Союза, и это переосмысление должно основываться на новом понимании соотношений между социализмом и демократией, требующей многопартийной системы, которая допускает сменяемость власти, чередование правящих политических сил.
– А вы не боитесь, что конфронтация с Москвой приведет к еще большему расколу в коммунистическом движении? – выслушав страстный монолог собеседника, спросил Дин.
– И кто это говорит? – не скрывая своего удивления, воскликнул Винчини. – Человек, который сам никогда не был трусом. Если всего бояться, то толку от этого будет мало. Ситуация складывается таким образом, что кто-то же должен показать советским руководителям, что они тоже могут ошибаться. Взять ту же классовую борьбу, которую они проецируют даже на вопросы мировой политики. Да сколько можно! Мир меняется, и мы должны меняться вместе с ним. Надо искать объединения с близкими нам по идеям партиями, чтобы вместе с ними трансформировать капиталистическое общество. Если мы не сумеем этого понять, то мы окажемся в глубоком кризисе и рухнем вместе с Советским Союзом.
– Вы считаете, что он может рухнуть? – удивился Дин.
– Если в Москве будут править догматики, то подобный исход очевиден.
– Но если рухнет Советский Союз, то что станет с мировым коммунистическим движением?
– А вот оно выживет, если, повторяю, сумеет распрощаться с теми догмами, которые успели опутать его, как цепи некогда опутывали рабов на галерах.
В доводах, которые приводил Винчини, многое казалось Дину сомнительным и даже неправильным, но он редко вступал в открытую полемику со своим оппонентом, поскольку все еще чувствовал себя недостаточно готовым теоретически. Те книги по марксизму-ленинизму, которые он читал, давались ему не так легко, как того бы хотелось, и многое в них ему было еще не совсем понятно. Однако интуитивно Дин все-таки чувствовал, что Винчини во многом неправ в своей критике КПСС и что многие взгляды его базируются на сомнительных постулатах, которые скорее ближе социал-демократам, чем коммунистам. И вообще его симпатия к Советскому Союзу в те годы была настолько большой, что он не мог себе даже представить, что его руководители ошибаются в каких-то принципиальных позициях. Да, в каких-то частностях они могут поступать неправильно, но в глобальных проблемах – никогда. И Дин всерьез полагал, что беда Винчини и всех, кто разделял его взгляды, была именно в том, что за частностями они не видели главного: что, вступая в конфронтацию с КПСС, они невольно играют на руку противнику.
Между тем с лета Италию начали сотрясать политические и экономические катаклизмы. 5 июля ушло в отставку правительство «левого центра», и нависла угроза хаоса. Чтобы предотвратить его, по распоряжению командующего НАТО в стране было введено чрезвычайное положение сроком на два месяца, что помогло левым центристам сохранить власть. Все военные базы на территории Италии были приведены в состояние мобилизационной готовности: на рейде Неаполя стояли корабли 6-го американского флота, а у Винченца расположилась 40-я группа авиации США. Однако напряженность в стране росла. Приближался период перезаключения коллективных договоров для 5 миллионов итальянских трудящихся, что обещало Италии «жаркую» осень. Так оно и вышло. Уже с сентября по всей стране начались забастовки рабочих металлургических и машиностроительных заводов. У властей еще оставалась надежда на то, что фронт профсоюзов не устоит и расколется, но эти ожидания не оправдались – профсоюзы проявили удивительную сплоченность. Волна стачек охватила всю страну. Причем если поначалу это были чисто экономические выступления, то затем, во многом благодаря коммунистам, эти выступления стали носить и политический характер. Так, 26 сентября на заседании руководства ИКП была принята резолюция с требованием о выходе Италии из НАТО. С октября в Италии начались антивоенные митинги, приуроченные к антивоенному мораторию, который объявили в США бывшие помощники сенатора Юджина Маккарти. Организаторы моратория выдвинули требование – немедленный вывод всех войск США из Южного Вьетнама. В одном из этих митингов, прошедших в Риме, принял участие и Дин Рид.
В тот воскресный день Дин собирался встретиться со своими друзьями-актерами на виа Венето и отправиться на пикник за город. Однако этим планам не суждено было осуществиться. Путь Дина пролегал мимо района, где располагалось посольство США. Поскольку все соседние улицы запрудили демонстранты, участвовавшие в антивоенной манифестации, проехать вперед оказалось невозможным. Поэтому Дин припарковал свой автомобиль на углу улицы и решил дойти до виа Венето пешком. Однако и это оказалось делом непростым. Впереди Дин заметил стройные шеренги полицейских, которые были экипированы согласно ситуации: в пластмассовые шлемы, прозрачные пояса для защиты тела, резиновые дубинки и щиты. Стражи порядка перегородили все улицы, ведущие к району расположения американского посольства, и не пускали туда людей. Не пустили бы они туда и Дина, если бы у него не оказалось с собой его американского паспорта. Как только он раскрыл его перед офицером полиции, отвечавшим за порядок в данном районе, тот козырнул и пропустил Дина сквозь шеренгу, напутствовав его словами: «Будьте осторожны, синьор, сейчас здесь начнется такая заваруха!..» В итоге таким образом Дин миновал несколько полицейских постов и вскоре очутился возле американского посольства. Виа Венето была в стороне, однако идти туда Дин уже не собирался. Пока он пробирался через полицейские кордоны, в его голове созрела другая идея.
Возле американского посольства собралась огромная толпа людей с транспарантами против войны во Вьетнаме. Дин стал с трудом продираться сквозь толпу к входу в посольство. Это оказалось делом достаточно трудным, поскольку люди стояли плотно друг к другу и Дину пришлось расталкивать их плечами. При этом он хранил молчание, опасаясь выдать себя своим плохим итальянским. Узнай кто-то из толпы, что он американец, наверняка бы дальнейший путь вперед ему был бы прегражден, да еще у людей появилось бы искушение надавать ему тумаков.
Спустя несколько минут Дину все-таки удалось достичь первых рядов демонстрантов. Дальше маячили уже шеренги полицейских, а за ними высилась ограда американского посольства. Одна створка ворот была приоткрыта, и там стояли несколько человек: двое высших полицейских чинов города и несколько сотрудников посольства, среди которых Дин узнал посла США в Италии Грехэма Мартина. Эти люди о чем-то между собой переговаривались, изредка кивая в сторону толпы и отдавая какие-то распоряжения полицейским. Дин вновь извлек на свет свой паспорт и протиснулся к офицеру полиции, отвечавшему за порядок в шеренге. Увидев перед собой американца, офицер вытянул Дина из толпы и спросил, что он хочет. Дин на ломаном итальянском объяснил, что ему надо пройти к той группе людей, что стоит у ворот. Офицер еще раз пробежал глазами по страницам паспорта, после чего вернул его Дину и кивнул. И Дин направился к воротам.
Когда до них оставалось несколько метров, люди у ворот заметили его и, прервав свой разговор, стали с удивлением рассматривать идущего к ним улыбающегося мужчину. И тут один из них узнал его: это был консульский работник, у которого Дин недавно был по вопросам продления своего паспорта. По тому, как этот работник стал что-то энергично говорить своим собеседникам, Дин понял, что его узнали, и решил играть в открытую. Он сделал несколько шагов в сторону и ловко вскочил на бетонный постамент с металлической оградой, опоясывавшей здание посольства. После чего, подняв вверх кулак правой руки, Дин во все горло закричал, обращаясь к толпе демонстрантов: «Да здравствует Хо Ши Мин! Мы требуем прекратить варварские бомбардировки! Агрессоры, убирайтесь из Вьетнама!»
Дин прокричал эти лозунги несколько раз, и толпа, наконец услышавшая их, взорвалась ревом восторга. После чего тоже стала скандировать эти же лозунги и начала наседать на полицейских. Те выставили впереди себя щиты и принялись оттеснять толпу назад. В это же время несколько полицейских из этой шеренги бросились к Дину и, схватив его за руки, сбросили с постамента. Однако бить не стали, а только заломили руки за спину и поволокли к автомобилю, стоявшему неподалеку от ворот в посольство. Спустя несколько минут Дин уже был в полицейском участке, где его продержали больше часа в «обезьяннике». Затем начальник участка лично вручил Дину его паспорт и отпустил, пригрозив в случае повторного задержания более серьезными неприятностями, чем часовое сидение за решеткой.
Бурные события в Италии и в других странах продолжали рождать споры между Дином и Винчини. Например, Винчини продолжал жестко критиковать Советский Союз за вторжение в Чехословакию. А на робкую попытку Дина оправдать это вторжение хотя бы тем, что СССР всего лишь попытался подавить контрреволюцию в дружеском ему государстве, причем с минимальными жертвами с обеих сторон, Винчини взорвался:
– Я знаю, куда ты ведешь: к войне во Вьетнаме. Дескать, там американцы воюют уже почти десять лет
