— Но он приехал сюда всего несколько месяцев назад, — с сомнением сказал Ник. — До этого он никогда не бывал в Ричмонде.
— Это ничего не значит. Он… он присутствовал здесь… в духе.
— Тоже мне Иисус Христос… — пробурчал Эдам.
Сэмми кивнул.
— Если эта информация станет известна, Уолшу конец. И не только ему одному — вместе с ним пойдут ко дну многие и многие, в том числе и самые большие шишки. Если бы только он не трогал этот проклятый диск! — внезапно вырвалось у него.
— Его все равно бы прикончили, — жестко сказа, Ник и сразу же спросил: — А ты точно знаешь, что у него действительно были все эти сведения?
— Он показывал мне какой-то компакт-диск — вот и все, что я знаю. — Сэмми пожал плечами. — Он сказал…
Он внезапно замолчал и насторожился, прислушиваясь.
—Что?
— Когда мы с ним разговаривали вчера вечером, мой друг сказал, что, если с ним что-нибудь случится, я должен буду отвезти тебя в одно место и… может быть, диск будет там.
— Сэмми!.. — Ник осклабился, обнажая в улыбке крепкие, чуть желтоватые зубы — зубы хищника.
— Клянусь, Ник! — Сэмми прижал к груди по-женски узкую ладонь. — У меня просто нет доступа в то место, где хранится диск. Но мой друг сказал, что ты сможешь взять его — тебе это будет проще простого. Он специально выбрал это место, когда я рассказал ему про тебя.
— Если ты врешь, Сэмми, я…
— Это правда, Ник. Богом клянусь! Разве я не обязан тебе жизнью? Разве я не поклялся, что когда- нибудь верну тебе долг? И вот — ты позвонил, и я сразу приехал. Ты можешь доверять мне, Ник.
— Надеюсь, что так, Сэмми. Очень надеюсь,
— Мне это не нравится, — вставил Эдам. — Это похоже на ловушку.
— Нет же!.. — с оскорбленным видом воскликнул Сэмми. — Я же говорю — я обязан Нику жизнью.
— Ты можешь и не знать об этом, Сэмми, — спокойно заметил Ник. — Уолш мог просто использовать и тебя, и твоего друга.
На мгновение Сэмми задумался, потом отрицательно покачал головой.
— Нет. Я уверен в нем — он не мог…
— О'кей. — Ник вздохнул. — Тогда скажи, куда твой друг спрятал диск?
Сэмми неожиданно повернулся и, прежде чем Ник успел его остановить, быстро зашагал к выходу.
— Идем, — позвал он, обернувшись. — Я должен не просто сказать, где он, — я должен сам отвезти тебя туда.
— Сэмми!…
Но Сэмми был уже у входных ворот. Он широко распахнул их, и его худая фигура четко обрисовалась на фоне светлого прямоугольника.
И в этот момент грохнул выстрел. Когда Эдам и Ник побежали к воротам, убийцы и след простыл — они поняли это по пронзительному скрипу покрышек по асфальту. Сэмми лежал в луже собственной крови. Его лицо было белым как бумага, и Ник с Эдамом переглянулись — обоим было ясно, что Сэмми осталось жить всего несколько минут.
— Черт побери!.. — пробормотал Эдам сквозь зубы, а Ник опустился на колени рядом с Сэмми.
— Ник… — Сэмми поднял руку и схватился окровавленными пальцами за лацкан его пиджака. — Слушай…
Ник наклонился к нему совсем низко, так что его ухо оказалось всего в дюйме от посиневших губ Сэмми.
— Говори, я слушаю!..
Сэмми что-то прошептал, потом его рука упала, а остекленевший взгляд уперся в небо. Он был мертв.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Эдам, глядя, как Ник медленно встает с колен и отряхивает брюки. — Что он сказал? Ты слышал?
Ник посмотрел на него тяжелым, немигающим взглядом.
— Слышал. Мы выходим на финишную прямую.
Глава 18
Рэчел потребовалось около часа, чтобы прочесть все письма. Она не хотела этого делать — они обжигали ей душу гораздо сильнее, чем Рэчел могла предположить. И все же она сумела заставить себя дочитать их до конца. В этом доме не должно быть секретов и тайн — так она решила.
«Почему ты не сожгла их, мама?»
Это были любовные письма. Любовные письма ее дяди к ее матери. Судя по датам, роман между ними вспыхнул всего через несколько месяцев после рождения Рэчел, в то лето, когда Кэмерон приезжал на каникулы после окончания колледжа. Продолжался он недолго — полгода или около того, но оба испытывали друг к другу подлинную страсть, которая не знала ни ограничений, ни преград.
Единственное, что хоть как-то успокоило Рэчел, это то, что роман между ее матерью и Кэмероном начался после ее рождения, иначе найденные письма добавили бы ей сомнений. Правда, в своих письмах Кэмерон уверял Ирэн, что любит ее уже давно, однако тут же он писал, что открыто заговорить о своей любви решился только сейчас, только после того, как у нее появился ребенок.
Рэчел, правда, было не совсем понятно, при чем тут она и почему ее дядя так долго молчал, однако раздумывать на эту тему она не хотела. С нее было вполне достаточно того, что она — не дочь Кэмерона.
Из писем также следовало, что активной стороной был именно Кэмерон. Это он умолял Ирэн Грант бросить мужа и уйти к нему. Он обещал сделать ее счастливой, дать ей все, что она захочет, лишь бы она рассталась с человеком, которому она была не нужна и который уделял ей гораздо меньше внимания, чем своему бизнесу.
С последним утверждением Рэчел не могла согласиться, хотя и припоминала, как ее мать пыталась привлечь мужа к участию в светской жизни, которая так нравилась ей и которой он почти демонстративно пренебрегал. Тогда — в далеком детстве и в юности — Рэчел не очень-то задумывалась о том, что может быть подлинной причиной этих споров, которые и спорами-то назвать было нельзя: ее мать просто предлагала отцу пойти с ней на прием или на благотворительный вечер, он спокойно отказывался, а она так же спокойно выражала свое разочарование. Ни один из них не выходил из себя и, казалось, не очень-то расстраивался, тем более что отказы Дункана не мешали Ирэн ходить на званые вечера и приемы: для этого всегда можно было найти сопровождающего из числа старых (часто — в буквальном смысле) друзей или дальних родственников, которые могли пойти с миссис Грант куда угодно, не компрометируя ее и не давая пищи для сплетен.
Но сейчас Рэчел невольно спросила себя: не были ли и они любовниками Ирэн?
Думать так о родной матери ей было стыдно, но она ничего не могла с собой поделать.
Сколько она себя помнила, у ее родителей всегда были раздельные спальни. Правда, отец и мать всегда относились друг к другу очень тепло, однако теперь Рэчел понимала, что это была скорее дружеская привязанность, чем настоящая супружеская любовь, не говоря уже о какой-либо страсти.
Быть может, задумалась она, в этом все дело? Быть может, Ирэн не хватало именно романтики, пылкой страсти, которой не давал и не мог ей дать практичный и расчетливый Дункан Грант с его шотландскими корнями?
Почему же тогда она вышла замуж за него, а не за его брата, который, в отличие от Дункана, пошел не в отца, а в мать и был романтичным, эмоциональным, порывистым и весьма привлекательным внешне?!
Ответ на этот вопрос могла дать, наверное, только она сама.
Рэчел покачала головой. Как сложно разобраться во всем этом сейчас, когда прошло столько лет и когда из всех участников тех событий в живых остался один Кэмерон. Теперь, наверное, и не узнать, почему Ирэн избрала своим мужем старшего из двух братьев, которые, как недавно стало известно Рэчел, были очень похожи друг на друга, несмотря на всю разницу в характерах, в темпераменте, во внешности наконец. Похожими их сделал отец — ее дед, — который постоянно заставлял братьев соперничать во всем. Это он
