вздохнуть. Я насторожился: казалось, он разочарован мной, но причины этого разочарования я не понимал. Я был уверен, что мой образ жизни стал лучше. Иисус наклонился и начал рвать одуванчики. Если бы я так не волновался, мне показалось бы забавным, что здоровый мужик собирает одуванчики. Сидя на корточках спиной ко мне, он спросил:
– Как тебе Тарм?
– Хорошо. Прекрасный город.
Он поднялся, держа в руках целый желтый букет:
– Да, замечательный. Он всегда таким был. Ты растолстел. – И он пошел дальше.
Я поплелся за ним, взглянув на свой живот:
– Да, есть немного.
С тех пор как я приехал в Тарм, я набрал десять килограммов, которые все сконцентрировались в моем животе, но прежде я был таким тощим, что меня это мало беспокоило.
– Так ты доволен своей жизнью в Тарме? Именно так все и должно быть?
Что-то было явно не по нему – никакого благодушия в его голосе не звучало. Я поторопился ответить:
– Не стоит придавать особого внимания тому, что произошло только что и всего лишь один раз.
– А почему это произошло?
Я надеялся, что это был последний и наиболее мучительный приступ судорог перед исчезновением узла, но никакой уверенности в этом у меня не было.
– Понятия не имею.
– Ага. Николай, ты приехал сюда, чтобы тебе было клево?
– Не только. Но я сильно изменился. Я стал безобидным. Наверное, это лучше, чем было.
– Но этого недостаточно.
Он замолчал.
Неприятное молчание продолжалось в течение нескольких минут. Машин совсем не было слышно – только шумел ветер да изредка доносилось мычание коровы. Это было настоящей пыткой: я знал, что сейчас что-то последует, и меня раздражало это ожидание. Наконец он нарушил молчание:
– Ты тот, кто ты есть. Ты совершил то, что совершил. И забыть об этом у тебя не получится.
– Вон как. И кто это сказал?
– Я говорю!
Я остановился и удивленно посмотрел на него. Черт возьми, что он о себе возомнил? Я отлично себя чувствую. Мне никогда не было так классно. Возможно, я не могу назвать себя счастливым, но мне и этого вполне хватало. Я не испытываю постоянной боли. Если бы боль возвращалась лишь раз в три месяца, мне было бы достаточно.
– У меня свой дом, у меня соседи, с которыми я могу поболтать. Я вызываю восхищение. А это немаловажно для меня. Это невероятно важно! – Я говорил очень самоуверенно.
– Ты не имеешь права останавливаться на этом.
– Но я теперь там, где должен быть.
Я злился. Отойдя от него довольно далеко, я подошел к лошади и погладил ее. Он тем временем терпеливо ждал. Постояв на месте, он наконец сам подошел к лошади и протянул ей листья одуванчиков. Лошадь подошла к нему и принялась жевать. Мне пришлось обернуться к нему.
– Я стал лучше. Я доволен.
– Да нет, ты не доволен. Просто ты об этом еще не знаешь.
– Я удовлетворен тем, что у меня есть. А в этом и заключается радость.
В животе у меня начало угрожающе бурчать. Это было предупреждением о подступающей боли. Надо было что-то предпринять сейчас же. Лошадь отошла от нас.
– Мне нужно, чтобы ты перестал радоваться тому, что тебя все удовлетворяет. Этого недостаточно. – Иисус говорил очень настойчиво.
– Но мне этого хватает.
– Уже нет. Если ты успокоишься, тут же потонешь.
Мое лицо исказилось от ужасной боли в животе. Так нечестно. Он должен защищать меня, а не мучить. Это привело меня в бешенство, и я заорал со всей силой, на какую способна была моя глотка, и ударил его в грудь:
– Пошел к черту! Ты придурок! И заткнись наконец! Ты ни хрена не понимаешь!
Он схватил меня за указательный палец и издевательски покачал головой. Я вырвал у него руку, отвернулся и пошел домой на Поппельвай. До дома было километра три-четыре, но за всю дорогу мы не произнесли ни слова. Перед самым домом ему все-таки удалось нанести мне еще один удар, сказав:
– Как часто ты думаешь про Сес?
Я намеренно отгонял от себя мысли о ней, так что думал о ней очень редко, почти что никогда.
– Как часто ты думаешь про Сес?
Крайне мало, несмотря на то что меня регулярно мучили ночные кошмары, связанные с ней.
– Как насчет Бриана и Алана? Ты подумал о том, что ты разрушил их жизни?
– Заткнись!
– Как часто ты плачешь по ней?
– Я изобью тебя, если ты не замолчишь.
– Ты не можешь избить меня.
Он прав. Он слишком сильный. Мы приблизились к дому, и я отошел от него.
– Что собираешься делать?
– Поссать. Ты пойдешь со мной или Мессия считает, что я сам в состоянии справиться?
Я скрылся в туалете, чтобы немного прийти в себя. Он был прав, и я это знал. Я еще не заслужил, чтобы мне было хорошо. Я взглянул в зеркало и как следует высморкался, а затем плюнул в свое отражение прямо между глаз. В дверь начали стучать.
– Николай, тебе плохо? Ты сидишь там уже полчаса.
– Нормально. Выйду через две секунды.
Сняв рубашку, я посмотрел на жировые отложения на животе – десять кило за два месяца. Почему боль стала неотъемлемой частью моей жизни, хотя при этом я могу забить на нее, жрать печенье и жиреть на глазах? Я надел рубашку и вышел. Лицо Иисуса выражало волнение.
– Ты уверен, что все нормально?
– Конечно нет! Мне хреново.
Иисус без предупреждения притянул меня к себе. Я почувствовал его напряженные мышцы, когда он прижал меня. Очень странно было находиться так близко к другому мужчине, ощущать его сильное тело рядом со своим, обрюзгшим. Я положил голову ему на грудь. Я впервые стоял в объятиях другого мужчины. Раньше, конечно, мне приходилось дружески похлопывать других мужчин по спине, но они меня никогда не обнимали, и я их не обнимал.
План
Вот то, что мне предстояло сделать по указанию Иисуса:
Я должен позаботиться о Йеппе, когда он приедет. Это мой старый друг, и ему нужна моя помощь. Я этого, конечно, не мог понять. Почему он должен был приехать ко мне? Но Иисус был уверен в этом. Так что, как только он объявится, он тут же попадает под мою ответственность.
Я не должен позволить бабушке умереть с бременем вины. По словам Иисуса, она испытывала угрызения совести из-за того, что давно хотела помочь нам, но не имела для этого достаточно сил. Да и сейчас у нее сил не хватает. Я должен помочь ей: если я дам ей силы, она придет мне на помощь.
Отныне я должен помогать Бриану, так как он обозлен и расстроен. Он должен заново научиться любить.
