Царевич Федор Борисович, сын царя Бориса, отроча зело чюдно, благолепием цветуще, яко цвет дивный на селе, от бога преукрашен, и яко крин в поле цветущи; очи имея велики черны, лице же ему бело, млечною белостию блистаяся, возрастом среду имея, телом изобилен2. Научен же бе от отца своего книжному почитанию, во ответех дивен и сладкоречив велми, пустошное же и гнилое слово никогда же изо уст его исхождаше, о вере же и о поучении книжном со усердием прилежа.
Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюднаго домышления, зелною красотою лепа, бела велми, ягодами3 румянна, червлена4 губами, очи имея черны велики, светлостию блистаяся; когда же в жалобе слезы из очию испущаше, тогда наипаче светлостию зелною блистаху; бровми союзна, телом изобилна, млечностию белою облиянна, возрастом не высока, ни ниска, власы велики имея черны, велики, аки трубы по плечам лежаху. Во всех женах благочиннейша и писанию книжному навычна, многим цветяше благоречием воистину во всех делех чредима; гласы воспеваемыя любляше и песни духовныя любезне слушати желаше.
Рострига возрастом мал, груди широкы имея, мышцы толсты, лице же имея не царсково достояния, препростое обличив имея, и все тело его велми помраченно. Остроумен же, паче и в научении книжном доволен, дерзостен и многоречив зело, конское рыстание любляше велми, на враги своя ополчитель смел, храбрость и силу имея, воинство же любяше. Таков бо Рострига.
Царь Василий возрастом мал, образом же нелеп5, очи подслепы имея, книжному почитанию доволен и в рассуждении ума зело силен, скуп велми и неподатлив; ко единым же тем тщание имея, которые во уши ему ложное на люди шептаху, он же сих веселым лицем восприимае, и в сладость их послушати желаше, и к волхвованию прилежаше, а о воех своих не радяше.
Глава XIII
КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА НАЧАЛА XVII ВЕКА И ПОЛЬСКО-ШВЕДСКАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ
123. АВРААМИЙ ПАЛИЦЫН. «СКАЗАНИЕ»
И яко сих ради Никитичев Юрьевых[141] вскоре, тогожде лета 7111 (1602–1603), и за всего мира безумное молчание, еже о истинне к царю не смеюще глаголати о неповинных погибели, омрачи господь небо облаки, и толико дождь пролися, яко вси человецы во ужасть впадоша. И преста всяко дело земли, и всяко семя сеянное, возрастши, разседеся от безмерных вод, лиемых от воздуха, и не обвея ветр травы земныя за десять седмиц дней, и прежде простертая серпа поби мраз сильный всяк труд дел человеческих в полех и в виноградех2, и яко от огня поядена бысть вся земля. Году же сему прешедшу, ох, ох! горе, горе! всякому естеству воскличющу, и во вторый злейши бысть, такожде и в третье лета…
По отцех же богоносных речению, мнози тогда ко второму идолослужению обратишася3 и вси имущей сребро и злато и сосуды и одежда отдаяху за закупы, и собираху в житница своя вся семена всякаго жита, и прибытков восприемаху десятирицею и вящши. И во всех градех во всей России и велико торжество сребролюбное к бесом бываше! Мнози бы имущей к разделению к братии не прекланяхуся, но зряще по стогнам града царьствующего от глада умерших, и ни во что же вменяху. И не толико бревн и дров на возилех, яко же мертвых нагих телес всегда влечаще по всему граду, и за два лета и четыре месяца счисляюше по повелению цареву, и погребоша в трех скуделницах сто тысящ и двадесят и седм, и еще к сим во единой Москве…
В тая же лета мнозие имущей глаголаху к просящим: не имамы ничто же, во время же пленения от всех околних язык, наипаче же от своих, то обретеся безчисленно расхищаемо всякого хлеба, и давныя житницы не истощены и поля скирд стояху, гумна же пренаполнены одоней и копон и зародов до четырехнадесять лет от смятения во всей Русской земле, и питахуся вси отпол старыми труды; орание бо и сеятва и жатва мятяшеся, мечю бо на выи у всех всегда надлежащу. Се убо да разумеется грех всей Росии, чесо ради от прочих язык пострада: во время бо искушения гнева божея не пощадеша братию свою, и жита благая своя заключиша себе и врагу человекоубийце, и яко же мы не пощадехом, тако и нас не пощадеша врази наши.
…В правлении же при сем велицем государе (Федоре Ив.) Борис Годунов и инии мнози от вельмож, не токмо род его, но и блюдомии ими, многих человек в неволю к себе введше служить, инех же ласканием и дарми в доме своя притягнувше, — и не от простых токмо ради нарочитого рукоделства или какова хитра художества, но и от чествующих издавна многим имением и с селы и с винограды, наипаче же избранных, меченосцев и креццих со оружии во бранех, и светлы и красны образом и взрастом лишествующи. И мнозии инии, началствующем последствующе, в неволю поработивающе кого мощно и написание служивое силою и муками емлюще, инех же винца токмо испити взывающи и по трех или четырех чарочкох достоверен неволею раб бываше тем.
Во время же великого глада сего озревшеся вси, яко не мощно питати многую челядь, и начаша рабов своих на волю отпускати, и инии убо истинно, инии же и лицемерством: истинствующеи убо с написанием и за утверждением руки своея, лицемерницы же не тако, ино токмо из дому изгонит. И аще х кому прибегнет, той зле продаваем бываше и много снос и убыток платяше, инии же ради воровства нигде не приемлемы бываху, инии же от неразумия и безремества погибаху, и инии срама ради скончавахуся бедне, за отечества ради. Мнози же и имуще, чем препитати и на много время домашних своих, но восхотевше многа богатства притяжать и того ради челядь свою отпускающе, и не токмо челядь, но и род и ближних своих не пощадеша и гладом скончающихся туне презреша. Бяше же и се зло во многих: лето убо все тружаются, зиму же и главы не имеют где подклонить, и паки в лето, и не хотя, в делех страждут, в сицевых же озлоблениях разлучахуся мужа от жены, и брат от брата, и отец от чад, и друг от друга…
124. «НОВЫЙ ЛЕТОПИСЕЦ» О НАЧАЛЕ КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЫ
Паки же древле враг наш диавол, не хотя роду христианского видети в добре, вложил в человецы лукавъство, еже есть лихоимъствовать, и введе многих людей в пагубу. Бысть в то же время, умножишась разбойство в земле Рустей не токмо что по пустым местом проезду не бысть, ино и под Москвою быша разбои велицы. Царь же Борис, видя такое в земле нестраение и кровопролитие, посылаша многижда на них. Они ж разбойники, аки звери зубы своими скрежетаху на человека, тако про-тивляхуся с посланными, и ничево им не можаху сотворити. Они же воры и досталь православных християн посенаху и грабяху. У них же воровских людей старейшина в разбойниках именем Хлопа. Царь же Борис, слышав, яко ничто им не зделати, прискорбен бысть зело и призва к себе бояр и возвести им и думаше с ними, како бы тех разбойников переимати. Боляре же придумаша на них послати со многою ратью воевод. Царь же Борис посла на них околничево своево Ивана Федоровича Басманова, а с ним многую рать. Они же поидоша и сойдоша их близ Москвы. Разбойницы жъ с ними биющеся, не щадя голов своих, и воеводу Ивана Федоровича убиша до смерти. Ратные ж, видя такую от них над собою погибель, что убиша у них разбойники воеводу, и начаша с ними битися, не жалеюще живота своего, и едва возмогаша их окаянных осилить,
