— Это уже не проблема, Андре, — отвернувшись, тихо сказала Паола. — Лично у меня нет выхода.
— А как же… Ты говорила с… — Я никак не мог произнести слово «отец». — С месье Дюпре?
— Нет. Я четыре раза пыталась связаться с ним, и… Бесполезно. Он не желает говорить со мной. Все кончено, Андре…
Она опустила голову. Тонкие пальцы нервно теребили край старой скатерти, тонкая прядка волос свисала вниз, закрывая от меня часть ее лица, но и так я прекрасно видел — силы Паолы на пределе. Еще чуть-чуть — и она расплачется. Выразительно взглянув на сидевшего в глубоком кресле Давида, я без околичностей взглядом указал ему на дверь. В сложившейся ситуации консультант нам был не нужен. Он это понимал не хуже меня, поэтому молча выбрался из своего убежища и, учтиво поклонившись не обратившей на это внимания Паоле, тихо покинул комнату. А я присел перед ней на колени, крепко и очень нежно обняв ее за бедра и уткнувшись лицом в холодные, узкие ладони. Какое-то время она сидела без движения, прижавшись грудью к моей голове, а потом я услышал тихий, наконец прорвавшийся на волю, полувздох- полувсхлип. Высвободив руки, Паола порывисто обняла меня, прижимая к себе, и душившие ее слезы полились чистой, легкой рекой, придавая вкус соли нашему поцелую.
Комната была погружена во тьму, и только слабые намеки на бушующую снаружи лунную ночь прорывались сквозь частую решетку деревянных ставень. В этом призрачном свете смуглое тело Паолы казалось матовым, лишь узкая полоска на крутых бедрах светилась белизной не загорелого тела. Она лежала на спине, тесно прижавшись всем телом ко мне, и шелк ее кожи будоражил мою кровь, пробуждая к жизни очередную волну страсти. Мягкими, нежными касаниями поглаживая тугую, устремленную вверх грудь, я осторожно сжал крупную ягоду соска. От этого прикосновения по ее телу прошла волна дрожи, и она еще плотнее прижалась ко мне.
— Ну, прекрати, Андре, мне щекотно… — с нервным смешком прошептала Паола и тут же добавила, словно оправдываясь: — Ты же все равно больше не можешь…
— Это я тогда не мог — резонно заметил я, все настойчивее поглаживая ее гладкие бедра и постепенно забираясь по ним все выше и выше. — С тех пор прошло… Ну, довольно много времени. Потрогай… Видишь, как все изменилось?
— О! Ты… Обманщик и… — Она замолчала на полуслове, прогибаясь всем телом навстречу мне и со стоном принимая в себя то, что еще недавно казалось уже ни на что не годным.
— Знаешь, Андре? — задумчиво сказала Паола, когда мы некоторое время спустя уютно лежали в объятиях друг у друга.
— Я много думала все эти дни. О тебе. Точнее, о нас, — тут же поправилась она.
— Наверное, гадости? — улыбнувшись, спросил я.
— Нет, почему гадости? Я… Знаешь, мне кажется, что я смогла бы жить так, как живут все остальные… Я буду твоей маленькой женой, и вместе нам будет совсем-совсем ничего не страшно, правда? А потом я рожу тебе мальчика. У нас будет много детей, и дом, красивый и просторный, на самом берегу моря…
Она мечтательно улыбалась, уткнувшись в мое плечо, а я нежно и ласково поглаживал ее короткие спутанные волосы, и думал, думал… Наверное, я все-таки пессимист и склонен к поиску дерьма даже в шоколадных конфетах, но таким уж я уродился. В самом прямом смысле этого слова. Всем сердцем веря ей и желая, чтобы каждое слово Паолы стало реальностью, я какой-то самой дальней, самой трезвой и безжалостной частью рассудка понимал, что… Этого не может быть. Потому что не может быть никогда. Слишком мы разные, слишком много в нас заложено разных граней. Сегодня жизнь повернула нас и на миг соприкоснулись самые схожие, близкие друг другу части наших душ. Но утром наступит завтра, и будет новый поворот. У меня никак не шла из головы фраза, сказанная Давидом в машине: «…Вы изменили позиции всех участников этой игры. И то, что было вчера, завтра уже будет отдаленной историей». Завтра… Паола страдала, потому что лишилась многого. Я отказался от многого, чтобы не испытывать страданий. Забавная игра ума, парадокс, но мне было мучительно больно именно от того, что я
Паола заснула буквально у меня на руках. Бережно укрыв ее простыней, я осторожно встал и на цыпочках подошел к окну. Сигареты лежали на подоконнике, и, взяв пачку, я машинально выбил одну, потянулся за зажигалкой и… Замер. Внизу, прямо под окном, послышался какой-то металлический звук. Напряженно вслушиваясь в оглушительную тишину, я усиленно отгонял от себя то, в чем уже практически не сомневался: там, у дома, враг. И… Возможно, уже не только у дома. Разом обострившиеся чувства реагировали на малейшие шумы, и я, еще не услышав, знал наверняка — кто-то поднимается по лестнице. И это не Давид, и не хозяйка дома. Крадучись, я тенью скользнул к кровати и, одной рукой зажав Паоле рот, второй сильно встряхнул ее за плечо. Она проснулась мгновенно, успела испугаться, и только моя рука помешала ей вскрикнуть.
— Быстро одевайся! — шепотом, одними губами произнес я. — Пришли наши друзья.
Она сразу все поняла и, бесшумно спрыгнув с постели, бросилась к своей одежде. За это время я успел натянуть брюки, кинуть белую футболку в сумку, достать оттуда оба автомата и пистолет. Даже носки, и то не достались врагу. Сержант Вуцик, когда-то обучавший меня подъему за 45 секунд, мог бы сейчас мной гордиться. Бронежилет я, не раздумывая, бросил Паоле.
— Одевай! — Она замешкалась и получила чувствительный шлепок ниже пояса. — Быстро! — рявкнул я шепотом, и протянул ей один автомат. В том, что Паола умеет им пользоваться, я уже убедился.
В коридоре что-то едва слышно скрипнуло, словно резиновая подошва неловко скользнула по мраморной плитке, устилавшей пол. Ручка двери бесшумно повернулась, и в этот момент я нажал на спусковой крючок. Короткая очередь с оглушительным треском вспорола деревянную поверхность. С той стороны раздался короткий вскрик, и в комнату ввалился какой-то человек, одетый в черное. Точнее, он впал в комнату, потому что добрая половина 9-мм пуль нашла свою мишень. Метнувшись к зияющему дверному проему, я у самого выхода нырком упал на пол и, перекатившись на спину, с двух рук открыл огонь, вычищая весь коридор справа и слева от себя. В пистолете патроны закончились раньше. Сунув его за пояс, я подхватил короткое помповое ружье, оставленное в наследство первым «гостем», и, пригнувшись, выглянул в коридор.
Тишина. Резко пахло пороховыми газами, но в остальном экологическая ситуация была вполне приемлемой. В дальнюю часть коридора я палил совершенно напрасно, зато справа, недалеко от того места, где начиналась лестница, на светлом каменном полу лежала «нечто», отдаленно напоминавшее человеческую фигуру. На всякий случай я шарахнул туда из трофейного «Benelli — Super». Если этот парень выживет после прямого попадания из дробовика, я буду за него только рад.
— Паола? — Она сразу же оказалась рядом со мной. — Бегом к Давиду и синьоре. Сейчас я перепугаю эту сволочь и пойду вперед, через двор. Вы — за мной. Понятно?
Она кивнула, и ловко перехватив автомат, проскользнула мимо меня, направляясь к соседней комнате. Почти одновременно с ней в коридоре появилась непривычно молчаливая и какая-то взъерошенная синьора Лонги, а глубине комнаты мелькнул приметный даже в темноте череп Давида. «Тылы и обозы» ущерба не понесли. Разом успокоившись, я быстро переместился к лестнице, на ходу одним движением перезарядив дробовик. Смена позиций оказалась весьма своевременной, встречали меня как очень дорогого гостя — длинной автоматной очередью, из-за глушителя выглядевшей как серия плевков и шлепков по стенам и потолку. Плохие парни уже вовсю штурмовали лестницу. Мельком погоревав о скудности своего арсенала, я разрядил вниз ружье, передернул, выстрелил снова. Грохот эта штука производила оглушительный, но и эффект от ее применения не заставил себя ждать — снизу, из магазина, до меня донеслась отчаянная ругань. «Вот вам, синьоры, и вся конспирация…» — злорадно подумал я и, чуть помедлив, выстрелил туда еще раз.
Наступала самая ответственная часть феерии — пора было сматывать удочки. Рим — вовсе не глухая деревня, и полиция там работала достаточно четко. У нас в запасе оставалось всего несколько минут. У нападавших, впрочем, тоже. Привлекая внимание своего «обоза», я махнул им рукой и первым бросился на кухню, а оттуда дальше, через короткий коридор к лестнице во двор. Едва войдя в этот дом, я по привычке сразу же изучил все возможные пути отхода, и сейчас мои знания пригождались на сто процентов. Из чистой предосторожности выпустив короткую очередь в закрытую дверь, я сильным ударом ноги вышиб замок и осторожно выглянул наружу. Темнота, пустота — с этой стороны нас явно не ждали. Мое мнение о ночных
