поперек занавески. Пробравшись сквозь темные сени и, чудом не задев пустое оцинкованное ведро, Сергей осторожно приоткрыл дверь в комнату.
— Не люблю я эти их автоматы, — бубнили за углом. Волков узнал голос сутулого парня.
— Стреляют очередью. Хуй попадешь. То ли дело моя трехлинеечка. Один патрон — один враг.
— Это ты зря! «Томсон» — отличная штука. Я бы взял себе такую. Да только хер кто даст, — ответили сутулому, и по задергавшейся тени на стене Сергей определил местоположение любителя автоматического оружия.
— Да ну бля, какая на хуй отличная. Левой рукой за этот блин ебаный держаться…
— Да ни хуя ты, Голобородько, не понимаешь в колбасных обрезках. Технико-тактические данные Томсона в наступательном и оборонительном бою…
— Да ни пизди ты, чурка. Хуйня говорю, и все. Давай лучше накатим по одной, пока этого беглого не привели. Кстати, что-то нет их, — возле тени башки того, кого обозвали чуркой, появилась вытянутая тень чуба Голобородько. Послышался звук льющейся жидкости.
— Ну, хоть карабин возьми, как у меня.
— Не, я со своей старушкой до самого Урала драпал под чутким руководством товарища Хрущева. Вместе с ней полгода по лесам шманался. Вдвоем мы и в СФОР поступили.
— Ну, как знаешь. Вздрогнем?
— Вздрогнем. За победу демократии во всем мире.
Томсон значит. Как пулемет значит. Что ж, это нам подходит.
Волков передернул затвор автомата, одновременно толкнув плечом дверь.
Голобородько, увидев Сергея, подавился водкой. Она у него, сердешного, встала поперек горла. Тяжелый приклад автомата помог проскочить ей дальше, одновременно кроша зубы и вдавливая вглубь черепа переносицу.
Фанат Томсона так и застыл с опрокинутым стаканом — словно пытался спрятаться за его кромкой, как за бруствером окопа. Потом все-таки опустил граненый, медленно встал с деревянного табурета и начал пятиться к углу, где стоял его карабин.
Волков в это время, не отводя взгляда от сфоровца, навел на того автомат, держа Томсон в согнутой правой руке, а левой взял за цевье трехлинейку. Сфоровец начал шарить правой рукой по бревенчатой стене и пропустил тот момент, когда Сергей метнул трехлинейку, словно туземец племени тумба-юмба, копье. Сам виноват. Теперь вот стоит, удивленно разглядывает, что у него там торчит в районе солнечного сплетения.
Нет, уже не стоит. Сполз по стене. Ну и ладушки.
А что там у нас досточтимый сэр Донахью?
Сергей распахнул ударом ноги дверь в бывший кабинет начлага.
Сидевший справа от стола офицер моментально вскочил и цапанул холеной ручкой за кобуру. Волков выстрелил первым, но все получилось не так, как он хотел. С непривычки очередь получилась слишком длинной и ушла влево и вверх, пробуравив потолок. Но перед этим она отшвырнула к стене шустрого офицеришку, и буквально смела Донахью со своего рабочего места.
Хорошо еще по окну не полоснула, а то бы сейчас сюда весь лагерь сбежался. Нет, прав был все- таки покойный Голобородько. Дрянь автомат.
Однако плохо дело! Похоже, и проводника у него не будет, и правды он не узнает. По крайней мере, в ближайшее время.
Волков обошел дом, собирая все, что он запланировал. Собранное он положил в сидор, найденный в сенях. Из оружия взял карабин и, немного подумав, автомат. Покружив по кабинету, Сергей подошел к столу, на котором лежали какие-то документы.
«Входящая документация».
И чуть ниже и помельче:
«Комендатура Усть-Илимкого лагеря СФОР для перемещенных лиц Центрального Южно-Сибирского административного округа.»
Для перемещенных значит? Угу. Ну что ж, пора перемещаться.
Волков повесил на плечо карабин, поправил сидор и вышел в сени. Потом он, хлопнув себя по лбу, вернулся и, наклонившись над телом коменданта, извлек из его кобуры пистолет.
Вальтер. И у второго офицера тоже был Вальтер. Странно. Вроде бы американцы, а оружие немецкое.
Сергей пожал плечами и вышел на улицу.
Кромешную тьму потревожил луч прожектора, медленно ползущий вдоль стены лазарета. Сейчас он доползет до трупов конвоиров и…
Нет, обошлось. Все-таки Витюня знал, где ховаться. Хотя сегодня это ему не помогло.
Подкоп оказался на месте. Надо было только немного разгрести снег.
Вот опять эти кусты. Речка. Вперед к лесопилке. А дальше что? Грузовика с подарками на этот раз точно не будет. Ну да ладно. Ему ничего и не надо. Только бы выбраться отсюда.
Глава 4
ПРОВАЛ
Ветер шевелил обгоревшие листки поваренной книги. То, что это была поваренная книга, он разглядел не сразу. Только после того, как особенно сильный порыв ветра перелистнул сразу несколько листков.
Прямо у него перед носом оказалась фотография блюда с поросенком. О, эта зажаренная корочка!
Нет, это просто какая-то особо извращенная пытка. В то время, когда он уже третий день лежит придавленный бетонной плитой, и у него не было и маковой росинки во рту, эта чертова поваренная книга демонстрирует ему одно кушанье за другим. Вот, теперь еще и это!
На вновь открывшемся листке он увидел фотографию со стаканом апельсинового сока.
Пить!
Он подумал это или произнес вслух?
И ведь не отвернешься! Похоже, у него перебит позвоночник.
Единственное спасение — закрыть глаза. Но если он закроет глаза, то, скорее всего, заснет, а, значит, может пропустить проходящих мимо людей. А они ведь возможно помогут ему выбраться отсюда. Хотя откуда здесь люди? Живые люди.
Он посмотрел на руины, в которых местами, то здесь, то там все еще что-то горело.
Сзади что-то заскрежетало. Стало труднее дышать. Он уже практически не чувствовал своих перебитых ног. Плита над ним покачнулась и рухнула прямо на него.
Жена спала. Бенедиктинский прошаркал по коридору и, бросив в корзину для грязного белья насквозь промокшую майку, вошел в кухню. Открыл холодильник.
Так. Колбаса. Сыр. Салат. Куриные грудки.
— Что ты делаешь? — Света стояла на пороге кухни и щурилась от яркого света.
— Прости, — пробормотал он с набитым ртом и кинул приготовленные бутерброды в холодильник, — я уже иду спать.
Она ничего не сказала — только покачала головой.
