— На что они существуют, это один вопрос. А вот цели… Не уходите от ответа, товарищ Линь. Не верю, чтобы какой-то разваленный монастырь отказывался от столь щедрого подаяния.
— В принципе, да…
— Старайтесь без принципов.
— Имеется одно. В этом вопросе товарищ Чан лучше меня знает, откуда палки растут.
Полковник догадывался, что интересует генерала. Встал, подошел к карте. Подтянутый, стройный, он был много моложе обоих. Большие залысины не портили его мужественного лица, выявляли ни только уже отмеченные успехи на службе, но и устремленность, с какой он отдавался работе.
— Монахи затворники. Если они о чем-то рассказывают, так только о своем прошлом. А оно у ниx богато. О данном монастыре затрудняюсь что-либо конкретно сказать, но общая картина прошлого подобных монастырей такова.
Буддийские храмы, даосские святилища — темы, которые я исследую немалое время. Их обыденное таинство, спокойно-величавое философское суждение о бытии притягивали меня для понимания их сущности. Начну с того, что меня озадачивало: откуда, из каких нор во время кризисных ситуаций в стране выскакивали предводители и командиры, умеющие мастерски владеть оружием, бесстрашно ведшие в бой массы крестьян. Заметьте, во все времена восстания возглавляли не просто незаурядные военные стратеги и руководители из народа, а именно кудесники боевого искусства. Эти воители из неизвестности постоянно, играючи, побеждали командиров императорских отрядов. Немало дает наша литература, архивы, кое-что выведали у стариков забытых и запущенных монастырей. Несмотря на то, что они малоразговорчивы, напрашивается мысль, что почти все монастыри являлись школами по изучению и обучению борьбе.
— Подобные отношения — уже история.
— Как смотреть и что видеть! Иногда прошлое лучше видно, чем настоящее. Из этого прошлого в настоящем сейчас то, что сохранились турниры между школами. Монахи также приводят туда своих приемышей.
— Из ваших слов выходит, что юнец, которого так слезно домогаются янки, обученный.
— Так все и есть. Иначе американцы не выкладывали бы таких свирепых сумм.
— Поэтому они так подозрительно настойчивы. Ну что ж, чем выше означенная сумма, тем выше наш процент.
— Так. Но не лишне было бы прознать их истинные цели.
— Вы подозреваете, что у них может быть еще что-нибудь?
— А вы рассчитываете, что они нам все сказали?
— Ну, товарищ Чан, ты тоже, как и товарищ Линь, мудрствуешь лукаво. Нельзя же так срезу с горы на гору. Во всяком предложении ищешь свой подтекст.
— А я вот полностью согласен с сомнениями Чана. Надуют они нас, если не будем подвергать критическому сомнению каждое их предложение.
— Ну, если два таких волка согласны с чем-либо, не смею перечить. Может, оно все так и есть. Вам, товарищ Чан, скрестить свои колотушки и с Динстоном, и с монахами. Вам еще только сорок пять.
Глава седьмая
Его уже ждали.
К тому же знали в лицо. Посему, без дополнительных помех, с традиционной китайской вежливостью и предупредительностью провели в большой кабинет на втором этаже. В нем неслышно, с хитровато- застенчивым взглядом, восседал на простом деревянном стуле полковник Линь, быстрые нервные руки которого то судорожно замирали на некоторое время, то начинали безудержно шарить или перебирать.
Когда настоятель вошел и поклонился в старинном приветствии гао-дао, тот быстро, но достаточно степенно вышел из-за стола. Жестом пригласил сесть, сам также сел рядом.
Оба были примерно одинакового возраста, с одинаково гордой посадкой головы. Но если священнослужитель держал ее ровно и немного назад — незаметно, но подчеркнуто — то хозяин кабинета — несколько вперед и чуть приподнятой. Осанка настоятеля подчеркивала безразличие и высокомерие. Осанка второго говорила о постоянной заинтерисованности и несколько большей высокомерности, которая властно подкреплялась занимаемым положением. Несмотря на отрепетированную осанку, лицо его принимало выражение согласно теме разговора.
— Каков почтенный возраст глубокоуважаемого служителя неба?
— О, великий Ван, мои годы так еще незначительны и коротки в бытии земном, что не стоят трудов при их упоминании.
— Нет-нет, почтенный друг, к вашим годам нельзя не относиться с уважением. Они наполнены смыслом, историей, познаниями.
— Нижайше благодарствую. Наше никчемное бытие проходит, конечно, в долгих бдениях и размышлениях, наполняется частичками истины, но сути сущего постичь не может. Многолика Вселенная и ее трепетное создание — человек. В этом терновом трепетании плоти трудно различить зерна истины, крупицы великого начала.
Линь встал, прошелся до дверей, плотней прикрыл. Обернулся и, поддерживая беседу о великом и сущем, с такой же интонацией заговорил:
— Все просто в самой жизни — живи, работай по интересу. Но как трудно, а иногда и невозможно следовать той цели, которую избрал, которую ценишь, которой отдаешь и себя, и годы, и силы, а они, к сожалению, не беспредельны. Вы, уважаемый Дэ, догадываетесь, зачем вас пригласили сюда, на Дунцяо Мансян. Майор Вэн обстоятельно рассказал мне о ваших тревогах. Поверьте мне, нашей работе и тем силам, которые под нами и которые далеко не слабы и наивны. Мы вынуждены подчиняться тем, кто над нами. Мы порошкообразные: нас сотрут. Это безусловное правило наших служб. Но хочу прочно заверить вас: ваши условия при согласовании проекта с янки будут первоочередными. С нашей стороны тоже будет вестись игра, чтобы высокомерные джентльмены из-за океана прочувствовали своеобразность нашей нации. Что вы, Дэ, утешительного нам посоветуете?
Глаза полковника мягко скользили по настоятелю, сверяя свои слова с реакцией схимника.
Но тот безразлично и довольно сухо ответил:
— Ваш офицер честный человек. Он передал все, что мы имели. Добавить мне нечего. Общая картина происходящего вам виднее.
Полковник беспомощно развел руки
— Вижу, дорогой Дэ, вы все еще обижаетесь на нас. Это несправедливо. Обстоятельства и внешние силы толкают нас на столь тесное сотрудничество. Поймите: мы хотим так увязать ваше и наше, чтобы выгода была обоюдная и цель достигнута. Насчет информации вы правы. Но мы не имеем глубокого источника. Вы лично три раза имели беседы с американцами и потому уже можете дать некоторые определения, которые помогут нам. Например, с майором Споуном.
Дэ неожиданно улыбнулся. Несомненно, полковнику лучше было бы сниматься в комедийных фильмах. Такое беспомощное у него лицо.
— Споун ничто. Не тратьте время. Его шеф, полковник Динстон, зубаст, хотя и не виден. Но, судя по подчиненному, также недалек. Вы имеете прекрасную возможность снять доллары с янки.
Линь широко улыбнулся, от чего настоятель тоже не удержался.
— Вот это уже коллегиально, уважаемый Дэ. Но, но… но… необходимо помнить, что за спиной Споуна стоят отнюдь не глупые и с непростыми целями джентльмены. Они знают, что им надо; и если запустили вперед таких, как Динстон, значит они чего-то опасаются немножко больше, чем обычно. И поверьте, в нашей далеко не дурацкой работе мелочи, едва заметные штрихи нередко оказываются ориентирующими. Если бы не они, все укладывалось бы в устав, положения, правила, — полковник поднял палец, посмотрел но него, устыдился, — все было бы до скуки и серости логично. Но потому человек и трепетное создание, что ему неймется. Мысль мечется к поисках совершенства, в поисках разнообразия, в поисках того, где и в чем прекрасен сей неразумный мир всеобщей логики.
— И для этого войны, для этого шпионаж и все гнилое, пошлое, что может выдумать трепетная
