подавляющего влияния, каким обладаете вы. Но, если им очень нужно, на корабль они проникнут. Весь ужас в том, что я не вижу никаких путей помочь монахам. Это не просто рискованно. Не подумайте, что я о себе думаю. Мне лично сложностей не прибавится. Но вот монах: он видимо поторопился, выбрав дальнейший путь передвижения корабль.
— У него нет выхода. Раненого необходимо лечить, поддерживать его жизнеобеспечение. Здесь, в городе, в поликлинике, рано или поздно полиция доберется. А это уже конкретно гибель раненому. На корабле у Руса больше шансов побороться за жизнь брата.
— Но я, лично, на такое никогда бы не решился.
— Месье Боднар, он мыслит не нашими категориями. Гибнет товарищ.
Он осуществляет самый короткий и по его меркам самый безопасный путь.
Самолетом, вы думаете, безопасней? Как бы не так. Но время нас торопит. Вы знаете в лицо многих из отдела Луиса.
— Только некоторых, сэр.
— Следом мы вышлем на корабль фотографии, когда конкретно будем знать всех, кого послал капитан. Кое-что от немцев. Все данные у меня будут скоро. Билет вам заказан, виза и все прочее.
— О-о, — живо встрепенулся француз, — а монах как оформил документы?
— Я оформил. Девушка из приюта их уже получила.
— Сильно. С вами можно жить, сеньор Маккинрой. Вы идете фактически рядом с монахом, а на бело- голубой лайнер поднимайся бедняга Боднар.
— Не бедняга, сеньор, а комиссар месье Боднар, который пользуется большим авторитетом, как в городе, так и еще кое-где в значимых кругах. Ну, и как верный, и неистовый борец за мир и демократию.
— Вы меня поражаете яркими медными трубами. От таких реляций я слабею, мне хочется долго смотреться в зеркало.
Собеседники уже весело и расслабленно рассмеялись. Они прекрасно знали, что все равно их беседа иначе закончиться не могла. И только словоохотливость и любопытство француза добавляли капли настороженной романтики в это довольно опасное мероприятие.
— Мне пора, — заключил все оставшиеся хитрости в одну фразу эксперт. — Завтра в девять утра мы подобьем все окончательно.
Глава четырнадцатая
ВТОРОЕ ПИСЬМО ЧАНА
'Жив. Здоров. Здоровы дети. Улыбайтесь на рассвете. Целую всех.
Хаос в душе. Надеюсь встретить вас к весне. Ваш самый ценный гражданин. Всевышний с нами, шулера желтый дьявол в полшага. Вам проститутки, им киллера, а нам на Ганг давно пора. И поклониться всем богам и в общем вспомнить про себя'.
Генерал сначала возмутился, стукнул кулачком по столу, в сердцах скривился, звякнул зубами и бешено откинул узкую полоску бумаги.
Полковник Линь, как церковный проситель, скромно сидел напротив и мирно считал мух на оконном стекле. Только через несколько минут шеф смог успокоиться, но, не скрывая своего раздражения, заговорил:
— Единственное, что можно утверждать твердо после этой писанины: кроме самого Чана, такую гадость, да еще зарифмованную, никто сочинять не будет. У кого серьезно поехала крыша: у него или у нас? Если мы, кроме оскорбительных намеков, ничего не можем понять, то что-то в наших апартаментах происходит неприглядное. Что ты хоть проясняющего скажешь, хитрый Линь.
— Первое то, что все они живы, здоровы, как вы просили, — полковник замолчал, снял очки, начал их тщательно протирать. — Стреляют там много и не к делу.
— А кто такие дети? — не стал дожидаться очень медленных ответов генерал и поторопил подчиненного.
— Это? — просто, будто знает ответы на все вопросы, вопрошал следом полковник. — Это люди из группы Чана: Вэн, лейтенант Хо, другие.
— А-а, вот он мышь канцелярская, о людях писать начал. Хорошо.
Рассказывай дальше. У тебя это совсем неплохо получается. Кто такие всевышний, дьявол и прочее.
— С уверенностью определенного порядка можно только предполагать, что желтый дьявол-это настырный господин Динстон. Киллеры-местные полицейские, наци, кто-то там еще может быть.
— И все?
— Подумать надо. Сразу ответы на шифровки не приходят.
— Сравнений мне не надо. Мне точность нужна.
— Этого мы и добиваемся. Но скоро он будет в Индии, и тогда сможем сравнить наши предположения с оригиналом.
— Интересно, когда Чан работал в отделе, с его стороны никогда не наблюдалось столь нелепых аллегорий. Он был образцом дисциплины, серьезного отношения к делу.
— И поэтому его мальчишескую неординарность наверняка не понять и не осмыслить противнику.
— Неужели он так засвечен, что это вызывает такую странную степень конспирации.
— Выходит, что так. Все же там многочисленная американская агентура, местная полиция, прочие спецслужбы. Приходится хитрить.
Подозрений этим не отведешь, но время выиграть можно. Раз пишет, что пора на Ганг, значит его пребывание в Америке заканчивается. И судя по бравуру его письма, вполне благополучно.
— Нелепица какая-то.
— Видите ли, товарищ генерал, мы привыкли получать информацию конкретную, подробную, без лишних определений, как судейские документы. А на свободе, и тем более, если кем-то засвечены, люди мыслят совсем другими критериями.
— Не морочьте мне снова голову, товарищ Линь. Здесь, что, не свобода?
— Свобода, — совсем не думал перепираться с начальником на это счет, подчиненный. — Но в рамках многочисленных инструкций.
— Ну и демагог. Ну и артист. Иди-ка ты лучше, мой дорогой, и серьезно расшифровывай до конца эти глупые иероглифы, раз ты заодно с непутевым Чаном. Философию о свободе в мемуарах разводи сколько душе угодно.
— Наверное, не стоит сейчас ничего расшифровывать, раз скоро появится в Индии. Кто-то из его лейтенантов прямым ходом к нам прибудет и все по уставу доложит честь по чести. Ему у индусов дополнительные люди не понадобятся. Там при консульстве находятся наши сильные кадры.
— Здесь ты немножко прав. Но ты же знаешь, что обстановка вокруг может измениться в любой момент. Сможем ли мы тогда быстро и профессионально им помочь?
— В письме никакой тревоги он не выказал. Будем ждать его в Индии.
— Хорошо, брат Линь, немного ты меня успокоил. А то я уже отчаялся логику видеть в строчках Чана. Но жару я ему задам, когда приедет: выговор я ему влеплю, да еще такой, что долго будет меня вспоминать. У тебя есть еще что ко мне?
— Имеется, — снова снял очки полковник. — В строчках Чана звучат полные сомнения в нашей агентуре. Даже через дипломатическую почту его письма не приходят. От нашего резидента в Бразилии очень редко поступают отчеты. А ведь он должен был подтвердить приезд Чана, описать условия его работы, возникшие трудности указать.
— Без самого Чана мы конечно ничего не решим. Но пора мне сходить во внешний отдел: что они там себе думают. Спят все хором: никто ничего не делает.
— Надо готовиться к худшему.
