полуфиналы. Во время одного из них, где бились боксеры Пак из Узбекистана и Хизанишвили из Тбилиси, судьи присудили победу Паку, хотя весь зал, естественно, болел за своего земляка Хизанишвили. А ситуация была такова: кто победил в полуфинале, тот выиграет и в финале, потому что в их весе им равных нет. Поэтому в зале началась настоящая буча: зрители повскакивали с мест, затрещали кресла, кто-то из особо дерзких обступил судей. Из зала никого не выпускают. Понимая, что унять разбушевавшуюся толпу иным способом не удастся, судьи объявили, что изменили свое решение и присудили победу Хизанишвили. Толпа возликовала.
На следующий день этот инцидент стал темой для обсуждения сначала в Спорткомитете, потом – в обкоме, а потом – аж в ЦК республики. Часть судей предложила провести повторный матч в другом, нейтральном городе, но представители грузинского Спорткомитета выступили категорически против: дескать, медаль наша – и баста. Как вспоминает очевидец событий А. Киселев: «Мне очень хорошо запомнился конец этой истории. В комнату вошла секретарь ЦК по идеологии и сказала: „Я связалась с Москвой, ЦК утверждает победу Хизанишвили“. В тот день на соревнованиях был образцовый порядок: в качестве зрителей прислали организованные группы с предприятий».
Между тем в том, что Москва отдала победу Хизанишвили, главным выступал политический подтекст. Дело в том, что в те дни Грузия была как на вулкане. В тамошних газетах был опубликован проект новой Конституции кавказских республик, в которых, как оказалось, было выброшено упоминание о национальном языке. Зато в Конституции говорилось о необходимости развития всех языков народов СССР и запрещении дискриминации какого бы то ни было из них. Намек был очевиден: развивать необходимо было русский язык и его же запрещалось дискриминировать. Население Грузии встретило это новшество в штыки. Особенно взрывоопасной складывалась обстановка в Тбилиси, где власти опасались стихийных демонстраций. Москва об этом тоже знала, поэтому делала все от нее зависящее, чтобы не будоражить Тбилиси.
Страсти по опере
(«Пиковая дама»)
В отличие от сегодняшней капиталистической России, где от подлинного искусства уже мало что осталось, а на смену ему пришли его суррогат и безудержное экспериментаторство, когда даже классические произведения нещадно переписываются бездарными постановщиками в угоду невзыскательной публике, в СССР все было иначе – там именно настоящее искусство ставилось во главу угла, а разного рода экспериментаторам, посягавшим на него, давали по рукам. Примером подобного подхода можно считать скандал, который произошел в начале 1978 года вокруг оперы «Пиковая дама» П. Чайковского.
Это произведение взялись ставить четверо известных деятелей советского искусства: режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов, художник этого же театра Давид Боровский и двое композиторов – Альфред Шнитке и Геннадий Рождественский. Причем идея инсценировки возникла еще осенью 1976 года и исходила от руководства знаменитой парижской «Гранд-опера». Минкульт СССР ответил на это предложение согласием.
Работа закипела и какое-то время шла вполне плодотворно. Но когда в январе 78-го постановщики представили Союзу композиторов СССР и репертуарно-редакционной коллегии Минкульта СССР клавир оперы, грянул скандал. Министерские чиновники обнаружили в клавире такие изменения, с какими просто не могли согласиться. Как писал министр культуры СССР Петр Демичев в ЦК КПСС: «По мнению специалистов, в результате вмешательства в партитуру, сокращения жанровых и лирических сцен, перенесения места действия в игорный дом и других изменений искажается замысел композитора, нарушается художественное единство оперы».
В итоге Минкульт запретил постановщикам даже близко приближаться к этой опере и не отпустил их на рабочее совещание по ней в Париж. А «Гранд-опера» уже практически была готова к премьере: были произведены внушительные финансовые затраты, проведены репетиции, развешана реклама. И тут такой облом! Пытаясь спасти ситуацию, постановщики напросились на прием к министру культуры. Эта встреча состоялась 24 февраля 1978 года, однако полной ясности в происходящее не внесла. Трем ходокам (четвертый – Рождественский – находился на гастролях) было заявлено, что «над проблемой надо еще работать и работать». Договорились встретиться еще раз в середине марта. Но тут случилось неожиданное…
11 марта главная газета страны «Правда» жахнула по «Пиковой даме» устами дирижера Большого театра Альгиса Жюрайтиса. Статья называлась вполне недвусмысленно – «В защиту „Пиковой дамы“. Автор статьи, в частности, писал следующее:
«Готовится чудовищная акция! Ее жертва – шедевр гения русской музыки П. И. Чайковского. Не в первый раз поднимается рука на несравненное творение его – „Пиковую даму“. Предлог – будто либретто не соответствует Пушкину. Эдакие самозванцы, душеприказчики Пушкина. Какая демагогия!.. Придет ли кому- нибудь в голову (разве только сумасшедшему) под тем или иным предлогом переписать Рафаэля, да Винчи, Рублева, улучшать помпейские фрески, приделать руки Венере Милосской, исправить Адмиралтейство или храм Василия Блаженного? А ведь затея с оперой Чайковского – то же самое. Кто же дал право любителям зарубежных сенсаций под ложно сфабрикованным предлогом „осовременивания“ классики истязать, уродовать эту гениальную музыку и тем самым четвертовать душу Чайковского, породившего ее?..»
Уже в наши дни выяснились любопытные подробности ее появления. Оказывается, за пару-тройку недель до публикации Жюрайтиса пригласили в один из высоких кабинетов и попросили съездить в Париж, чтобы лично удостовериться в качестве скандального произведения. При этом заметили: «А если бы вам удалось раздобыть и партитуру его, было бы вообще замечательно!» Дирижер отправился в Париж и, пользуясь своими старыми связями в «Гранд-опера», где он неоднократно выступал, раздобыл искомую партитуру.
Однако, когда руководство театра узнало об этом, оно тут же подняло шум, прекрасно сообразив, для чего именно понадобилась московскому гостю партитура. Уже на следующее утро чуть ли не все французские газеты опубликовали на своих страницах открытое письмо директора «Гранд-опера» Рольфа Либермана. В нем он писал: «Господин Жюрайтис! Мы вас уважаем как музыканта, ценим ваш талант, всегда принимали вас и будем принимать в нашем театре. Но мы пришли к выводу, что ваше присутствие в стенах „Гранд-опера“ должно быть ограничено минутой начала музыкального произведения и минутой его окончания. Ибо дальнейшее ваше присутствие сопровождается действиями, подпадающими под статью уголовного законодательства…»
Между тем виновники скандала – Юрий Любимов и K° – почти сразу написали в «Правду» ответное письмо. В нем они привели убедительный список опер и балетов, идущих на сцене того же Большого театра «с сокращениями и досочинениями, а иногда и в переоркестровке». Они вспомнили и новый текст к «Ивану Сусанину», и то, что балет «Иван Грозный» вообще не написан Прокофьевым, а составлен из музыки Прокофьева к одноименному фильму и многое другое. Однако это письмо «Правда» не напечатала. Его авторам из газеты пришло лишь письмо за подписью главреда Афанасьева. В нем сообщалось: «Мы решили не печатать Ваше письмо. Главная причина в том, что у нас нет убеждения в Вашей искренности… Кстати, о содержании Вашего письма в „Правду“ знают многие в Москве – от студентов до академиков… Но кому все это на пользу? Уверен, что ни стране, ни партии, членом которой Вы являетесь (письмо было адресовано Ю. Любимову. –
Между тем 20 марта шеф КГБ Юрий Андропов направил в ЦК КПСС докладную записку о реакции творческой интеллигенции на письмо дирижера А. Жюрайтиса. Андропов сообщал:
«…Высказанная автором письма озабоченность безответственным отношением к опере Чайковского в целом встретила поддержку и одобрение. Ряд видных деятелей культуры и искусства нашей страны считает, что затронутая Жюрайтисом проблема неоправданной модернизации национального классического наследия перестала быть проблемой, касающейся отдельных видов советского искусства, что необходим серьезный разговор об отношении к классике…»
Между тем было бы неверным утверждать, что вся творческая интеллигенция как один выступила в поддержку Жюрайтиса. Его поддержали представители державного лагеря, а вот либералы почти все осудили. Например, композитор Микаэл Таривердиев, выступая в Ленинградском университете, назвал статью Жюрайтиса несправедливой и даже грубой. Ему это тут же припомнили. Тот концерт вызвал в городе большой ажиотаж, студенты ломились на него чуть ли не в окна, в результате два человека пострадали. Как
