раз, будучи вожаком, ему случалось уводить стаю прочь от охотничьих облав.
Острый Коготь уже собирался покинуть опасное место, чтобы избегнуть встречи с самым страшным недругом волчьего племени. Однако свойственное всем животным природное любопытство все- таки удержала его от позорного бегства.
«Посмотрим, что здесь нужно проклятому двуногому, — подумал волк, — А вдруг этот тип прибыл сюда для того, чтобы установить те дурно пахнущие челюсти, в одну из которых я едва не угодил во времена моей далекой молодости?»
Тем временем странное двуногое существо извлекло из-за пазухи какой-то небольшой комочек явно живой плоти и, оскалившись от уха до уха, громко воскликнуло:
— Экий бутуз! Лишили тебя родных отца и матери, а ты даже слезинки не проронил! Эвон, какой улыба! Хотя того типа, что именовался твоим папенькой, я самолично вздернул бы на первой сучковатой березе — вот же сволочь, даже слезинки не проронил при расставании с родным чадом! — Затем человек высоко подбросил залившегося звонким смехом детеныша и ловко поймал со словами: — А теперь посмотрим, на что ты способен.
Усадив дитя на мягкую травку, взрослый человек к неописуемому изумлению волка, стащил с себя шкуру и расстелил тут же прямо посреди поляны. После чего бережно пересадил на шкуру, пробормотав при этом явно извиняющимся голосом:
— Прости, дружок, но для того, чтобы стать моим учеником, тебе придется провести на этой поляне всю ночь. Причем сделать это ты должен в полном одиночестве. Если к завтрашнему утру я увижу тебя на этом самом месте целым и невредимым, значит, ты получишь законное право назвать меня своим учителем. Если же нет — спишем связанные с твоим приобретением затраты по статье «непредвиденные расходы».
Оставив малолетнее чадо посреди поляны, долговязый субъект отошел от него на несколько шагов, после чего мгновенно растаял в воздухе, столь же бесшумно, как перед этим появился.
«Вот оно! — ликуя, подумал волк. — Отмщение за все грехи и прегрешения рода людского перед благородным волчьим племенем! Сейчас я подойду к этому зверенышу и исполню свое великое предназначение, ради которого всемогущий Бог Леса сделал так, чтобы Острый Коготь оказался в нужное время в нужном месте».
Не сдержав охвативших его эмоций, Острый Коготь задрал морду и огласил Ведьмин лес леденящим душу воем, от которого все окрестное зверье немедленно попряталось по норам.
И все-таки жуткое «пение» ничуть не испугало человеческого детеныша. Ребенок счастливо улыбался и бесстрашно пялился своими ясными, как безоблачное небо широко вытаращенными глазенками на чудеса и диковинки, его окружавшие. Время от времени он протягивал свои еще очень слабые и неуверенные ручонки к цветку или травинке, но не рвал со свойственной детям неосознанной жестокостью — лишь легонько касался или поглаживал. При этом он заразительно смеялся, будто получал от процесса общения с представителями растительного мира несказанное эстетическое удовольствие.
Каково бы ни было ликование Острого Когтя, бдительности старый волк не потерял. Он не бросился сломя голову к своей будущей жертве, а по-пластунски, соблюдая все меры предосторожности, выполз на поляну и также неспешно направился к человеческому младенцу. Удаляясь все дальше и дальше от спасительной кромки леса, зверь ощущал себя весьма неуютно, но внезапно возникшая жажда мести толкала его на, казалось бы, абсолютно неоправданный с точки зрения здравого смысла поступок. Острый Коготь своим звериным чутьем уже давно понял, что взрослый двуногий самец вовсе не собирается возвращаться за своим детенышем до наступления сумерек, а в темное время даже при полном отсутствии хищников человечку не выжить, поскольку колдовской туман в считанные мгновения высосет из него все жизненные силы. Однажды волк имел сомнительное удовольствие наблюдать, как это случилось с двумя залетными ротозеями, решившими по какой-то непонятной причине укрыться в Ведьмином лесу от своих сородичей. Он до сих пор с душевным содроганием вспоминает, как двое здоровенных парней, обхватив головы руками, оглашали лес громкими воплями. Впрочем, длилось это недолго — буквально через минуту оба уже валялись замертво с выпученными глазами и вывалившимися языками. Точно так должно произойти и на этот раз. В таком случае, к чему весь этот риск с выходом на открытое пространство?
Острый Коготь хоть и был тертым калачом, не привыкшим рисковать без особой нужды собственной шкурой, сегодня сам себе удивлялся. С одной стороны инстинкт самосохранения подсказывал ему не высовывать носа из лесной чащи, с другой — им двигало непреодолимое желание отомстить всему роду людскому, поступив точно так же, как обычно поступали с его соплеменниками люди. Тело старого волка била нервная дрожь от предвкушения того момента, когда его еще довольно сильные челюсти сомкнутся на беззащитной шее странного безволосого существа, и пасть наполнится вкусной горячей кровью, а на зубах захрустят нежные детские косточки.
Когда расстояние между зверем и маленьким человеком сократилось до одного волчьего прыжка, Весело гукающий детеныш отвлекся от изучения травинок и цветов и наконец-то заметил приближающегося хищника. При виде оскаленной волчьей морды ребенок вовсе не испугался, а радостно взвизгнул и протянул свои слабые ручки навстречу готовящемуся к роковому прыжку охотнику.
В этот момент внутри злобного зверя, готового растерзать ненавистное человеческое отродье, что-то внезапно оборвалось. Он вдруг осознал, что не сможет вот так запросто убить существо, протянувшее к нему руки совсем не для того, чтобы ударить. К столь разительной перемене своего настроения Острый Коготь совершенно не был готов, поэтому он, приняв боевую стойку, еще немного порычал, пытаясь воскресить ушедшую куда-то ненависть. Только не подумайте, что матерый волчара каким-то расчудесным образом вдруг проникся любовью ко всему роду человечьему. Людей он по-прежнему не любил и боялся, но конкретно это существо не только не вызывало в нем чувства ненависти, наоборот, он вдруг увидел в сидящем посреди лесной поляны ребенке вовсе не человека, а маленького щенка, нуждающегося в постоянной защите и опеке.
Обескураженный волк постоял еще какое-то время, молча взирая на подползавшего к нему малыша и, совсем по-человечьи помотав головой, как бы сам себе удивлялся, поспешил к младенцу. Острый Коготь вдруг осознал тот факт, что в его затворнической жизни нежданно-негаданно произошли кардинальные перемены, а именно — появилась ясная конкретная цель. И цель эта заключается в том, чтобы защитить это слабенькое, еще пахнущее материнским молоком тельце от всех невзгод и опасностей, будь то лихой человек, хищный зверь или даже ненасытный туман, высасывающий человеческие души. Острый Коготь вдруг вновь ощутил себя тем прежним молодым и сильным волком, готовым вести грозную стаю на охоту или кровавую разборку с другой волчьей стаей, рискнувшей вторгнуться на территорию, испокон веку принадлежавшую его племени.
Подойдя к ребенку, зверь тщательно вылизал его мордашку своим шершавым языком. От щекотки, или по какой другой причине мальчишка во время гигиенической процедуры просто исходил звонким хохотом, который более всего походил на визг только что народившегося щенка. При этой мысли сердце закаленного во многих битвах воина сжалось в необъяснимой тоске.
