Славомир Равич
ФОРСИРОВАННЫМ МАРШЕМ
Пешком от Полярного круга до Гималаев
(Главы из книги)
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
О жизни Славомира Равича до его приключения известно только то, что он пишет в своей книге: родился в 1915 г. в Польше..., учеба, которая должна была обеспечить ему карьеру почтенного инженера (электричество, радио)..., затем участие в войне в составе кавалерийской части. Арестованный в ноябре 1939 г. русскими, он избегает — без сомнения, по ошибке — участи, уготованной Сталиным для всех польских офицеров: пуля в затылок и братская могила в лесах Хатыни. Он попадает в Москву, заключенный в Лубянку, предстает перед судом (если его можно так назвать) и в середине зимы 40-41гг. его отправляют в Сибирь вместе с 4 тысячами других каторжников. Не многие из них вернутся.
Он вернулся. Живой. Книга, которую мы собираемся прочитать, рассказывает, почему и как. То, что он рассказывает, кажется до того невероятным, что сначала были сомнения в правдивости автора, дискуссии по этому поводу далеко не завершены. Но, признаемся, простого читателя это мало заботит.
Что стало с Равичем после его безумного, нечеловеческого странствия, он никому не говорит. Известно только то, что он жив и проживает в Лондоне. И что он больше не желает говорить об этом. С него достаточно и того, что каждый год он раскрывает несколько сотен конвертов, получаемых до сих пор от читателей со всего мира (его книга была переведена, по последним данным, на 18 языков). А что касается остального, он считает, что его произведение говорит за него. Воздадим ему должное.
Несколько лет назад Николя Бувье обратил внимание издательства «Фебус» на существование этой книги (опубликованной в 1956г. и переведенной на следующий год Альбеном Мишелем). Его захватило это повествование. Издатель, которого, в свою очередь, тоже горячо тронуло произведение, с первых же страниц стал думать о переиздании. «Это не литературный текст, — предупредил Бувье, — может быть, это даже лучше, чем просто литературный текст... Некоторые книги бывают достаточно сильны, чтобы не нуждаться в помощи стиля. И все же ты должен будешь заказать новый перевод, книга того стоит. И если тебе нужно предисловие, я к твоим услугам».
Николя больше нет. Мы не прочитаем его предисловие. А новый перевод готов и новому поколению читателей потребуется отказаться всего лишь от одной или двух ночей сна, чтобы на одном дыхании прочитать эти страницы.
Так как здесь мы с самого начала оказываемся в невозможном, в той наиболее удивительной категории невозможного, у которой бесспорный вкус истины. И это происходит прямо на глазах у читателя (этого бессердечного чудовища). Вначале направление Москва — Иркутск: три тысячи километров и пыль запломбированного вагона — преисподняя... Затем в середине зимы около тысячи километров пешком, с закованными в цепи ногами, прямо на север до лагеря, расположенного на подступах к Полярному кругу. Можно назвать это адом, и это не будет преувеличением.
Равич как раз из той категории людей, которые, насильно помещенные в ад, начинают говорить себе, что всегда можно уладить проблемы, обустроить место, что должен быть способ..., затем, когда они обнаруживают, что нет никаких способов, включая и способа сбежать, решают все-таки улизнуть.
Итак, их будет семеро вместе с ним, наделавших хлопот однажды морозной весной — трое поляков, литовец, латыш, югослав и... один американец(!). Они не очень сильны в географии. Они «просто» мечтают добраться пешком до Китая или английской Индии и знают, что солнце им укажет, по крайней мере, путь к югу. Ни один из них не способен на протяжении тысяч километров, которые им нужно пройти (понадобилось для этого два года), даже определить местонахождение пустыни Гоби..., тем не менее, они смогут преодолеть ее без запасов воды. Иногда наивность помогает...
Впрочем, она присутствует и в «манере» этого повествования. Равич, который прибег в свое время к помощи одного молодого английского журналиста, чтобы тот рассказал его историю читателям, был достаточно здравомыслящим человеком и не принуждал Доунинга писать совершенным литературным слогом. Он хотел, чтобы мастер пера пользовался его собственными, обыденными словами, и был чертовски прав. Николя Бувье, тонкий знаток в подобных вопросах, говорил нам: порой случается так, что литература выигрывает, когда обходится без помощи литературы.
Форсированным маршем
Славомир Равич выражает свою признательность Рональду Доунингу, который помог ему написать эту книгу.
ЖИЗНЬ В ЛАГЕРЕ №303
Легкий утренний туман рассеялся, и при морозном и ясном свете дня я рассмотрел место, где, по решению суда, должен был провести двадцать пять лет своей жизни. Лагерь №303, находившийся в 450- 600 километрах к югу от Полярного круга, представлял собой прямоугольник в восемьсот метров в длину и четыреста в ширину. По углам его на крепких деревянных сваях возвышались сторожевые вышки с пулеметами. Главный вход был обращен на запад, с каждой стороны от него находились гарнизонные бараки, кухни, хранилища и административные помещения. Примерно в центре ограды простиралась нейтральная территория, разделяющая солдат и заключенных.
Между нами и близлежащим лесом были воздвигнуты заградительные рубежи, какие бывают в лагерях для заключенных. Если выйти наружу, первым препятствием на пути к свободе был непрерывающийся круг из рулона колючей проволоки. Потом шла глубокая двухметровая траншея, одна стенка которой была вырыта под углом в тридцать градусов, а другая — совершенно вертикально. Затем возвышалась первая из двух бревенчатых изгородей высотой в четыре метра, с внутренней поверхностью без шероховатостей. Внешнее основание этих двух изгородей было укреплено сетью колючей проволоки. Совершенно открытая полоса земли, которая разделяла их, заменяла дозорный путь и соединяла караульное помещение, расположенное у главного входа лагеря, с четырьмя дозорными вышками. Там постоянно патрулировали часовые, по ночам — в сопровождении немецких овчарок. Эти волкодавы содержались в одной псарне вместе со сворой упряжных собак.
Тысяча людей застенчиво присоединилась к нам в то первое утро, большей частью финны, которые уже были тут к прибытию нашей оборванной толпы в четыре тысячи пятьсот душ. Они вышли из четырех бараков, стоявших в восточном конце ограды. Эти жилища, построенные из бревен, имели восемьдесят метров в длину и десять в ширину. Они были расположены соответственно основной схеме лагеря. Двери выходили на запад, и эта сторона была защищена от ветра и снега узким крытым проходом. Для нас, новоприбывших, явно никакого жилья не было предусмотрено.
Солдаты приказали построиться для еды. Мы стали проходить колонной перед окнами кухни — одного из зданий, расположенных слева от главного входа. Как обычно, нам раздали по кружке кофе и куску хлеба. Каждый как можно быстрее пил и протягивал свою жестяную кружку в проём следующего окна. Нам обильно наливали бурды, но не хватало посуды. Этот дефицит продолжался все то время, что я провел в лагере, и
