начинающих мастеров по свету. Эффект падающего снега достигался с помощью подсвеченного шара, обклеенного зеркалами. Передвижными стеклами делали эффект моря за окном, а для вспышки молнии устраивали короткое замыкание.
Особое значение свету придавали дикторы. У каждого из них был свой любимый мастер по свету. Светлана Моргунова постоянно говорила: «Я буду работать только с Витюшей Бородиным». Кто, как не мастер по свету, посоветует, какого цвета блузку нужно надеть для выступления, чтобы она не выглядела ярче, чем лицо? Кто, как не он, уберет все ненужное и подчеркнет самое красивое с помощью моделирующего света? Тут в ход шли капрон, и глицерин, и стеклоткань. Такие уловки позволяли (они и сейчас используются) «омолодить» человека, скрыть дефекты и всякие временные неприятности. Виктор Григорьевич (Бородин) вспоминает, как однажды, когда шла передача «Песни Бернеса», Марк Наумович, начинавший в то время изрядно полнеть, подошел к нему и попросил: «Старичок, ты мне сюда не свети, ладно? Чтобы у меня подбородочка особо не было». Пришлось полтора часа ходить по пятам за советской эстрадной звездой с лампой в руке и «выравнивать» светотенью подбородок...»
Еще в 50-е годы дикторы советского ТВ стали людьми суперпопулярными. Однако, в отличие, скажем, от тех же кинозвезд, их слава была несколько иной. Например, ни одного популярного киноактера люди не называли так ласково по имени, как это было с дикторами. Почти каждый день естественным вопросом у людей был такой: «Кто сегодня? Ниночка (имелась в виду Нина Кондратова) или Валечка (Леонтьева)?»
Несмотря на то что в те годы действия дикторов были строго регламентированы и любые вольности им строго запрещались, у каждого ведущего был свой неповторимый стиль подачи материала. К примеру, самой задушевной ведущей на отечественном ТВ считалась Валентина Леонтьева, самым дотошным и строгим – Игорь Кириллов, самыми обаятельными – Анна Шилова и Светлана Жильцова.
В те годы при Центральном телевидении действовал так называемый совет телезрителей, куда входили весьма уважаемые и известные люди: артисты, композиторы, режиссеры. Главной задачей этого совета было не допустить проникновения на экран слабых по своим художественным достоинствам произведений: песен, кинофильмов, спектаклей и т. д. Совет неплохо справлялся со своими прямыми обязанностями, хотя иной раз перегибал палку. Например, в 1962 году благодаря его рекомендациям на некоторое время (правда, на короткое) была отлучена от телевидения певица Майя Кристалинская. Спросите, за что? В новогоднем концерте она спела очень популярную в те годы песню «В нашем городе дождь», и совет усмотрел в этом страшную крамолу. По мнению его членов, в такую праздничную ночь певица не имела права петь... грустную песню!
При Харламове на ЦТ созрела идея создания шести самостоятельных программ (вместо двух), между которыми шла бы своеобразная конкуренция, борьба за зрителя. Предполагалось, что 1-я программа будет общесоюзной, 2-я – станет использовать материалы республиканских и областных телецентров, 3-я – на основе телеобмена будет опираться на вещание социалистических стран, с отдельными вкраплениями тех капиталистических стран, с которыми к тому времени советское телевидение заключило соглашения, 4-я – опиралась бы не на «среднего», а на более подготовленного зрителя, так сказать, «интеллектуальный канал», адресованный ценителям искусства, театра, кино, 5-я и 6-я – охватывали бы «среднего» зрителя. Увы, осуществить эти задумки ни тогда, ни после не удалось, и при Харламове так и функционировали всего две программы. Однако некоторые задумки все-таки осуществились.
Например, из-за того, что Госкино отказалось отдавать ЦТ свежие художественные фильмы (а только старые), было решено начать выпуск собственных телефильмов. Сначала односерийных, а потом и многосерийных. Среди последних первой ласточкой был 4-серийный телефильм Сергея Колосова «Вызываем огонь на себя» по одноименной повести О. Горчакова и Я. Пшимановского, где речь шла о событиях Великой Отечественной войны: о советском подполье, организованном в тылу фашистских войск разведчиками во главе с Анной Морозовой. Отметим, что фильм запускался в производство при М. Харламове, однако премьера его прошла уже при другом руководителе ЦТ. Но расскажем обо всем по порядку.
Фильм родился, по сути, случайно. Колосов, работавший на «Мосфильме», собирался экранизировать одно из произведений У. Шекспира, однако киношное руководство эту идею не поддержало: дескать, английского классика и без того много снимают (например, в то время к постановке «Гамлета» готовился Григорий Козинцев). Но, поскольку смета на будущий фильм уже была сверстана, от Колосова потребовали найти материал для другого фильма. И тогда тот предложил перенести на экран повесть «Вызываем огонь на себя», которую он незадолго до этого (в мае 1963 года) адаптировал для радио (это была радиопьеса в 2 частях). Причем предложил снимать не односерийный фильм, а многосерийный. Руководство «Мосфильма» эту идею поддержало, поскольку «длинное» кино позволяло загрузить студийные цеха под завязку.
Съемки фильма начались осенью 1963 года. А спустя ровно год, когда они уже близились к своему завершению, сняли Н. Хрущева (14 октября). А вместе с ним был отстранен от должности и его протеже Михаил Харламов. Вот как он сам вспоминает об этом:
«В начале 1964 года Москву посетил руководитель норвежского радио и телевидения господин Уствед и пригласил меня к себе в Осло. Решение о моей командировке состоялось весной, но она все откладывалась. Я с головой ушел в строительство нового телецентра. А Ильичев, ведавший в ЦК идеологией, как бы затаился, с ним почти невозможно было связаться, посоветоваться, хотя у меня накопился ряд неотложных деловых вопросов. Что-то почему-то без объяснений снималось с эфира. Что-то мариновалось. С какого-то времени о крупных проектах никто не хотел слышать. Вокруг Комитета смыкалось какое-то удушливое кольцо. Кстати, еду я или нет? Уже в октябре, после долгих напоминаний из Осло, я с трудом дозвонился до Суслова и засомневался: «Стоит ли ехать? Ведь соглашение о сотрудничестве приведет только к тому, что нам придется делать дополнительные программы, которые потребуют немалых денег». Суслов по своему обыкновению долго молчал, потом спросил: «А надолго вы туда уедете?» – «От самолета до самолета». (Тогда самолет летал раз в неделю, и поездка пришлась как раз на середину октября.) Неожиданно Суслов сказал: «Ладно, езжайте! Надеюсь, к концу месяца вы возвратитесь?»
Я вылетел в Норвегию с тяжелой душой. Уже там узнал: Хрущев снят. У моего гостиничного номера собралась толпа журналистов. Еле удалось улизнуть. Накрывшись зонтиком, бродил под дождем по какой-то площади вокруг памятника – остался неузнанным. Меня все-таки разыскал Уствед, пригласил на обед. И там, на обеде, меня все-таки «достали» репортеры. Говорил им то, что думал, во что верил. Но это было уже «не ко двору». Вылетел в Москву через Данию...»
Отметим, что, когда Хрущев был еще у власти, а Харламов в Норвегии, люди, затеявшие смену власти в Кремле, уже определились с новым руководителем Комитета по радиовещанию и телевидению. Их выбор пал на Николая Месяцева, который относился к числу так называемых «комсомольцев» – то есть выдвиженцев из среды аппаратчиков ЦК ВЛКСМ: Месяцев работал там в 1946—1959 годах, после чего был переведен на другую работу – был 1-м заместителем председателя правления Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, а затем был назначен советником-посланником посольства СССР в Китае. В 1963 году Месяцева вернул в Москву лидер «комсомольцев» Александр Шелепин (он тогда был секретарем ЦК и председателем Комитета партийного контроля), выхлопотав ему место в аппарате ЦК КПСС – заместителем заведующего Отделом по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран (эту структуру тогда возглавлял Юрий Андропов).
Примерно за месяц до смещения Хрущева Месяцев отправился собирать грибы в Подмосковье вместе с заведующим Отделом административных органов ЦК КПСС Николаем Мироновым, и тот ему доверительно сообщил, что готовится смещение Хрущева. «Как ты к этому относишься?» – спросил Миронов. «Положительно», – ответил его собеседник. Этот ответ и предопределил дальнейшую судьбу Месяцева – новые руководители взяли его в свою команду, решив доверить ему должность председателя Комитета по радиовещанию и телевидению. Эту новость Месяцеву сообщил все тот же Миронов за два дня до смещения Хрущева (13 октября) и за три дня до исторического Пленума, на котором это смещение было официально узаконено. Как пишет сам Месяцев в своих мемуарах, это предложение стало для него полной неожиданностью. Однако отказаться от него было бы, естественно, неразумно.
Вспоминает Н. Месяцев:
«...В кабинете находились Л. И. Брежнев, сидевший в торце длинного стола заседаний, А. Н. Косыгин сидел сбоку, поставив ногу на стоявший рядом стул, напротив него Н. В. Подгорный и рядом с ним П. Н. Демичев, секретарь ЦК КПСС. Следом за мной в кабинет вошел Л. Ф. Ильичев, секретарь ЦК КПСС.
