Вспоминает К. Зелинский: «Только об одном человеке он говорил с возмущением, с презрением и почти с ненавистью – о Симонове.
– Нет, ты понимаешь, что было. В прошлом году (разговор происходил в июне 1954-го. – Ф. Р.) осенью я вынужден был вот так зайти к нему, как к тебе. Я шел из «шалмана» и, переходя речку, свалился, измок весь и зашел к Симонову, чтобы обсушиться и прийти в себя, прежде чем вернуться домой… Он велел сторожу передать, что «занят срочной работой». А ведь я Фадеев. И симоновский сторож повел меня к себе, раздел, уложил на кровать, помыл меня.
Рассказывая обо всем этом, Фадеев, не стесняясь присутствовавших при этом четырех людей – Бубеннова с женой, Васильева и Смирнова, – плакал, утирая слезы грязным носовым платком, каким вытирал руки, которые мыл в ручье, когда жил в лесу.
– Симонов – однодневка. Это не художник. В конце концов, это карьерист высокого масштаба, хотя я и признаю, что он очень способный человек.
– Так тебе и надо, – говорили Фадееву Бубеннов и Васильев. – Ты сам его породил. Вот теперь и пожинай то, что посеял.
– Да, верно. Так мне и надо. Но я думал, что он человек, и человек идеи. Ничего настоящего, человеческого в нем нет. Человек, который может обращаться со своим сердцем, как с водопроводным краном, который можно отпускать и перекрывать, – это уже не человек…»
Фадеев планировал с января 1954 года начать публиковать первые главы романа «Черная металлургия» в одном из толстых журналов, а к концу года окончательно его завершить. Но его планам не суждено было осуществиться – роман так и не увидел свет, оставшись незавершенным. И тот год Фадееву запомнился совсем другим.
Во-первых, он потерял мать – единственного человека в этом мире, которого он по-настоящему сильно любил. В свое время Фадеев бросил такую фразу: «Я двух людей боюсь – мою мать и Сталина, боюсь и люблю».
Антонина Владимировна умерла 5 марта в возрасте 81 года. На пенсию она ушла только в 72 года, работая в предвоенные и военные годы в таких окраинных районах Москвы, как Черкизово и Дорогомилово. На ее похороны Фадеев приехать не сумел – он тогда в очередной раз лежал в больнице (по другой версии он не приехал потому, что не мог видеть мать мертвой), из близких усопшей там была лишь ее дочь, сестра Фадеева, Татьяна.
Во-вторых, тот год показал, что новая власть относится к Фадееву с недоверием. Уже год, как не было в живых Сталина, который худо-бедно, но благоволил к Фадееву (даже с сочувствием относился к его болезни), а преемники Генералиссимуса даже не удосужились хотя бы раз – а он пытался прорваться к ним неоднократно – принять и выслушать писателя. Было видно, что Фадеев им уже неинтересен. Этой ситуацией решили воспользоваться его противники в секретариате СП.
В один из дней 1954 года, когда Фадеева в очередной раз увезли «лечиться», Сурков собрал внеочередное и бесповестное (так он сам выразился) заседание президиума Союза писателей. Присутствовавшая на нем В. Герасимова вспоминает:
«Один за другим стали выступать „клиенты“ Суркова из сложившегося блока противников Фадеева. Сурков как бы оставался в тени. И открыл заседание он в своей характерной манере – простенько и смиренно: „Товарищи, собственно, по вашему желанию я собрал вас, чтобы потолковать… Заседание без повестки, без плана, потолкуем по душам“. Уверена, что из чувства предосторожности не было стенографистки. И первым выступил не он, а ближайший в те годы его подручный К. Симонов, затем деревянно-тупой, но ловкий в сфере „продвижений“ В. Кожевников, затем неглупый, довольно образованный карьерист А. Чаковский и еще нечто подобное… В скорбно-негодующем тоне говорили, что положение в Союзе немыслимо, что с Фадеевым нельзя работать, что его порок недопустим и губит дело, и т. д. и т. п. Сурков с трудом сдерживал готовое прорваться удовольствие…
Постепенно в ходе собрания стала догадываться об истинном его значении. Только один или два человека – члены президиума из национальных республик (фамилий не помню) – страстно, но беспомощно выступили в защиту Фадеева… Но их выступления, конечно, не перевесили приговора спевшейся группы. Приговор «порочному» Фадееву был общий. И пошел в высшие инстанции. Вскоре Фадеев уже был отставлен от должности генсека, а также переведен из членов ЦК партии в кандидаты ЦК…»
Как ни странно, но свою отставку с поста руководителя Союза писателей Фадеев воспринял спокойно. Видимо, с какого-то времени он стал понимать, что она неизбежна, и успел к этому подготовиться. К тому же польза от этого тоже была – времени для творчества у Фадеева появилось достаточно. К тому моменту идея романа «Черная металлургия» благополучно была похерена (по задумке автора, в книге молодое поколение разоблачает вредителей, а оказалось, что «вредители» были правы). Написав лишь восемь глав, Фадеев роман забросил и стал вынашивать планы новой книги. Весной 1954 года несколько десятков страниц появилось из-под пера писателя (первыми слушателями нового произведения были Е. Ф. Книпович и И. Л. Андроников). Однако на этом дело и застопорилось. Больше к этой книге Фадеев не возвращался. Почему? Может быть, из-за проблем со здоровьем, но скорее всего Фадеева затянули в свой водоворот новые события. В 1955 году приоткрылись ворота лагерей ГУЛАГа, и на свободу потихоньку стали возвращаться те, кого Фадеев прекрасно знал, – его коллеги-писатели, друзья еще по Гражданской войне. Некоторые из них не могли простить Фадееву своего ареста и заточения и спрашивали с него по большому счету. Известны несколько случаев, когда Фадееву публично бросали такие обвинения в лицо. К примеру, так поступила Анна Берзинь, которая демонстративно не подала Фадееву руки в клубе Союза писателей. И на всех творческих встречах она потом не переставала повторять: «Нас всех посадил Сашка!»
А вот другой бывший зэк – Иван Макарьев, с которым Фадеев был знаком с юности (Ванятка – так называл его писатель), вернувшись из лагеря, даже не захотел встретиться с бывшим другом. От подобных ударов психика Фадеева страдала больше всего. А в феврале 1956 года грянул XX съезд партии, с которого началось разоблачение сталинских преступлений. На этом съезде «ударили» и по Фадееву. Приведу отрывок из выступления М. Шолохова: «На что мы пошли после смерти Горького? Мы пошли на создание коллективного руководства в Союзе писателей во главе с тов. Фадеевым, но ничего путевого из этого не вышло. А тем временем постепенно Союз писателей из творческой организации, каким он должен был быть, превращался в организацию административную, и, хотя исправно заседали секретариат, секции прозы, поэзии, драматургии и критики, писались протоколы, с полной нагрузкой работал технический аппарат и разъезжали курьеры, книг все не было. Несколько хороших книг в год для такой страны, как наша, это предельно мало… (Здесь так и просится реплика типа: „Чья бы корова мычала…“ Сам докладчик в указанный период – с 1938 по 1956 год – особенной плодовитостью как писатель не отличался. – Ф. Р.)
Фадеев оказался достаточно властолюбивым генсеком и не захотел считаться в работе с принципом коллегиальности. Остальным секретарям работать с ним стало невозможно. 15 лет тянулась эта волынка. Общими и дружными усилиями мы похитили у Фадеева 15 лучших творческих лет его жизни, а в результате не имеем ни генсека, ни писателя…»
Любопытен такой факт. В 1944 году, когда Фадеев работал над «Молодой гвардией», секретарь ЦК ВКП (б) Жданов попросил Шолохова временно заменить коллегу на посту генерального секретаря СП. Однако Шолохов отказался. То ли плохо себя представлял в роли чиновника, то ли просто испугался ответственности.
Критика культа личности произвела на всех без исключения граждан страны шоковое впечатление. С пьедестала было низвергнуто божество, которому люди слепо поклонялись без малого тридцать лет. Не стал исключением и Фадеев. Как рассказывал бывший комбриг партизанского отряда Н. Ильюхов, под началом которого Фадеев служил в юности, во время их встречи в 1956 году, когда разговор зашел о Сталине – мол, кому мы верили? – Фадеев заявил: «У меня такое чувство, что ты благоговел перед прекрасной девушкой, а в руках у тебя оказалась старая блядь!»
Те несколько месяцев после съезда, что отпустила Фадееву судьба перед его трагическим уходом, он ведет уединенную жизнь. Писатель вновь занят работой – составляет сборник своих литературно- критических статей «За тридцать лет». Он торопится завершить работу как можно быстрее, потому что врачи неустанно твердят – цирроз печени усиливается, необходима госпитализация. К этой неприятной новости присоединяются и другие. В Краснодоне нарастает борьба за честь Виктора Третьякевича, которого Фадеев в своем романе, как мы помним, вывел предателем под фамилией Стахович. И еще – ему перестали
