матери, Рэчел была в этом уверена, кто-то основательно покопался в ее вещах. У этого человека хватило времени даже на то, чтобы сложить все бумаги обратно. Рэчел поняла, что не ошиблась, когда увидела стопку каких-то старых квитанций, заботливо выровненных по обрезу и уложенных строго параллельно передней стенке ящика. Поверх этих квитанций был положен сломанный карандаш.
Вряд ли мать Рэчел — или любой другой человек — стала бы держать под рукой ненужный карандаш. В лучшем случае она бы просто бросила его в ящик или засунула куда-то под бумаги, под те же квитанции, к примеру.
— Поздравляю, мисс Рэчел Холмс, — пробормотала Рэчел сквозь зубы и, придвинув стул, опустилась на него. — Вы превзошли в логике самого Шерлока Холмса. Кто-то определенно здесь побывал. Только кто? И что нам это дает?..
Рэчел хорошо помнила, что, в отличие от отца, который не только запирал все ящики стола, но и убирал ключи в сейф, откуда она сама достала их после его смерти, Ирэн Грант никогда не запирала даже дверь своей комнаты. Таким образом, у каждого из множества посторонних — сотрудников похоронного бюро, оценщиков, служащих налогового управления и прочих, побывавших в доме в последние месяцы, — была по крайней мере теоретическая возможность побывать в ее спальне. Но что интересного могло быть в ее письменном столе?! Письма и приглашения, пачка старых квитанций, конверты, рождественские открытки, писчая бумага, около дюжины авторучек и карандашей, начатый ежедневник, в котором было от силы пять-шесть записей о предстоящих встречах и приемах, флакончик с остатками лака для ногтей и коробочка со всякими канцелярскими мелочами — кнопками, скрепками, резинками, — вот и все, что здесь было.
Нахмурившись, Рэчел встала из-за стола, чтобы проверить ящики трельяжа, комода и ночного столика. И везде она натыкалась на тот же неестественный, образцовый порядок. Кто-то заглядывал и сюда, и этот кто-то был мужчиной — Рэчел поняла это по тому, как неловко, при всей своей аккуратности, неизвестный сложил лифчики и нижние рубашки матери.
Слегка пожав плечами, Рэчел заглянула в гардеробную матери. Эта была довольно большая комната, с зеркалами во всю стену. Внушительных размеров платяной шкаф, похоже, в свое время заносили по частям — целиком он вряд ли бы пролез в узкую дверь. Кроме отделения для верхней одежды, в нем было еще несколько полок и выдвижных ящиков, которые Рэчел стала не спеша проверять. Но и здесь она не нашла ничего интересного.
Заглянув в калошницу и пошарив в пыли под старыми вешалками для шляп, которые, очевидно, просто не успели вынести в подвал, Рэчел перешла к узкому и длинному, как стойка бара, туалетному столику у зеркала. Здесь в нескольких ящиках хранилась коллекция старинных кружевных носовых платков, которые ее мать собирала всю свою жизнь.
В третьем по счету ящике, который она осмотрела, Рэчел обнаружила кое-что любопытное.
Второе дно.
В тайнике лежала пачка писем, туго перетянутая полинявшей розовой ленточкой.
Держа письма в руках, Рэчел вернулась в спальню и снова села за стол. Смутное предчувствие вдруг овладело ею, но она все же заставила себя перерезать ленточку и достала из верхнего конверта
