однообразие вызывало немалую путаницу у влюбленных, назначающих здесь свидания. Заведение было популярным и многолюдным, но нам повезло, сразу нашелся свободный столик. Паола заказала крепкий черный «экспрессо», я, по обыкновению, взял «капуччино», а Давид попросил официанта принести ему рюмку коньяку. Я с удивлением взглянул на него.
— Никогда в жизни не пил коньяк утром, — смущенно улыбнувшись, сказал Давид. — Вот, решил попробовать.
Паола, смотревшая в окно, при этих словах едва слышно фыркнула. Мне очень захотелось наступить ей под столом на ногу.
— Паола, спроси, пожалуйста, нет ли у них миланских газет? — обратился я к ней.
Она жестом подозвала немолодого официанта и сказала ему несколько слов по-итальянски. Мужчина понимающе кивнул и, что-то ответив, скрылся за стойкой. Провожая взглядом удаляющуюся спину официанта, я машинально отметил, что за последние десять минут в ресторане значительно прибавилось посетителей. Все высокие стулья, стоявшие вдоль стойки, были заняты; за столом у противоположной стены расположилась шумная компания молодых французов. Говорили ребятки во весь голос, и, послушав их пару минут, я классифицировал эту группу как команду спортсменов. Что-то мне не нравилось в этой ситуации, но занервничать окончательно я не успел: неся в руках внушительную пачку газет, к столику вернулся официант.
— Я попросила принести все утренние газеты, которые у них есть, — прокомментировала Паола эту ходячую библиотеку.
— Замечательно, — одобрил я. И разделив всю кипу пополам, подвинул одну часть ближе к девушке. — А теперь окажи мне еще одну услугу, найди в этой груде ерунды все, что касается нас троих. Пожалуйста, Паола, — добавил я, когда она скорчила недовольную гримаску. И протянул вторую половину Давиду: — Увы, мистер Липке. Вас, как носителя языка, это тоже касается.
Определив в едином гениальном порыве фронт работ, я с удовольствием откинулся на спинку стула. Ужасно люблю смотреть, как другие работают.
Я успел прикончить еще одну чашечку ароматного «капуччино» и уже подумывал о том, чтобы заказать какой-нибудь омлет, когда Паола, наконец, отложила последнюю газету в сторону.
— Дай мне сигарету, — нервно пошевелив длинными пальцами над столом, попросила она.
— Что интересного пишут в газетах? — поинтересовался я.
— Многое, — ответил за Паолу Давид, бросив на стол свой экземпляр.
— «Ночная война», «Перестрелка на Via Berrani», «Арестована пожилая женщина», — процитировал он.
— Эти ублюдки арестовали Франческу, — зло сказала Паола.
— Кого? — не понял я. — Синьору Лонги?
— Да. Но им это ничего не даст. Франческа всегда была самым близким мне человеком. Она любит меня и будет молчать.
— Наши приметы даны? — на всякий случай спросил я у Давида.
— Здесь — нет. Зато в миланской газете… — Он переложил несколько штук, нашел нужную, раскрыл. — «Убийство в отеле». Таинственное исчезновение француза и его спутницы… Так-так… Ага… Четыре трупа… Есть основание утверждать… Вот — Анри Будик и Софи Моран. Приметы… — Он с интересом взглянул на меня, и вздохнул. — Все совпадает, месье Дюпре. Почему бы вам не избавиться от этого шрама?
— Не вы первый… — буркнул я. — Он мне дорог. Как память. К тому же я без него буду не так привлекателен.
— Хватит, Андре, — оборвала меня Паола. — Все это очень серьезно. Тебя наверняка ищет полиция, и не только в Милане. Четыре трупа — это чересчур. Да и комиссар Катани наверняка вспомнит твой шрам.
— Кстати, Паола, — вспомнил я. — Ты ни словом не обмолвилась о том, почему отпустили тебя. Бойня на вилле, да и твое присутствие возле дома Стеннарда… Это куда больше, чем четыре трупа.
— Именно поэтому меня и отпустили, Андре. Ты, возможно, не знаешь, но у нас принято считать, что в Италии мафии нет. А кроме того, я слишком тесно связана Со многими людьми, чьи фамилии фигурируют только в избирательных бюллетенях. Поэтому меня решили выпустить до «конца следствия». А кроме того… Возможно, кто-то намекнул руководству синьора Катани, что я могу и не дожить до этого момента. Что устроило бы все стороны.
— Вы слишком много знаете, синьорина. Вас нельзя оставлять в живых, — усмехнулся Давид.
Я тихо застонал.
— Я вас умоляю, только не нужно все начинать сначала!
При одной мысли об этом мне делалось дурно. Они почти всю ночь препирались по этому поводу, хотя по отдельности каждый из них уверял меня, что ничего не имеет лично против своего оппонента. Проклятье!
— Все это бессмысленно, поймите. Сейчас мы все трое крепко привязаны друг к другу…
— А к нашим ногам привязаны камни… — тихо закончила Паола. — Я устала, Андре.
— Я тоже. Но я предлагаю выход, а вы продолжаете выяснять, кто из вас больше виноват.
— И что вы предлагаете? — поинтересовался Давид. — Документов у меня нет. Но даже будь у меня паспорт — ни вы, ни я, ни синьорина не можем официально покинуть страну — нас тут же схватят.
— Совершенно верно. Но мы вполне можем нанять небольшое судно и на нем добраться до Корсики. А уже оттуда во Францию. Там я сделаю вам документы и…
— И я уеду в Россию, — мягко сказал Давид. — Я уже решил, Андре. Собственно говоря, вам совершенно ни к чему ехать вместе со мной. Вы закончили свою миссию и вполне можете остаться дома вместе с синьориной.
— Я не останусь в Европе, — тихо сказала Паола. — У Кольбиани длинные руки и долгая память. Они решили меня убить, и они сделают это.
— Значит, мы не будем жить в Европе. — Я улыбнулся ей со всем энтузиазмом, на который был способен.
— Да, кстати. — Давид порылся в своей пачке газет, и, достав одну из них, открыл на второй странице. Откашлявшись, он с выражением прочитал: — Синьор Джузеппе Кольбиани, почетный гражданин города Палермо, внес полтора миллиарда лир в Фонд помощи детям-инвалидам. На днях состоится бракосочетание сына синьора Кольбиани с синьориной Радиче, дочерью синьора Альберто Радиче.
— Я знакома с синьором Радиче, — откликнулась Паола. — Его дочери восемнадцать лет, и это полное ничтожество, но ее отец? Он — владелец контрольного пакета акций двух крупнейших строительных фирм в Италии… Зачем ему это?
— Ему сделали предложение и подкрепили его вескими аргументами, — устало ответил Давид, сворачивая газету.
— Много лет назад у меня не взяли пятьсот франков на помощь голодающим африканцам, — тихо проговорила Паола, глядя на меня. И жестко усмехнувшись, закончила: — Наверное, я просто мало предложила.
Я предупреждающе взглянул на Давида. И он промолчал, хотя очередная колкость уже вертелась у него на языке.
За окном, прямо перед кафе, раздались какие-то крики, шум, и я невольно оглянулся в ту сторону. На тротуаре, буквально перед самым нашим носом, двое молодых людей устроили миниатюрный матч по «стрит-болу», использовав в качестве мяча небольшой кожаный рюкзачок. Невысокая, крепенькая девушка с короткими черными волосами что-то кричала, явно протестуя против подобного обращения с ее имуществом, и металась между ними, пытаясь перехватить у игроков импровизированный мяч. «Везде одно и то же», — лениво подумал я, мгновенно просчитав ситуацию. Примитивное дорожное хулиганство. Два юных балбеса не нашли лучшего способа познакомиться с понравившейся им красоткой. Хотя… Нет, похоже, они уже знакомы. Шутки шутят… Ну-ну. Я отвернулся. Мои спутники, которых также отвлекла неожиданно возникшая суета, последовали моему примеру.
— Забавно… — протянул Давид, все еще косясь в ту сторону.
