— Ого! Тебя что, в машине продуло? Прямо как дорогая телка из «Метелицы». «Добрый вечер, Виктор Викторович…», — передразнил он меня. — Я уже шестьдесят лет Виктор Викторович, из них тебя знаю как минимум десять. Это ты для Ивана — «Мистер Икс», а мне твои примочки по барабану. Кончай ваньку валять!
— Я субординацию соблюдаю, господин генерал.
Довольно удачная шутка. Стрекалов, как и многие его ровесники, терпеть не мог, когда его называли «господином». А я категорически отказывался отзываться на «Андрюху». Так что — «Я мстю, и мстя моя страшна». Сердито посопев в трубку, он таки решил сменить гнев на милость, хотя не преминул ворчливым тоном добавить:
— Генерал-майор, между прочим. Знать надо, в каком чине начальство пребывает.
— Да я своего-то чина не знаю, — совершенно искренне возмутился я.
— От тоже! Бином Ньютона… Майор. Служба Внешней Разведки. Приказ от 27 мая сего года. Поздравляю, кстати.
«Алекс — Юстасу. Вы — *********. И Штирлиц понял, что ему присвоено звание Героя Советского Союза». Сказать, что я был удивлен — это значит ничего не сказать.
— Виктор Викторович, я помню, мне «лейтенанта» и то со скрипом присваивали. Школ ваших специальных я не заканчивал, у меня и образование-то среднее. Вы, часом, ничего не перепутали?
— Милый ты мой, да кого это трогает? Ты работаешь? Работаешь! Результат даешь? Даешь! В конце концов, если я генерал-майор, почему бы тебе не быть майором? Херня все это, бирюльки. Раз мне права даны, я их и буду пользовать. Тебе-то какая разница?
— Да, в общем, никакой, — честно ответил я. — А в полковники произвести можете?
— Не, Андрюха, ты совсем охренел! Давай, говори по делу, некогда мне с тобой лясы точить. Когда в Москве будешь?
Я подобрался. Шутки закончились. Отличать весельчака и балагура Виктора Викторовича от генерала Стрекалова за эти годы я научился.
— Когда прикажете.
— Молодец, — одобрил он. — Тогда слушай. В 23.00 будешь на Московском вокзале…
Вечер выдался на редкость теплым и каким-то особенно удушливым. Ливень, недавно отбушевавший над городом, вместо долгожданной прохлады лишь добавил градусов в эту русскую сауну, незатейливо обустроенную природой. Казалось, даже стены домов истекали потом и бессильно разевали темные провалы окон в надежде на один, хотя бы один глоток свежего воздуха.
Шел уже третий час моих, на первый взгляд бессмысленных, блужданий по областям, окружающим самый что ни на есть центральный вокзал в Питере.
Ни по количеству приходящих и уходящих отсюда поездов, ни по специфической биосфере, усиленно паразитирующей на теле этого рукотворного Вавилона, Московский вокзал не имел себе равных в городе. Это был, есть и похоже, что будет всегда, маленький кусочек большой Москвы, неведомо каким образом просочившийся, выживший и исправно функционирующий в совершенно чуждом ему окружении дворцов, каналов, мостов, Невского проспекта и белых ночей. Я исторически ненавидел всю эту лихорадочную толчею, расхристанность, всепроникающую грязь, но выданные мне ценные указания вкупе со сложившейся обстановкой никакой самодеятельности не допускали. Или, скажем так, почти не допускали.
И вот, в силу этого самого «почти», я с семи часов вечера неприкаянно болтался по перронам и буфетам, изо всех сил изображая из себя местного жителя. Аборигена. В гардеробе «хитрой квартирки» на Кронверкском нашлось множество всякого барахла, способного довести до экстаза любого старьевщика. Потрепанные джинсы и многократно стираная футболка, удачно дополненные очками в классической роговой оправе, помогли мне гениально воссоздать образ «интеллигентного работника бюджетной сферы, регулярно не получающего зарплату». Что довольно обычно для нашего, «самого идущего к очередным рубежам» государства. Затем я, с помощью предусмотрительно прихваченного с собой из Амстердама набора «Сделай сам», в течение получаса из жгучего блондина превратился в не менее жгучего брюнета. Поменяв заодно форму носа, полноту щек и цвет глаз. Констатировав, согласно показаниям зеркала, что борьба с красотой завершилась полным ее поражением, я аккуратно укутал свой портплед, явно выпадающий за рамки образа, в коричневую упаковочную бумагу и пристроил его на обнаруженную в кладовке тележку. Опознать во мне меня, после всех этих манипуляций, не смог бы даже родной папа. Лишь шрам и пистолет упрямо не желали соответствовать моему персонажу. И если с первым я поделать ничего не мог, то казенный «Макаров» пришлось оставить, утирая скупые мужские слезы.
Весь этот маскарад я устроил безо всяких на то санкций и указаний, по одной лишь, но крайне веской лично для меня причине. Мне ужасненько не нравилось все то, что происходило в течение последних двух суток вокруг моей скромной персоны. В панике я отнюдь не был, а вот нездоровое ощущение почему-то росло. Словно чей-то кулак завис над темечком. Доложив Стрекалову о своих подозрениях по поводу Вещего, я получил в ответ лишь озадаченное хмыканье и твердое обещание разобраться. Поскольку речь тут шла всего-навсего о таком пустяке, как моя жизнь, то хмыканья и обещаний мне было совершенно недостаточно. Да и сам механизм встречи с очередным сопровождающим, который должен был ждать меня в 23.00 в зале ожидания вокзала, на втором этаже, где раньше размещались кассы, мне сразу не понравился.
Еще больше он мне не нравился теперь, когда я, обойдя предварительно все окрестности, появился на предполагаемом месте встречи. В небольшом закутке, занимаемом игровыми автоматами, вместо положенных полубандитствующих братков сидело двое столь же модно подстриженных, но явно очень непростых мужичка. Между собой они не общались, никакого внимания на редких играющих не обращали. И несмотря на жару, стоически парились в наглухо застегнутых спортивных куртках. Размера на два больше, чем следовало бы. Очень удобно — ни оружия не видно, ни бронежилета. Еще один такого же типа «ряженый» сидел за женщиной, принимающей деньги на входе в зал ожидания. Количество патрулей на вокзале за последний час увеличилось чуть ли не в трое, и к обычным ОМОНовцам присоединились вооруженные автоматами орлы, более похожие на бойцов из «Вымпела» — боевого подразделения по борьбе с терроризмом. Тоже, скажу я вам, не самые простые ребятки. И что характерно — нормального для такой ситуации интереса к «черным» у них не было, а вот лица явно славянской национальности, особливо ярко выраженные блондины, проверяемы были часто и внимательно. Такие, понимаешь, парадоксы.
Я взглянул на часы. 21.47. Время пить «Херши». Буфет, предваряющий собою игровые автоматы и зал ожидания, исправно функционировал, кудрявая буфетчица, девица уже на грани «второй степени свежести», но еще вполне в материале, призывно улыбалась всем появляющимся вокруг мужикам и шустро поставляла на прилавок подозрительный кофе и не менее подозрительную водку. Ажиотажа вокруг не было, но и особого застоя не наблюдалось. Это я, похоже, удачно зашел.
Стараясь не особенно привлекать к себе внимание тоскующей Дульсинеи, я с чувством внутреннего содрогания купил бутылку дешевой водки, пару бутербродов, которые почему-то нужно было называть «гамбургерами», и пристроился за столиком, дающим максимально полный обзор места предполагаемой мною «Драмы на охоте». Дабы соблюсти статус «дичи» и не нажраться в хлам сомнительного происхождения водкой, я начал было искать себе компанию, но буквально сразу выяснил, что компания-то у меня уже есть, просто я ее не заметил. Она, то есть «компания», скромно потупившись стояла чуть поодаль от столика, и время от времени с боязливой надеждой поглядывала в мою сторону. Удача явственно улыбалась, восторженно блестя в меня всеми сорока двумя зубами. Неопределенного роста и возраста бомж совершенно логично рассудил, что ТАКУЮ водку приличные люди не покупают, а коль скоро человек не шибко приличный, то может и налить грамульку страдальцу. О таком соседе я мог только мечтать.
Призывно покачав бутылкой, я уже через долю секунды с изумлением наблюдал его стоящим рядом, с готовым к наполнению стаканом в руке. Если бы мне в отрочестве удалось хоть раз продемонстрировать подобную реакцию, старый Коцукэ-сан был бы просто счастлив. Налив в оба стакана отчаянно вонючей жидкости, я собрался было произнести вялое подобие тоста, но не успел. С той же скоростью бомжина осушил свою емкость и начал уже было отчаливать. Вот тут-то я успел его прихватить.
— Стой! — тихо, но грозно рявкнул я. Он завис на одной ноге. — Видишь?
Полбутылки водки произвели на него завораживающее впечатление.
— Выпить хочешь?
