поняв, лишь махнул рукой, мол, гори оно синим пламенем, лишь бы нас не беспокоило.
Так или иначе, из теплого летнего полудня путников перенесло в относительно небольшое (около двадцати метров в поперечнике и в высоту не более шести) весьма странное помещение. Для того, чтобы хоть как-то описать крайне замысловатые изгибы стен и сводов понадобился бы, скорее, не архитектурный дизайнер, а математик — специалист в области неэвклидовой метрики. Создавалось впечатление, что находишься внутри гигантского желудка какого-то чудовища. Впечатление усиливалось оттого, что многочисленные желваки, выпуклости и впадины на стенках «желудка» находились в постоянном движении: вспучивались, опадали, извивались, будто змеиные клубки, перетекали друг в друга, а затем и вовсе рассасывались без следа. Но самым удивительным здесь все-таки было не завораживающе-динамичная архитектура, а то, что находилось внутри. Во-первых, в центре зала между потолком и полом стоял толстенный столб яркого синего пламени, будто откуда-то из-под пола бьет и мгновенно воспламеняется мощная струя какого-то горючего газа. Но никакого жара или запаха горения в помещении не ощущалось, поэтому несложно было догадаться, что это вовсе не огонь, а что-то другое. Во-вторых, внутри синего огня стояло абсолютно неподвижно весьма странного вида существо. Ростом оно было под два метра, опиралось на нижние конечности. Тело существа от шеи до самого пола было завернуто в темно-синий плащ таким образом, что разглядеть можно было лишь кисти рук и голову. Руки создания ничем особенным не отличались от рук человека, эльфа или какого иного разумного существа: обычные пятипалые, лишь пальцы были чуть длиннее, а ладонь более вытянутой. Кожа морщинистая, темно-оливкового цвета, сплошь покрыта бородавчатыми образованиями. Зато голова будто из кошмара закоренелого наркомана, которому не удалось наскрести деньжат на очередную дозу дури. Нос, уши, глаза рот — все это на первый взгляд было в наличие, но выглядело весьма странно и размещалось на лишенном волос сильно вытянутом кверху черепе не совсем так, как у прочих разумных. К примеру, рот располагался в том месте, где обычно бывают рты, но по форме скорее походил на рот стрекозы. Прямо из скул непонятно для какой надобности вырастали змеевидные отростки двух щупальцев, достаточно длинные, чтобы дотянуться до любой части его лица и даже до затылка. Вместо носа — овальное отверстие, прикрытое сверху небольшим клювообразным козырьком. Уши, вроде бы также располагались там, где им положено быть, но ушные раковины были весьма малого размера. Зато глаза существа поражали своей неординарностью. Были они круглыми, большими, с золотистой радужкой и крупным черным зрачком и покоились на довольно длинных и толстых отростках, растущих из височных долей черепа. Не вызывало сомнения, что эти глаза имели способность обозревать окружающее пространство на все триста шестьдесят градусов, а также отправлять информацию в мозг вне зависимости друг от друга — у застывшего существа один глаз был направлен вперед, другой — назад. При всей толерантности обитателей Ультана и полном отсутствии у них ксенофобии и прочих расовых предрассудков, первым желанием всех без исключения было побыстрее «сделать ноги» и больше никогда сюда не возвращаться. Что же касается не столь гибкого Парацельса, юноша буквально сомлел от страха и для надежности укрылся за широкой спиной Зуур эр Шуура.
— Ну и ну! — негромко пробормотал шаман. — Примерещится такое с большого бодуна и все — считай кранты и очередное перерождение.
— Да уж! — поддержал его Эксилас, — Страхолюдина, каких поискать!
— О Боже! — наконец-то пришла в себя Эниэль. — Что это за страшилище?
Лишь Зенон стоявший в сторонке с хитроватой улыбочкой на лице, ничуть не испугался. Подойдя поближе к огненному столбу, он указал рукой на фигуру и громко во всеуслышание объявил:
— Вот, господа, последний в нашем мире представитель расы даридов! Прошу любить и жаловать.
— А тебе откуда известно, что это именно дарид, а не какой-нибудь клюворылый стеблеглаз плотоядный? — С сомнением в голосе спросил Зуур. — А вдруг он сейчас ка-а-к выпрыгнет, да ка-а-к вцепится в кого-нибудь из нас?! Эй, Парацельс, чего пришибился за моей спиной? Стра-а-шно?
Испуганный сверх всякой меры землянин, никак не отреагировал на провокационные происки огра, зато уязвленная Эниэль, тут же дала отпор, «зарвавшемуся дубинноголовому, неотесанному, нечуткому» и прочая-прочая «олуху». На что чародей лишь весело ухмылялся, любуясь изрыгающей в его адрес громы и молнии эльфийкой.
В этот момент у Зенона промелькнула мысль, что грубая выходка огра была направлена вовсе не в адрес Парацельса, а специально для того, чтобы позлить начальницу. Недоуменно пожав плечами, юноша решил как-нибудь попозже расспросить друга, для чего тот специально раззадоривает готовую завестись с пол оборота девицу. Он не стал дожидаться, когда перепалка между неукротимой эльфийкой и огром перерастет в банальную потасовку с непредсказуемым исходом, и, повысив голос, произнес:
— Господа, давайте отложим все разборки до лучших времен, а сейчас нам следует разбудить дарида! Сказать по правде, парню изрядно надоело маяться в оковах безвременья, он буквально умоляет меня уступить ему на время мою материальную оболочку, чтобы он смог отключить стазисное поле.
— Как уступить материальную оболочку? — забыв об Эниэль, недоуменно захлопал глазами Зуур эр Шуур. — Это тело, что ли?
— Ну да, — ухмыльнулся Зенон, — а ты на удивление догадлив.
— Ты хочешь сказать, — не обратив никакого внимания на ехидную подначку товарища, продолжил шаман, — что в данный момент находишься в контакте с этим молчаливым парнем. — И он указал рукой на неподвижное существо в столбе синего пламени.
— Благодаря тебе и твоему колдовскому искусству, мой дорогой Зуур, — еще шире улыбнулся юноша, — мне, удалось вступить в контакт с представителем расы предтечь-даридов, и теперь он просит меня об одной незначительной услуге — немного попользоваться моим телом. И я как разумное существо не имею права отказать обратившемуся ко мне за помощью собрату по разуму. Единственно, о чем я хотел бы попросить всех вас: ничему не удивляться, и не препятствовать нашему другу, выполнить кое-какие манипуляции. Короче, сейчас я начну, мягко говоря, довольно странно себя вести, от вас лишь требуется стоять в сторонке и ничего не предпринимать.
— А ты уверен в том, что этот «красавчик» ничего плохого тебе не сделает? — окинув взглядом фигуру дарида, спросила Эниэль. — Уж больно страхолюден. Я б никогда с таким…
Впрочем, никто не обратил особого внимания на последнюю реплику эльфийки. По просьбе Зенона все отодвинулись подальше от столба синего пламени и стоящего в нем дарида, а сам юноша начал неуловимо преображаться на глазах у оторопевших зрителей. Вообще-то «преображаться» громко сказано. На самом деле он как был, так и продолжал оставаться человеком, и вместе с тем в его фигуре и манере поведения появилось нечто, роднящее его с существом, закованным в цепи темпорального стазиса. Из всего этого несложно было сделать вывод, что нечто чуждое уже вошло в тело нашего героя и целиком овладело его сознанием.
Не обращая ни на кого внимания, существо скукожилось самым неестественным для представителя гуманоидной расы образом с риском вывихнуть или сломать что-нибудь самому себе. В состоянии полного отрешения Зенон-дарид находился не более двух минут. Наконец к всеобщему облегчению, а особенно на радость сердобольной Эниэль, больше всех опасавшейся за целостность костей и позвонков товарища, он выпрямился. Поведя плечами, будто немедленно собирался пуститься в пляс, он направился вокруг фигуры дарида, при этом что-то внимательно высматривая внутри холодного голубого костра. Не пройдя и половины пути, он остановился и издал громкий горловой звук — несомненно, чему-то обрадовался, хотя на лице Зенона никаких признаков радости не отмечалось. Отойдя от огненной стены на пару метров, он опять принял такую противоестественную позу, что беспокойное сердечко эльфийки вновь невыносимо екнуло в груди. На сей раз он пребывал в состоянии полной неподвижности бесконечные пять минут. Стоявших у стены товарищей так и подмывало окликнуть юношу, но из-за опасения навредить никто не стал этого делать. И вот он вновь выпрямился, вознес руки над головой и, подняв лицо к потолку, заговорил на каком- то неведомом никому языке. Говорил он громко, выразительно частил словами, будто декламировал речитатив с оперной сцены. Несмотря на то, что ни единого слова никто из присутствующих понять не мог, слова, вылетающие изо рта Зенона, завораживали, будоражили душу, поднимали из самых потаенных ее глубин целые сонмища неясных образов и ощущений.
«Чужая магия», — сообразил Зуур эр Шуур.
Первым желанием шамана было поставить ментальный блок на себя и товарищей, дабы отразить постороннее воздействие на психику. Однако поднятая было рука, замерла в воздухе, а пальцы, готовые к
