Знаешь, сколько государство получило за продажу полутысячи крупнейших предприятий? Семь с небольшим миллиардов долларов. А они стоят — двести! Где разница, хочешь знать? А я знаю. Где, кто, что. Сколько. — Он снова тяжело вздохнул. — Думаешь, я фанатик?
Я пожал плечами. Кто его знает, как теперь это называется. По-моему — любовью к Родине. А как модно нынче — не знаю. Может, и фанатизмом.
— Да нет, Андрюха. Просто не могу я больше смотреть на все это. Всем плевать, тиной зарастает страна. А эти суки рыбу под шумок из нашего болота тягают. Кубометрами. Не могу больше. Устал. Хочу им призовую игру устроить. С рекламной паузой.
— Правила-то есть? — спросил я.
— Ага. Есть. Главное — бей первым. И насмерть.
— Нормально. Если вас мое мнение интересует — я участвую.
— А я и не сомневался. Тебя это не просто касается. Тут и личный интерес есть.
— Вы меня что, интригуете, что ли? — поинтересовался я на всякий случай.
Он нехорошо усмехнулся.
— Да какие там интриги… Сам поймешь. Со временем. — Покачал головой, помолчал. — Давид Липке участвовал во многих сделках. Преимущественно в тех, результатом которых становилось перечисление очень крупных сумм за рубеж. А также торговля оружием. Алмазами. Нефтью. Разносторонних интересов мужчинка. Начали мы дергать за ниточки. Мой агент вышел на его счета. Оказалось, что помимо услуг нашим высокопоставленным приватизаторам, этот самый Липке занимался еще кое-чем. На счета его компаний приходили деньги из России. По липовым контрактам, очень большие суммы. Стали проверять фирмы в России, те, что заключали эти контракты. Долго все это тянулось, но в результате почти случайно взяли курьера, который вез полтора миллиона долларов в одну из этих фирм. Из Чечни. Доход от продажи крупной партии героина, там же и произведенного. Все материалы передали в ФСБ и в Интерпол. И началось… Видел, как «Град» работает? Ну, примерно так все и было. Курьер повесился в Лефортово, всю верхушку засвеченной фирмы перебили за одну ночь. Мой агент в Женеве попал под машину. Липке исчез. За одни сутки все концы, все ниточки — все обрубили. Класс, да?
— Класс, — согласился я. — Но ведь это, насколько я понимаю, не все?
— Нет, — криво усмехнувшись, ответил он. — Знаешь, куда с его счетов уходили деньги, полученные от продажи наркотиков?
— Нет. — Туманные, неясные подозрения у меня уже возникли, но я хотел услышать от него все, что он знал. Или, по крайней мере, максимально много.
— На счета нескольких фирм, принадлежащих твоему отцу.
Да. Чего-то в этом роде я, наверное, и ожидал. Жизнь вокруг была, как обычно, прекрасна и удивительна. Но я часто, слишком часто убеждался в том, что удивительного в ней гораздо больше, чем всего остального.
— Не знал… Вижу. Я был у него в Бордо, еще весной. Спрашивал об этих деньгах. Он, естественно, ничего не сказал, но мне почему-то показалось, что это не его деньги. И он не то чтобы боится, но очень и очень опасается их хозяев.
— Мафия? Албанцы, итальянцы, американцы? — Я спрашивал через силу. Почему-то мне вдруг стало ужасно неинтересно жить.
Он внимательно на меня посмотрел. Вздохнул, тяжело и как-то горестно….
— Мафия… Какая там, в задницу, мафия… Ладно, давай еще по стопочке?
И мы дали. Умом я понимал, что та каша, которую попробовал Стрекалов, заварена слишком круто. Несварение желудка — это минимальное зло, которое нам грозило. Да, увы, нам. Эта история действительно оказалась чересчур личной, чтобы я мог просто взять и бросить все на произвол судьбы. Почему-то сразу вспомнился тот недавний вечер в нашем поместье, прощание с отцом. «Мне очень жаль, что все так получилось», — кажется, это он тогда сказал. Что он имел в виду, только ли те события, которые произошли непосредственно вслед за этим, или же у его слов был еще один, непонятый мной тогда смысл? Не знаю…
Я поискал глазами на столе сигареты, увидел. Закурил, с наслаждением втягивая в себя дым. И надо бы бросить, а не могу. Привычка, плюс воспоминания… Ощущения. Не обязательно от табака, мало ли какой дым я в себя втягивал за эти годы. В Афгане анаша была дешевле сигарет, ее и курили все. Естественно, я тоже баловался. Девать «афошки» было совершенно некуда, а тут хоть какое-то развлечение. До сих пор помню, как ранним, предрассветным утром выбрался из очередной казармы по нужде и, посетив местную «аврору», долго потом стоял на дороге, забивая косяк дрожащими от холода руками. И смотрел, смотрел на возникающие из темноты горы, на призрачную еще плоть солнца, нарастающую на них, и затягивался с наслаждением, с каждым вздохом приближаясь к рождающемуся вновь миру. Ни разу после освобождения из плена не пробовал, а ощущения помню, словно вчера все было… Парадокс.
Стрекалов смотрел на меня и не торопил, не говорил ничего. Он-то, наверное, понимал, что я сейчас должен чувствовать. А я нет. И не чувствовал почти ничего. Просто курил, смотрел на какую-то картинку с девушкой, висящую на стене, и ни о чем не думал.
Я остался жить на даче. В последнее время мне вообще везло на долгие подготовительные периоды. То я сидел в поместье отца, набираясь сил перед охотой на Роже Анье, а теперь вот очутился в Балашихе, на одном из секретных от всех-всех-всех объекте, формально принадлежащем Службе внешней разведки, а фактически — генерал-майору Стрекалову. Лично. Охрана отнеслась ко мне, как к еще одному украшению дома, которое нужно было занести на баланс и охранять вместе с прочим имуществом. По крайней мере, общаться более тесно они не желали совершенно. Мои попытки разговорить смуглого крепыша Володю, командовавшего всем этим хозяйством, успеха не имели. А когда я пригласил его «на рюмку водки», он не отказался, пришел, выпил почти бутылку с эффектом, близким к нулю, и сказал мне все, что думал. Открытым текстом, покручивая при этом короткий ус.
— Вы, ваше благородие, для нас вроде как объект. Приказали защищать — защищаем, прикажут уничтожить — глазом не моргнем. А кто вы, что — мне лично без разницы. Когда лишнего в голове много, работать тяжелее. Так что вы живите себе, сил набирайтесь. А про нас просто забудьте. Не замечайте, и всех делов. Мы тихие, вам это легко будет.
Вот такая вот философия. Честно говоря, я обиделся и все общение с Володей и его подчиненными свел до минимума. Раз ребятам приятно чувствовать себя суперменами — флаг им в руки. Меня такие взаимоотношения устраивали не в меньшей степени.
В подвале, непосредственно за банным комплексом, был оборудован небольшой, но очень приличный спортзал, где я и проводил основную массу времени. Макивары, несколько тренажеров — много ли нужно человеку для счастья? По вечерам перебирался на травянистую площадку за домом, где места было побольше, и уже там продолжал гонять свое, несколько расслабившееся за эти дни тело. К слову сказать, понаблюдав за моими этюдами, большинство охранников стали относиться ко мне не в пример уважительнее, и лишь усатый Володя встал в глухую оппозицию. Если он и показывался рядом во время моих тренировок, то наблюдал за происходящим с выражением снисходительного превосходства на лице. Чем будил во мне самые низменные инстинкты. Сколько их уже было на моей памяти, таких вот экстра- профи с презрительными ухмылками на лице. За все эти годы я встречал много серьезных противников. И ни одного равного. Но об этом крутой Вовочка даже и не догадывался.
День уплывал вдогонку уже прошедшему, за ним следующий, время шло не быстро и не медленно, скорее просто бессмысленно. За две недели, прошедшие со дня нашей встречи, Стрекалов появлялся три раза. Приезжал на своем автопоезде, вымотавшийся до того, что сил ему хватало на «попить чаю» и рухнуть в кровать. Ни о каких делах мы не говорили. Я не хотел начинать первым, а он упрямо молчал. Если человек доживает до его лет и положения, он обычно сам прекрасно может решить, когда нужно говорить, а когда еще рано. Видимо, пока еще было рано.
В тот день я проснулся как обычно, около семи утра. Выпрыгнул из кровати, прокатился по комнате в «ката», завершив ее мощным ударом в стену, от которого подпрыгнула намертво прибитая к ней картинка с березками, и помчался вниз, к небольшому бассейну, расположенному рядом с сауной.
Когда я, чисто умытый и гладко выбритый, появился на кухне, там уже вовсю хозяйничал Стрекалов. Он приехал вчера поздно ночью, когда я уже лег спать, и спускаться вниз ради сомнительного удовольствия услышать устало-генеральское — «Привет, Андрюха!», мне было лень. Я не ожидал, что увижу его утром,
