борьбы, я бы перестал существовать как человек, перестал бы уважать себя, я бы звал себя скотиной…»
Первое в советской истории открытое выступление против существующего режима на флоте закончилось неудачей: в 30 милях от острова Готланд после бомбардировки со сверхновейших истребителей-бомбардировщиков «Су-24» «Сторожевой» сдался.
Между тем произошедшая в конце 1974 года смена министра культуры СССР и возможное смягчение идеологических репрессий в связи с подписанием СССР Хельсинкских соглашений побудило Юрия Любимова к очередной попытке реанимировать спектакль «Живой» по роману Б. Можаева, запрещенный к показу еще при Е. Фурцевой в 1968 году. Как показали дальнейшие события, уход Фурцевой и подпись под соглашением мало повлияли на отношение властей к этому произведению Б. Можаева. Более того, эта очередная попытка Ю. Любимова оказалась самой печальной из всех предыдущих. Высокая комиссия, принимавшая спектакль, предъявила режиссеру ни много ни мало около 90 различных замечаний и дала два месяца на их исправление. Но это было очередное лицемерие властей; как потом выяснилось, решение не пускать спектакль при любых условиях было уже проштамповано заранее, еще до показа его комиссии. Подобная ситуация в эпоху господства в искусстве «социалистического реализма» была чуть ли не типичной.
Олег Даль в декабре 1974 года писал в своем дневнике: «Соцреализм — самое ненавистное для меня определение.
Соцреализм — гибель искусства.
Соцреализм — сжирание искусства хамами, бездарью, мещанами, мерзавцами, дельцами, тупицами на высоких должностях.
Соцреализм — определение, не имеющее никакого определения.
Соцреализм — ничто, нуль, пустота.
Естество не любит пустоты…
Посему столь бездарная пустота, как соцреализм, мгновенно заполнилась всяческим говном и отребьем без чести и совести. Не надо быть талантливым, чтобы сосать такую матку, как «соцреализм». Надо просто знать, что надо, и на книжной полке будет расти ряд сберкнижек!
Соцреализм предполагает различные награды и звания!
В последнее время дохожу до физиологического состояния тошноты и блевотины. Это уж слишком!
Куда податься? Где чистого воздуха хлебнуть?»
Таким, как Олег Даль, некуда было податься, безвременье выбрало их в качестве своих трагических героев. Но время смерти для таких, как он, еще не пришло, и из жизни уходили другие.
9 августа 1975 года в Москве скончался выдающийся советский композитор Дмитрий Шостакович. По поводу его отношения с властью Г. Вишневская писала, что «власти заблуждались, думая, что, обвив его липкой паутиной и всучив ему партбилет, они создали из него нужный им образ верного коммуниста, славящего в своих выступлениях Советскую власть. Именно эти-то высказывания, идущие вразрез со всем его творчеством и всей его жизнью, — позорный и яркий документ, свидетельствующий об извращении и подавлении личности коммунистическим режимом».
Конец 1975 года так и не принес желанного душевного успокоения для Владимира Высоцкого. Не ладятся съемки в «Арапе Петра», продолжаются сложности во взаимоотношениях с Юрием Любимовым. 12 декабря Любимов заявил Валерию Золотухину: «С господином Высоцким я работать больше не могу. Он хамит походя и не замечает… Ездит на дорогих машинах, зарабатывает бешеные деньги, — я не против… на здоровье… но не надо гадить в то гнездо, которое тебя сделало…»
14 декабря на роль Гамлета официальным приказом по театру назначается Валерий Золотухин.
В те морозные зимние дни декабря 75-го в Москве умирала знаменитая киноактриса, бывшая жена Героя Советского Союза Анатолия Серова и писателя Константина Симонова, любимая женщина Маршала Константина Рокоссовского Валентина Серова. Она умирала одна, всеми забытая и брошенная. Актриса Л. Пашкова вспоминала: «За несколько лет до смерти Серовой увидела ее на улице у винного магазина и испугалась. «Неужели и я когда-нибудь могу так кончить?» Сунула ей в руку какие-то деньги и побежала по тротуару. Слезы застилали глаза, и вновь все сменилось злостью.
В декабре 75-го (Валентина Серова скончалась 12 декабря в возрасте 58 лет) хоронили ту, что пленяла своим искусством не одно поколение зрителей. Гражданская панихида состоялась в Театре-студии киноактера. Поглядела на умершую, и сердце сжалось от боли. Неужто это все, что осталось от самой женственной актрисы нашего кино и театра? Ком застрял в горле. Вынести этого долго не могла. Положила цветы и ушла из театра. Часа три ходила по Москве и плакала».
Парадоксально, но судьба самой Людмилы Пашковой сложилась не менее трагично, чем у Серовой. В 1983 году ее мужа — председателя Союзгосцирка А. Колеватова — арестовали, и она осталась совершенно одна, отвергнутая друзьями. От горя и безысходности она вновь вернулась к давнему пристрастию — выпивке. И в конце концов безвременно умерла в своей роскошной, но холодной и пустой квартире на Смоленской набережной.
1976 год
В отличие от всех предыдущих годов, год 1976-й был отмечен резким ослаблением давления на Театр на Таганке со стороны властей. Можно долго искать причину столь внезапного благоволения и находить массу ответов, но все же главным было то, что власть в тот год, кажется, почувствовала, что привычные репрессии уже утратили свою эффективность, уловила тот момент, когда кнут должен сменить вкусный пряник.
Все годы своего существования Театр на Таганке хоть и был мощным оплотом оппозиционного мышления, но только не по отношению к идейным основам того режима, что существовал в стране, а лишь к антигуманным формам их воплощения. И в какой-то мере Таганка нужна была режиму, для того чтобы служить тем клапаном, через который без остатка выходило бы все накопившееся в народе недовольство. При желании со Старой площади и с Лубянки этот клапан в нужный момент открывался и так же закрывался, когда в этом назревала необходимость для властей.
1976 год и стал тем годом, когда клапан раскрыли шире, чем обычно. Подписав в прошлом году Хельсинкские соглашения, руководство страны, похоже, решило хоть в малой степени либерализовать режим.
В. Смехов в своих воспоминаниях писал: «С 1976 года ослабло давление на нас. Года два улыбалось солнышко… Дрожа от страха за свою смелость, начальство выпустило Таганку за рубеж. В вузах разрешили курсовые и дипломные работы о Театре на Таганке. Четверо актеров театра получили звания «заслуженных». Двенадцать семей — новые квартиры. А сам театр — разрешение и проект на новостройку. Любимов выехал на постановку оперы в Италию. В то же время Владимиру Высоцкому разрешили сделать запись на «Мелодии». Правда, из 4 часов записи выпустили только диск-малютку… Перестали чинить препятствия его выездам во Францию, к жене. Правда, всякий раз с нервотрепкой по поводу визы…»
И все-таки, несмотря на столь благоприятные обстоятельства в жизни театра, то состояние неудовлетворенности и тревоги, что доминировало у Высоцкого в прошлом году и было связано с ревнивым отношением к нему со стороны коллег по работе, в его душе сохранялось. Театральная дисциплина и сверхтребовательность к нему со стороны Любимова все чаще повергали его в уныние. Любимов, кажется, этого не понимал и все чаще бросал в сторону Высоцкого: «Я покончу в конце концов со звездной болезнью артистов!»
В марте Валерий Золотухин, в конце прошлого года назначенный на замену Высоцкому в спектакле «Гамлет», написал в своем дневнике:
«27 марта. Разговор наш с Володей назревал и должен был состояться.
— Валерий! В своей жизни я больше всего ценил и ценю друзей… Я так живу. Понимаешь? И у меня досада и обида — на него (Любимова) главным образом. Он все сводит со мной счеты, кто главнее: он или я, в том же «Гамлете». А я — не свожу… И он мне хочет доказать! «Вот вас не будет, а «Гамлет» будет, и театр без вас переживет…» Да на здоровье… Но откуда, почему такая постановка? И самое главное, он
