здесь делает это полко…
Как пуля вошла в затылок он, конечно, не почувствовал. Просто окружающая его действительность разорвалась на тысячу мелких разноцветных кусков.
Грязно-серое одеяло облаков, нависающее над горбушкой сопки, неожиданно разорвало резким порывом ветра, и деревья, в свете появившейся луны, засверкали не поддельным серебром задекорированных снегом ветвей.
Сергей воткнул лыжную палку в снег, снял рукавицы и достал из-за пазухи пачку трофейных сигарет. Американские, ими совершенно не накуриваешься. То ли дело — Казбек. Где-то на противоположном краю села залаяла собака.
Интересно, еще американцы там есть? Те двое, что толкали по дороге свой заглохший мотоцикл (царствие им небесное) были единственными представителями оккупационных войск, которых он встретил с тех пор, как вместо подвала на Лубянке он очнулся на сеновале в Старьево. А ведь уже почти две недели прошло.
Но кто-то из представителей новой власти в селе точно есть. Мир не без «добрых» людей. Всегда найдется кто-нибудь предпочитающий объедкам, которыми и свиньи-то побрезгуют, хорошо прожаренный стейк и баночку Будвайзера на ужин. Староста Приозерного, наверняка, сейчас свои бока в самой лучшей избе на печке отлеживает. Небось, такая же сволочь, как и тот, на чьих лыжах он сейчас стоял.
Да уж господин Крахмалюк! Не чего было гостя своего сначала чаем с баранками с дороги отпаивать, а потом, ему прихлебывающему из чашки сзади в темечко топором целится. Не был бы ты, Данила Петрович таким засранцем негостеприимным — не лежал бы сейчас под снегом в своем огороде. Решил, наверное, сдав очередного повстанца, парой ящиков американской тушенки разжиться. Метил обухом по голове, а получил лезвием в лоб. Всех домочадцев Волков по своей привычке положил рядом с хозяином. Причем сынку сначала пришлось самому мерзлую землю в огороде ковырять, а уж потом…
Переступив через едва точащие из сугроба верхушки частокола, Волков подкатился к крайней на улице избе, из трубы которой поднимался толстый столб белого дыма.
Поесть и погреться — вот бы что ему сейчас не помешало, а еще помыться бы и побриться. Щетина- то уже двухнедельная!
Ага, а еще бабу, патефон с плясками и ведро водки, осек сам себя Сергей.
— Кто? — в женском голосе не чувствовалось ни грамма тревоги.
— Труман в кожаном пальто, — Сергей на всякий случай отошел подальше от двери.
Мало ли кто там. Возьмут еще, да гранату кинут.
— Пашка, ты что ли? Так вот передай своему Тимофеичу, что пока десять баксов мне за предыдущий заход не отдаст, вас охламонов пущай больше не присылает. Все, лавочка закрыта.
— Я хоть и не Пашка, и не от Тимофеича вовсе, — Волков сразу смекнул о чем речь — но от стопаря тоже не откажусь.
— Чем платить будешь? — с той стороны послышался звук отодвигаемого засова, и из-за едва приоткрытой двери высунулось существо неопределенного возраста, чья голова была замотана в платок таким образом, что видны были только озорные глаза.
— Патроны подойдут?
— Ты что, не местный? — существо сняло цепочку с крючка. — У нас говорят «маслята».
Волков вошел, и дверь за ним тут же закрылась, оставив снаружи облако пара, которое, впрочем, моментально растворилось в сухом морозном воздухе.
— Валенки в сенях снимай, — буркнуло существо, которое, сняв платок и накинутую на плечи шубейку, оказалось симпатичной чернявой дивчиной, — тепло у нас тут.
Сергей, отчего-то сразу засмущавшийся, скинул валенки и, войдя в горницу, поставил сидор на свободную лавку.
— Здравствуйте.
— Ну, здорово, коль не шутишь, — на него в упор глядели внимательные серые глаза. — Садись, чего стоишь? — полная женщина в годах, сидящая в самом центре длинного стола, кивнула на лавку напротив себя.
Волков сел.
— Чей будешь? Из вольнонаемных или хозяйский?
— А разве есть сейчас они, вольнонаемные?
— Правда твоя, — женщина вздохнула, — это те не при коммунистах. Тут либо добровольно- принудительно хозяйскую жопу лижешь, либо в лагере ворон кормишь.
Девушка взяла ухват и вынула небольшой чугунок из печки. По избе стал распространяться аппетитный запах щей, смешиваясь с непривычными для Сергея запахами сырого белья и… Ну да, самогона.
Сергей потянулся к сидору.
— Сиди, сиди. Вижу, что не пустой пришел, иначе бы и не пустила. Опосля сочтемся.
— Ого, дозорная служба тут у вас, я смотрю, неплохо поставлена.
— А ты как думал? Почитай в лесу живем. Так ты откель к нам такой бойкий явился.
— Охотник я.
— Не заливай! С охотников с самих мериканцы давно шкуру спустили. Из СКА чтоль?
— Не понял?
— Из Сибирской Красной Армии, не понял он.
— Не-е-е.
— А точно ведь оттуда! Только за каким хером тебя под Иркутск занесло? Или там у вас бухло кончилось?
— Не, я серьезно сам по себе. А что это за армия такая? Что, они до сих пор воюют?
— Парень, ты либо с Луны свалился — либо провокатор. Смотри, у нас всяких кантри- менежоров быстро в оборот берут. Много тут их по обочинам по весне находят.
— Да успокойтесь, тетя. Никакой он не кантри менеджер и не сфоровец. Вон он на Крахмалюковских лыжах пришел. Сами подумайте, этот изверг добровольно свои лыжи кому отдаст? — подала голос чернявая.
— А ведь и вправду, Лизка! Как это я сразу не заметила. Не уж-то, наконец, нашелся человек, который этого зверя порешил? — хозяйка всплеснула руками.
Сергей, потупившись, изучал прожилки на чисто вымытом полу.
— Молодец, Лизка. Остроглазая. А в ниши разговоры все равно не лезь. Вона лучше борща по мискам разлей и, поди эта… Ну, принеси.
Дивчина ловко, не уронив ни капли, наполнила глиняные миски дымящимся борщом и исчезла за занавеской, чтобы появиться оттуда через пару минут со здоровой бутылью, под завязку наполненной мутноватой жидкостью.
— А ты че и в самом деле о СКА ничего не знаешь? Кстати как там тебя зовут? — хозяйка самолично откупорила бутыль и разлила самогон по кружкам.
— Сергей. В самом деле.
— Меня Никаноровной все село кличет. За знакомство значит.
Чокнулись, выпили и застучали ложками.
— Сейчас я Лизку за Тимофеичем пошлю, уж он-то тебе про энту СКА все расскажет. Любит наш староста на всякие политические темы языком почесать.
— Хватит с меня старост. Не клеится у меня с ними, — Волков облизал ложку и посмотрел в сторону выхода.
— Это ты зря. Старосты, они разные. Наш-то Тимофеич как старостой стал? Пришли мериканцы, увидели единственного мужика в очках и говорят мол, — ю а гуд префект. Окей, алрайт и все такое. А наш Тимофеич, он раньше библиотекарем был. Об энти книжки зырки свои и сломал. Вот так вот. Лизка, дуй за Тимофеичем.
