ногах после довольно сложной и смешной эквилибристики. Офицер пробовал резко вскочить, но новые шарики попадались под ноги, и он беспомощно скользил, махая руками. Фуражка его покатилась по асфальту. Он на корточках быстро пополз, поднял ее, поднялся сам и медленно пошел к малышкам. Сгоняя свою злость и неловкость, откинул их ногой с дороги. Толпа, хоть и была праздной, обывательской, но подобное отношение к детям ей не понравилось и она гневно понесла многоэтажную матерщину на голову командира; и в резких тонах потребовала, чтобы он с солдатней не касался беспомощных малюток. Но разбрыкавшемуся капитану было до фени от уязвленной неблагодарностью толпы. Он продолжал кричать на солдат, требуя чтобы они держали строй и шли дальше. К детям подбежал Рус. Он был в мягких войлочных тапочках и скользящее действие шариков не оказывало на него опасного воздействия. Подхватил на руки детей. В этот момент снова подскочил офицер, замахнулся ногой, чтобы оттолкнуть монаха. Но…
Незадачливый командир сам далеко отлетел от более умелого удара ногой его противника. Следом полетел и разбился о дорогу ящичек с шариками.
Еще многие тысячи их раскатились по улице. Солдаты почти все поголовно находились на четвереньках, и по-черепашьи перебирались к краю дороги.
Осторожно поднимались и медленно, опасливо, словно по льду, передвигались вперед. Полный праведного гнева за честь мундира, капитан резко вскакивал, тут же скользил и падал, нанося себе болезненные шишки от впивавшихся в тело при падении, шариков. Но солдаты были далеко не простофили. Они быстро смекнули, кто расстроил их тренированные ряды и нарушил все отработанные планы вытеснения демонстрантов. Лейтенанты группировали свои взвода и роты, помогли подняться капитану, объяснили ему в чем дело. Последовала команда и солдаты взяли винтовки наперевес и пошли на Руса, как на бастион. Рус с детьми осторожно семенил к краю улицы. Реже, но карабинеры еще продолжали падать, нарушая строй и сдерживая движение всей колонны. Но держать строй было трудно: каждый умудрялся против своей воли ступить на шарик и чертыхаясь скользить в сторону. Их всех разбрасывало в стороны и они, как скоморохи, картинно размахивая руками и винтовками, комично выплясывали на мостовой.
Некоторое число карабинеров, не смотря на ушибы и трудности сумело с двух сторон приблизиться к монаху. Первым подступил сержант, наставил карабин: заорал как в карауле, чтобы он остановился и не шевелился. Кистевым движением, незаметным со стороны, Рус метнул в него самодельную звездочку. Тот выронил оружие, схватился за лицо.
Приблизились еще несколько солдат. Монах умело удаляясь от них, продолжал метать сёрикены. Со стороны не было заметно, отчего солдаты опрокидывались назад и крутились, взвыв от боли, вокруг своей оси.
Сквозь пальцы рук у них обильно проступала кровь. На руках у монаха были дети. Они испуганно оглядывались по сторонам: подозревая, что зеваки у домов могли метать в них что-то острое. Но под лихую матерщину капитана, суматошно и сутуло, отделения строились во взводы, прижимались к домам, оттесняя любопытный люд в подворотни. Оттуда продолжала нестись колкая острота на любые действия капитана. Группы карабинеров настойчиво наседали на Руса, сужая ему простор для маневрирования. Один немолодой лейтенант стоял немного в стороне и в отличие от капитана толково руководил подчиненными. И хотя они продолжали скользить на шариках, все же паники и замешательства в их рядах не было. Эти секунды позволили монаху выскочить на тротуар, где не было шариков, опустить детей на землю и сразу же дать отпор догнавшему его солдату. Тот был остановлен жестким ударом ногой в колено. Монах подхватил карабин из ослабевших рук и, как его братья по духу, также молниеносно и мощно начал обрабатывать подбегающих солдат.
Капитан поднял угрожающе руку с револьвером, произвел предупредительный выстрел. Но какая-то, весьма не к месту дубинка, вылетела из толпы зевак и совсем уже не мягко опустилась на голову ошалевшего командира. Офицер снова упал, болезненно скривился. На помощь одинокому Русу бросилась большая часть совестливых граждан проклиная громко солдат, бессердечно пинающих детей, разгоряченные виденным, возбужденные донельзя мужики устроили беспорядочную потасовку с солдатами. Краем глаза Рус заметил, как в этой же толпе быстро орудовали металлическими трубами Син и Ши. Карабинеры спешно отступили. Под громогласные команды хладнокровного лейтенанта солдаты снова строились в шеренги. Взяли оружие наперевес. Но Рус уже исчез с детьми в подворотне. Секундами позже пропали молодые монахи. Следом разбежались удовлетворенные мужики.
Все это видели Ван и Коу. Они сначала отдали указание Мину приготовить слезоточивый газ и дымовые шашки против карабинеров. Но, когда в поле зрения неожиданно появился Рус, а потом и Син с Ши, передали, чтобы он быстро нашел Хан Хуа, Руса. Начать отход группе Сен Ю.
Монахи свое дело сделали. Наступала кульминационная минута. Роты карабинеров снова сгруппировались, выстроились, вышли на площадь с карабинами наперевес. Соединились с полицейскими и под маршевый бой барабанов грозно пошли на демонстрантов. Сзади подбегали отставшие, пристраивались. Офицеры все вынули пистолеты. Прогремели предупредительные залпы в воздух. Впереди снова появился капитан, но уже с перевязанной головой.
Незаметно, словно их здесь и не было, воители по-одному исчезли.
Уходили в подворотни домов, где их поджидали автомобили.
Демонстрация еще азартно шумела, но гнев и ярость проходили.
Выплеснутая энергия, потеря активной части демонстрантов, пролитая кровь, насытили демонстрантов и вернули их к обыденной реальности.
Было ясно: к мэрии не пробиться. И, если жертв среди полицейских и карабинеров еще нет, то лучше, если их не будет вообще. Было еще неизвестно: отдадут ли роковой приказ офицеры подчиненным. Более сотни человек, получивших травмы, плелись к машинам медицинской помощи.
Самые тяжелые потери были среди наемников плантаторов. Их тела валялись с правой стороны площади и никто на них не обращал внимания.
Некоторые могли ползать по асфальту, просили помощи, но санитары еще опасались выбегать на площадь. Демонстранты без всяких команд быстро отходили назад, помогая друг другу, без слов понимая, что сделали много лишнего. Площадь быстро опустела. На оголенной местности словно смерч прошел по мостовой. Более двухсот тел валялось то кучками, то по одному, довершая ужасную картину большого побоища. Осознавая противоестественность свершенного, народ еще более быстро отходил назад. Полицейские ряды, шеренги карабинеров чеканили шаг следом, но не догоняли. Они видели силу и нрав разъяренной массы, боялись, и только приказ вынуждал их следовать за демонстрантами, расчищая площадь и магистральную часть улицы для санитарных машин.
Эту же шокирующую картину наблюдали Динстон, Маккинрой, Брюнер с пятого этажа мэрии. Через минуту подошел майор Рэй со своими людьми.
— Как вы, господин полковник, так точно и уверенно предопределили, что здесь обязательно должны появиться монахи? — Резидент, не к месту для расстроенной души Динстона, появившийся в дверях, не сдержал своего профессионального восклицания. — Уму непостижимо.
Присутствующие молчали. Динстон устало хлопал глазами и старался скрыть от всех нервную дрожь. Маккинрой был холодно спокоен и больше ехиден, нежели сочувственен. Брюнер плевался с высоты пятого этажа и шипяще выдавливал:
— Можно было стрелять. Надо стрелять.
— Друг мой, успокойтесь, не суетитесь. Согласитесь: они все предусмотрели. И я более, чем уверен, что начни кто-то стрелять они и нас разворотили бы в следующие секунды. — Маккинрой чему-то сам себе глубокомысленно улыбался. — Думаете, они не просчитали ваши возможности?
Полковник Динстон-большой тактик. Он прекрасно помнит китайский период своей службы. Монахи воспроизвели там предметный урок своей военной выучки и образованности.
Динстону пришлось нехотя поддакнуть словам коллеги.
— Но при всем этом я не мог и приблизительно представить, что монахов будет столь много. Откуда они взялись? по нашим данным только группа, объявившаяся в Парагвае, могла присутствовать здесь, да сам русский монах. И все. Откуда эти истуканы с длинными палками. Не могут же они быть местными.
— Конечно не могут, — насмешливо подтвердил Маккинрой.
Рэй восторженно мял пачку «Мальборо» в руках, совсем не обращая внимания на опечаленных коллег.
— А как они крутят свои палки. Выстоять против такой многочисленной бригады обученных боевиков.
