Стивенс (кстати, его книгу о событиях в Венгрии-56 и Чехословакии-68 на Западе всячески замалчивали):
«Русское вторжение в Венгрию и Чехословакию – таковы два самых трагических события в послевоенной истории Европы. Но в каждом из этих случаев Россия стояла перед лицом не только потери империи, что имело бы достаточно серьезное значение, но и перед лицом полного подрыва ее стратегических позиций на военно-геополитической карте Европы. И в этом больше, чем в факте вторжения, состояла действительная трагедия. Именно скорее по военным, чем по политическим причинам контрреволюция в этих двух странах была обречена на подавление: потому что, когда в них поднялись восстания, они перестали быть государствами, а вместо этого превратились просто в военные фланги...»
И в Венгрии 56-го, и в Чехословакии 68-го годов Советский Союз прекрасно знал, с кем боролся: с враждебными социализму мировыми элитами. В первую очередь это были США и Израиль, где ведущую скрипку играло влиятельное сионистское лобби. Чуть позже к этому процессу присоединились и польские евреи, но их ждала та же участь, что и чехословацких: они потерпели поражение. И это несмотря на то, что за спинами сионистов из социалистических стран стояли самые сильные западные спецслужбы (наиболее активную роль играли американское ЦРУ и западногерманская БНД), которые еще в конце 40-х годов затеяли операции «Раскол» и «Расщепляющий фактор», нацеленные на дестабилизацию ситуации в Восточном блоке.
Одним из главных вдохновителей и разработчиков этих операций был шеф ЦРУ Аллен Даллес, который вошел в мировую историю не только как выдающийся разведчик, но и как мастер международной провокации, коих ЦРУ при нем совершило несколько: свержение правительства Моссадыка в Иране (1953), свержение правительства Арбенса в Гватемале (1954) и попытка свержения правительства Фиделя Кастро на Кубе (1961). Поэтому, подавляя «бархатные революции» в Венгрии и Чехословакии, советское руководство и его союзники по Варшавскому Договору боролись не только с тамошними контрреволюционерами, но и с западными спецслужбами, тем самым проходя своеобразный тест на свою силу и профпригодность. Чтобы не быть голословным, приведу рассказ журналиста А. Драбкина:
«В 1967 году серьезная акция готовилась в Центральной Европе. Там предполагалось разрушить «засов» Варшавского пакта – создать очаг напряженности в Чехословакии. «Двухлетний пленум» ЦК КПЧ, который начался в декабре 1967 года, а закончился в январе 1968, фактически расколол партию. Антонин Новотный был снят с постов первого секретаря ЦК КПЧ и президента страны. Политическое брожение, слабость чехословацкой армии и отсутствие на территории страны советских войск создавали, как казалось вашингтонским стратегам, условия для военного вмешательства. Соответствующие подготовительные операции были проведены на базах США в ФРГ. Оставалось лишь организовать захват возбужденными студентами пражского радио, чтобы оттуда передать странам НАТО призыв о помощи «народному восстанию».
Но как раз в эту пору пограничники КНДР задержали в своих территориальных водах американский шпионский корабль «Пуэбло». Он был «под завязку» набит суперсекретной электронной аппаратурой, в его сейфах хранились шифры и другие секретные документы, регламентирующие связь по закрытым каналам не только с кораблями 7-го флота ВМС США, но и с базовыми разведцентрами. А главное, в плен попали носители важнейшей информации, предназначенной для узкого круга военных специалистов.
Американцы долго не могли оценить ущерба от «течи» в своей глобальной разведывательной сети. Чехословацкую операцию сочли за благо отложить. А после августа 1968 года она стала и вовсе бесперспективной...»
Однако, одержав победу, советским властям ни в коем случае нельзя было успокаиваться и почивать на лаврах, поскольку «холодная война» ни на день не прекращалась и обещала впереди еще немало крутых поворотов. И одним из решающих фронтов в этой войне оставался идеологический. А важнейшим из искусств в нем являлся кинематограф.
Кино сыграло серьезную роль и в событиях в Чехословакии. Когда в начале 60-х годов там начались либеральные реформы, именно кинематографу реформаторы уделяли наиглавнейшее внимание. Приведя к его руководству своих ставленников, стратеги «бархатной революции» поставили кинематограф на службу своих идей. В основе их было отрицание классовой борьбы и сомнение в правильности избранного Чехословакией социалистического пути. Например, тандем из сценариста Яна Прохазки и режиссера Карела Кахини в течение нескольких лет (1965–1969) родил на свет несколько бесспорно талантливых, но явно антисоциалистических фильмов. Цитирую слова киноведов М. и А. Лим:
«В фильме „Да здравствует Республика“ (1965) через объективный политически непредубежденный взгляд ребенка развенчивается легенда национального героизма во время освобождения страны от фашистской оккупации. Так продолжалось до фильма «Ночь невесты» (1967), где период коллективизации сельского хозяйства изображался в самом неприглядном виде. Это породило открытый конфликт между Прохазкой и политическими властями. Следующие два фильма этого содружества – «Смешной старик» (1969) о жертве преследований в 50-е годы и «Ухо» о страхе людей власти перед системой, которую они сами же создали, – были запрещены...»
Поэтому не случайно, что наши доморощенные либералы в годы горбачевской перестройки пели осанну чехословацким кинематографистам времен «бархатной революции». Например, небезызвестный нам критик С. Лаврентьев по этому поводу пишет:
«Не затрагивая больную тему впрямую, чешские и словацкие режиссеры исследовали рудименты догматизма, тормозящие развитие современного общества. Что бы они ни снимали – драмы о войне, размышления о молодежи, притчи, – пафос фильмов был направлен на раскрепощение человеческого духа, на то самое „выдавливание из себя раба“, призыв к которому был актуален не только во времена Чехова...»
Эта цитата взята из журнала «Искусство кино» за июнь 1988 года. Кто забыл, что это было за время, напомню: в печати шла волна огульного шельмования Сталина и всего периода его правления, воспевались русофобские произведения, оплевывались такие деятели советской литературы и искусства, как Михаил Шолохов, Сергей Бондарчук, Евгений Матвеев и т. д. То есть в точности воспроизводилось то, что было в той же Чехословакии времен «бархатной революции» 68-го года. Отличие лишь было в том, что «пражскую весну» все-таки подавили с помощью танков, а горбачевскую нет – не нашлось толковых руководителей. В итоге Советский Союз почил в бозе. Кто скажет, что в этом не было вины либеральных кинематографистов, пусть первым бросит в меня камень. А начиналось все с малого: воспевания того же чехословацкого кино времен «бархатной революции», которая, по мысли либералов, должна была помочь «выдавить из себя раба» (то есть вместо «раба высокой идеи» создать «раба низменного ширпотреба»).
О том, какую роль играла бы «свободная» Чехословакия, выйди она из Варшавского Договора в конце 60-х годов, наглядно демонстрирует позиция Чехии образца 2007 года: ее руководство согласилось установить на своей территории американскую ПРО, направленную против России. Думаю, и Александр Дубчек (или кто-то другой, пришедший на его место) превратился бы в точно такого же проамериканского лидера, поскольку все эти разговоры о свободе и демократии – всего лишь ширма для простаков. Сколько чернил исписали господа либералы, клеймя позором так называемый социалистический лагерь. Мол, это была тюрьма народов, коммунистический концлагерь. Но вот в начале 90-х годов не стало этого соцлагеря, и что же, больше стало свободы в странах бывшей Восточной Европы? Если больше, то почему восточные немцы с ностальгией вспоминают времена ГДР, а венгры устраивают беспорядки на улицах Будапешта в 2006-м? Журналистка «Комсомольской правды» Дарья Асламова побывала в дни венгерских беспорядков в Будапеште и взяла интервью у тамошних жителей. Процитирую слова одного из них – будапештца Гизы:
«К русским я отношусь неплохо, что бы там ни было в прошлом. В советское время Венгрию называли „самый веселый барак в лагере“. Нам при нашем гуляш-коммунизме давали чуть больше свободы, чем остальным. Я помню, как мальчишкой бегал к вашим солдатам менять „Мальборо“ на махорку, завернутую в газету „Правда“, и палинку на водку. Русский табак – ужасная дрянь, но это было круто! Круче, чем „Мальборо“! Что ж, мы были колонией России, а теперь мы колония Запада. Видно, судьба у нас такая,
