– Аллах велик! – кричал Салим. – Свет очей моих, Нахва, да пошлет Аллах тебе долгую жизнь, тебе и народу нашему!
Нахва порой забывала о сражении, заглядевшись на то, как сражается Салим. А конь его по кличке Орел завершал то, что не доделал его хозяин.
Отряды румов попятились и стали отходить к холму, с которого за сражением наблюдали Иезекиль с румийской собакой.
Нахва и с ней три всадника – Омар, Хазим и Саман, – остановившись, рассматривали грандиозное полотно, на котором было запечатлено то, как не дал Аллах Иезекилю и румам одолеть арабских воинов. Нахва разглядела Иезекиля и шейха румов по окружавшим их охранникам, с которыми они не расставались. По обоим было видно, что они уже смирились с поражением.
Нахва обратила внимание на то, что, когда Салим сражался с кем-нибудь из знатных воинов румов и под тем падала лошадь, он не набрасывался на него и не позволял другим его добивать, а вместо этого велел подвести тому новую лошадь и продолжал с ним схватку только тогда, когда противник вновь оказывался в седле. А если в руке противника ломалась сабля, он приказывал подать ему новую и продолжал сражаться с ним сам или уступал свое место другому воину. Так велел унаследованный от предков древний обычай, и Салим неукоснительно его соблюдал.
Наблюдая с вершины холма за отступлением вражеского войска, Нахва обратила внимание на то, как два всадника на полном скаку примчались к группе воинов, среди которых были шейх румов и Иезекиль. Едва остановившись, они тут же во весь опор поскакали обратно, по направлению к башням. Остальные продолжали сражаться, сохраняя еще надежду на то, что им удастся организованно отступить. Но арабы продолжали непрерывно их атаковать, и, не устояв перед дыханием смерти, они бросились вслед за своим шейхом и Иезекилем, оставив на поле сражения множество раненых и убитых и еще больше сдавшихся в плен. Арабы тоже потеряли немало доблестных воинов, но они победили, и знамя, на котором было начертано «Аллах велик!», развевалось над их головами. Потом вернулись те, кто преследовал отступавших, и все узнали, что башни и все, что было в них, загорелись, а откуда взялся огонь, одному Аллаху известно. Шейх румов и Иезекиль, искавшие оправдание своему поражению, нашли его, когда двое всадников доставили им весть о пожаре башен.
Увидев, как адское пламя облизывает своими языками башни, источая густой дым, Иезекиль принялся посыпать свою голову землей и кричать:
– Горе мне! Все, что я скопил за долгие годы, пропало! Горе мне и горе шейху румийскому!
Один из румийских воинов, стоявших неподалеку, бросил ему в сердцах:
– Советую тебе, Иезекиль, построить две новые башни. Одну из них продай, а вторую сдай в аренду шейху румов. А сам отправляйся в ад в гости к таким же, как ты.
Это сделали арабы, а уж они-то способны на риск, когда бросают противнику вызов.
Иезекиль и румийская собака вместе с ним рвали себе на голове волосы.
– Неужели это арабы сожгли башни, пока мы сражались с людьми Салима? – вопрошал шейх румов. – Быть может, это сделал кто-то другой, чтобы тень легла на арабов? У нас ведь и помимо арабов врагов достаточно.
– Нет, это их рук дело, – отвечал Иезекиль. – На такое самопожертвование могли пойти только арабы. Всадники, доставившие нам эту весть, сказали, что те, кто поджег наши башни, сами сгорели вместе с ними.
– Но почему? – воскликнул шейх румов. – Полагаю, что, если кто-то верит в то же самое, что и арабы, тоже мог пойти на такое.
– Они подожгли башни, поднявшись наверх к охране и перебив ее. Подожгли их сверху или с середины, а вовсе не снизу. Им хорошо было известно, что жизнь им в этом случае сохранить не удастся, но они со своей судьбой смирились. Говорят, что, разжигая огонь, они повторяли все вместе: «Аллах велик! Аллах велик!»
Услыхав все это, один из гвардейцев румийской собаки, пораженный героизмом людей Салима настолько, что готов был встать на их сторону, произнес:
– Да смилостивится Аллах над праведными мучениками, мучениками за веру и за всех правоверных арабов! Да посрамит Аллах неверных.
Иезекиль и предводитель румов вздрогнули.
– Похоже, что дело совсем неладно. Кажется, башни, наши потери и поражение в сражении – это еще не все.
Сказав это, они сели на коней и ускакали.
Салим, стоя на вершине холма, издали смотрел на то, как на башнях полыхает огонь. Ночь опускала свое покрывало, преследуя остатки разбитого войска румов, отступавших к своему лагерю. Наблюдая за башнями, являвшими собой жалкое зрелище, Салим вспомнил о богатствах Иезекиля и шейха румов, о том, что скопили они их за счет народа этой земли, за счет тех, кто в них так нуждался.
Подъехала Нахва и с ней три ее воина, а за ними кавалькада из лучших арабских мужей. Они остановились на вершине холма, глядя на происходящее. Глаза Салима и всех остальных наполнили слезы, по щекам Нахвы текли слезы радости и благоговения. И произнес тогда Салим дрогнувшим голосом:
– С именем Аллаха милостивого и милосердного. Разве Он не обратил их козни в заблуждение? Разве не послал Он на них птиц стаями, бросавших в них камни из обожженной глины? И сделал Он их точно нива со съеденными зернами[22]. Скажи: «О Боже, Царь царства! Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимешь власть, от кого пожелаешь, и возвеличиваешь, кого желаешь, и унижаешь, кого желаешь. В Твоей руке – благо; Ты ведь над каждой вещью мощен!» [23] Аллах великий правдив.
Словно в объяснение увиденному только что поражению Иезекиля и румов, возникло сейчас в его голове объяснение тому, как их башни обратились в пепел. Возникли эти стихи в памяти Салима при виде этого зрелища, и еще раз вспомнил он их, наблюдая за тем, как соколы атакуют дроф, пролетая над головами людей, собравшихся возле его дома, пролетая над головами Иезекиля и шейха румийского.
Аллах велик!
