– Я знаю. Дома, когда двери плотно закрыты, отделяя нас от остального мира, отец был очень тихим, никогда не повышал голоса, но абсолютно безжалостным. Мы должны были любить его и постоянно подтверждать эту любовь. Надо было говорить ему об этом, повторять снова и снова, доказывать ему, что любим. Мы должны были любить его так сильно, чтобы у нас не оставалось души, чтобы полюбить кого-то другого.
Нелл вздохнула.
– Я всего этого не могла понять, пока была ребенком. Когда он уверял, что любит меня, я верила, что это правда. Я мучилась, потому что не могла любить его так же сильно, как он любил меня. Я была ужасной дочерью. Я это знала, потому что чувствовала себя счастливой только вдали от него, и мне хотелось скрыть от него свои истинные мысли и чувства. Я даже считала, что это из-за меня моя мать ушла от него… и разбила его сердце.
– Он тебе так сказал?
– Он повторял это каждый день, как молитву, причем с печальным взором и дрожащим голосом. Он так ее любил, а она ушла от него. От меня и Хейли, ее собственных детей. Мы были ей не нужны. Она нас совсем не любила. Один он любил нас.
– Бог ты мой, – пробормотал Макс.
– Когда мы потеряли мать, Хейли была старшей, но это были как раз те трудные подростковые годы, когда все значит… так много. Наверное, она решила, что стоит попытаться во многих отношениях занять место матери. Она руководила хозяйством, готовила, убирала и присматривала за мной, хотя ревновала ужасно. Она продолжала любить отца с яростью, которой он так и не понял. В этом-то все ирония. Хейли всегда любила его больше всех, а он этого не замечал. Он был слишком занят, пытаясь заставить меня полюбить его.
– Хейли похожа на него, – догадался Макс, – а ты похожа на мать.
– Частично поэтому. Но главным образом потому, что я его не любила так, как он хотел. Как и мать, я пыталась отстраниться от него. Найти пространство, чтобы дышать. Жить своей жизнью. Он не мог этого вынести и цеплялся еще сильнее. Он отвернулся от Хейли и ее любви, возможно, потому, что никогда не умел ценить то, что давалось даром, не знаю. Знаю только, что сестра ненавидела меня так же яростно, как любила его.
Макс попытался представить, как жилось в такой обстановке чувствительной Нелл. Мать бросила, сестра ненавидела, а отец окружил ее своей любовью со всех сторон и все туже стягивал петлю. Она попала между двумя сильными людьми. Адам отчаянно тянул ее к себе, а Хейли так же отчаянно старалась оттолкнуть. Макс мысленно припоминал, какой она была в то лето, когда он ее впервые заметил: одновременно робкая и дикая, бурлящий котел эмоций, скрываемых за ее зелеными с поволокой глазами.
Теперь все встало на свои места. Все объяснилось.
Она была с ним робкой, но одновременно изголодавшейся, боялась прикосновений, удивлялась, получая удовольствие. Она была очень молода, и он решил, что в этом все дело.
Но сейчас он задумался, не вел ли он себя в чем-то как ее отец, не усиливали ли его одержимость и недовольство ее тайнами то напряжение, которое ей и без того приходилось испытывать. Все шло своим чередом, пока для нее не стала такая жизнь невыносимой.
Нелл медленно встала на ноги. Слишком медленно. Как будто все тело болело.
– Я немного устала. Ты не отвезешь меня домой?
Макс не стал возражать. Он видел, что она устала, просто выжата, как лимон, и ему не нравились легкие пурпурные крути у нее под глазами. Он остро чувствовал, что она близка к тому, чтобы сломаться, и боялся сказать или сделать что-то, что могло толкнуть ее за этот опасный предел.
По дороге к дому Галлахеров они молчали. Макс не пытался прервать это молчание. Он не стал спрашивать разрешения осмотреть дом и все проверить. Он просто сделал это.
Нелл ждала его в холле. Когда он закончил, она открыла ему дверь и пробормотала слова благодарности, причем выглядела такой усталой, что Макс хотел просто молча уйти.
И все же, ступив на крыльцо, он обернулся и взволнованно спросил:
– Нелл, ты убежала от него? Или ты убежала от меня?
На мгновение ему показалось, что она не ответит, но она вздохнула и сказала:
– От любви. Я убежала от любви. Спокойной ночи.
Она закрыла дверь, и он услышал резкий щелчок замка.
Гален наблюдал из своей засады футах в двадцати пяти от дома, как грузовичок Тэннера задом отъехал от дома, выехал на дорожку, откуда свернул на основное шоссе, ведущее в город.
В общем и целом было бы спокойнее, если бы Тэннер остался на ночь в доме.
Слегка поморщившись, Гален достал сотовый телефон и набрал номер. Ответили быстро, после первого же сигнала.
– Слушаю.
– Мне надо требовать надбавку за вредность, – заявил Гален без всякого предисловия. – Это хоть и Луизиана и март месяц, но ночи весьма прохладные. Особенно если приходится проводить их в лесу.
– Я так понял, что Нелл дома и выходить не собирается.
– Похоже на то. Тэннер ее привез, проверил дом и уехал, нельзя сказать, чтобы в радужном настроении. Если бы он был из пьющих, я бы предположил, что сейчас он сидит в ближайшем баре.
– Он непьющий.
– Ну и бог с ним. – Гален вздохнул. – Знаешь, я в роли сторожевой собаки неважно себя чувствую. Если
