закадровым текстом. Эту копию хотели специально показать Андропову, чтобы он дал свое резюме фильму: показывать его в Советском Союзе или нет.
Такая практика показа спорных картин высшим деятелям государства давно применялась в СССР, хотя Андропов в качестве разрешителя киношной продукции выступал крайне редко – только когда речь шла о фильмах шпионской тематики. Так, незадолго до этого, в 1974 году, именно Андропов запретил к показу картину корифея советского кинематографа Григория Александрова «Скворец и Лира». Речь в этом шпионском боевике шла о советской разведчице (эту роль исполняла жена режиссера Любовь Орлова), которая под видом родственницы, пропавшей во время войны, внедрялась в западногерманскую семью по заданию КГБ. Однако окончание работы над картиной совпало с громким скандалом в ФРГ: там разоблачили агента «Штази» Гюнтера Гийома, который был референтом самого канцлера ФРГ Вилли Брандта. На фоне этого скандала выпуск фильма о советской разведчице, действующей на территории ФРГ, оказался несвоевременным. В результате фильм положили на полку на долгие годы.
Что касается картины «Три дня Кондора», то она Андропову очень понравилась. После ее просмотра в кинозале на Лубянке шеф КГБ заявил, что у этой ленты два несомненных достоинства: первое – она очень увлекательна, второе – полезна как орудие пропаганды, сделанное руками самих американцев.
– Однако выпускать ее в прокат в ближайшее время я считаю несвоевременным, – заметил Андропов. – Я, конечно, понимаю наших товарищей из «Совэкспортфильма», которые предвкушают хорошие сборы с этой ленты, но деньги в этом случае не главное. Главное – идеология. А мы не должны давать лишнего повода Вашингтону обвинять нас в нагнетании антиамериканской истерии и подрыве идей разрядки. Вот почему я считаю, что эту картину надо приберечь для других времен.
Никто из присутствующих в тот момент в зале спорить с шефом КГБ не стал. В результате «Кондор» появится в советском прокате только в начале 80-х, о чем речь еще пойдет. А пока вернемся к Дину Риду.
Из Москвы Дин вернулся в ГДР, где его застала радостная новость: на экраны вышел документальный фильм «Так много песен, так много слов», повествующий о фестивале молодежи и студентов в Восточном Берлине в 1973 году. В этом фильме нашлось место и Дину Риду, который выступал в нем с интервью и исполнял песню собственного сочинения, посвященную фестивалю.
Когда Дин возвращался из аэропорта домой и увидел афишу этого фильма на одной из улиц Берлина, он с грустью подумал: «С тех пор минуло уже три года, а я этого даже не заметил. В те дни мы с Вибке только поженились, а теперь у нас уже родилась дочка. Как все-таки стремительно несется время».
Всего лишь пару недель Дин провел дома в обществе жены и дочери, после чего вновь покинул их, отправившись на свою историческую родину – в США. Там он встретился со всей своей родней: родителями, братьями (старший работал инженером в компании «Боинг», а младший был пилотом гражданской авиации), а также навестил свою бывшую жену Патрисию и дочь Рамону. У Патрисии все было в полном порядке: она владела актерским агентством в Риме, которое подбирало работу для актеров, фотомоделей и эстрадных исполнителей. Кроме этого, она в том году удачно вышла замуж и была вполне счастлива со своим новым мужем. Кстати, Дину он тоже понравился, и в первый же день они так напились, что Патрисия закатила им скандал и выгнала из дома. Но мужчины не сильно расстроились, отправившись продолжать знакомство в один из близлежащих баров.
В один из тех дней у Дина случилась еще одна встреча. Его разыскал бывший однокашник по Колорадскому университету Боб Клэнси, с которым они не виделись восемь лет – с момента их последней встречи в Риме жарким летом 1968 года. Как и в прошлый раз, Боб объявился сам: нашел Дина дома у его бывшей жены в Сан-Диего, и они отправились в тот же самый бар, где Дин недавно коротал время с мужем Патрисии. Пока друзья шли туда, Боб всю дорогу не переставал удивляться тому факту, что Дин теперь живет в Восточной Германии.
– Это же надо: променять свободный Рим на коммунистический Берлин! – патетически восклицал Боб. – Там ведь нет ни секс-шопов, ни стриптиз-баров. Ведь нет?
– Нет, – смеялся в ответ Дин.
– Ужас! Я однажды был в Болгарии, так сбежал оттуда через несколько дней от тоски. А ты живешь в Восточном Берлине уже три года. Ты железный человек, Дин!
– Я не только там живу, но я еще женился на немке, и она родила мне дочь, – сообщил другу Дин.
– И это все ты сделал по доброй воле? – продолжал удивляться Боб. – Мне в это не верится. Наверняка тебя охмурила тамошняя разведка, поскольку ты для них очень ценный кадр: американец, который ненавидит капитализм! Признайся, что тебя охмурили.
– Никто меня не охмурял, – вновь рассмеялся Дин. – И мне там действительно нравится. Это очень цивилизованная страна, пусть и без секс-шопов и стриптиз-баров.
– Страна не может считаться цивилизованной, если там нет секс-шопов, – твердо заявил Боб. – Секс – это естественная потребность человеческого организма, а насильное ограничение этой потребности есть глумление над человеческой природой. Впрочем, там, где ты сейчас живешь, это глумление – норма жизни.
Вот скажи мне, почему коммунисты декларируют, что у них нет проституции, а на самом деле она есть? Когда я был в Болгарии, я собственными глазами это видел: в нашем отеле я насчитал больше десятка женщин легкого поведения. С двумя из них я благополучно переспал. Не скажу, что был поражен их мастерством, но страсть свою утолил. Так вот, одна из этих девиц рассказала мне, что власти прекрасно осведомлены о сложившейся ситуации, но закрывают на это глаза. А все потому, что все имеют с этого навар: и руководство отеля, и стражи порядка. Так, может, государству легче легализовать это дело, а не морочить людям голову?
Этот рассказ Боба не стал для Дина откровением. Он сам неоднократно был свидетелем того, как в московских гостиницах «Россия» и «Украина», где он обычно останавливался, вились жрицы любви. Несколько раз они даже пытались поймать в свои сети и его, но он предпочитал не иметь с ними дело, зная, что об этих встречах тут же станет известно в компетентных органах. Однако Бобу он предпочел об этом не рассказывать, а на его вопрос ответил следующим образом:
– При социализме проституция поставлена вне закона, поскольку там пытаются построить высокоморальное общество. И женщин, занимающихся проституцией, там легко могут посадить в тюрьму. А то, что не всех сажают, так это издержки системы – нечистых на руку руководителей там тоже хватает.
– Про руководителей это ты здорово сказал, – довольно потирая руки, произнес Боб. – На мой взгляд, там таких руководителей – через одного. Взять ту же Восточную Германию, где тамошние хозяева страны наладили торговлю собственными гражданами.
– А это откуда тебе известно? – поинтересовался Дин.
– Из нашей свободной печати. Вот скажи, зачем они это делают: разрешают собственным гражданам уезжать в ФРГ только за деньги? А тех, кто пытается сделать это бесплатно, перелезая через стену, расстреливают. Что это за политика такая?
– К твоему сведению, деньги, которые выплачиваются за отъезжантов, идут в государственный бюджет. Сорок процентов стоимости продуктов и товаров народного потребления в ГДР составляют государственные дотации. А что касается расстрелов перебежчиков, то эти люди сами выбирают свою судьбу: они нарушают государственную границу. Разве наше правительство не поступает точно так же по отношению к «мокрым спинам» – мексиканцам, желающим переплыть Рио-Гранде?
В этот момент друзья благополучно дошли до бара и заняли место за стойкой. Боб заказал себе джин с тоником, а Дин предпочел апельсиновый сок. После недавнего скандала с Патрисией он не хотел лишний раз огорчать свою бывшую супругу, а также дочь Рамону.
– Ну, чем еще можно гордиться в твоей Восточной Германии? – сделав несколько глотков из своего бокала, спросил Боб.
– Многим, дружище. Например, женщин в ГДР больше, чем мужчин: на сто мужиков приходится сто шестнадцать представительниц слабого пола.
– Это ты к чему? – спросил Боб.
– К тому, что ты тоже мог бы приехать в ГДР и тоже жениться на немке. Ведь, судя по тому, что ты так ратуешь за публичные дома, жены у тебя так и не появилось?
– Угадал, – подтвердил догадку Дина Боб. – Спать с одной и той же женщиной в одной постели я могу крайне ограниченный отрезок времени. От силы неделю. Потом меня тянет на других.
