Культурная программа началась. Натурально началась – ас-водитель тронул с места, «мерс» рванул вперед и с напором покатил по направлению к Хургаде. Снова потянулась за окнами пустыня, бесчисленные пакеты, мертвые пески, вращающиеся мерно, с исламским фанатизмом огромные пропеллеры, вырабатывающие ток. Моментом долетели до Хургады, проехали все это скопище лабазов и взяли направление в глубь страны – на юго-запад, к Нилу, через горы. Однако же не просто так, а с предосторожностями. Они возникли после плановой остановки, формирования конвоя и подсаживания в «мерс» человека в штатском – плечистого улыбающегося мусульманина из Управления туристической полиции. Ладно, построились в колонну, дали по газам, поехали. Не то чтобы с песнями и плясками, но весело, причем весьма. Впереди туземные менты с горящими огнями, за ними тяжеловесные, обгоняющие друг друга автобусы. Скрип сидений, взвизги шин, яростный рев моторов, тянущиеся за окнами по сторонам дороги горы Красного моря. Легендарные, судьбоносные, запечатленные в анналах, упоминаемые в Библии. Плохонькие, неказистые и на горы-то не похожие. Собрать над ними тучи, устроить снегопад – так на лыжах и не покатаешься, разве что на санках. Не Гималаи, не Кордильеры, да и не Альпы. Наш Суворов бы прошел, даже и не заметил…
– Уважаемые господа, прошу внимания, – несколько запоздало начал гид. – Вы видите хребет, на котором покоится вся история Египта. Он помнит фараонов и императора Наполеона, халифа Омара[142] и халифа Аль-Маамуна[143], президента Гамаль Абдель Насера и президента Анвара Садата. Их давно уже нет в живых, а горы все стоят и держат на своем хребте нашу славную историю. Еще как держат…
Почтеннейшая публика реагировала по-разному. Бродов добросовестно внимал, пил горько-терпкий швепс, посматривал в окно. Маг, ясновидец и друид, видимо, пребывал в нирване, мерно, с достоинством дышал и казался спящим. Барышни конкретно дрыхли, колыхали прелестями, явно не гарлемский негр посматривал на них, супружеская пара улыбчивых японцев все стрекотала камерами, обмениваясь восторгами.
Ну да, пустыни они в Японии никогда не видали.
Затем последовал привал, на коем можно было съесть сухой паек, вдохнуть сухой же воздух песков и за один фунт оправиться. Ладно, съели, вдохнули, оправились, поехали дальше. И уже к полудню достигли Луксора, центра всеегипетского туристического бизнеса. Когда-то здесь стояла древняя столица – греки называли ее Фивы, египтяне – Уасет. Это был город-сад, мираж в пустыне, волшебная сказка, куда там «Тысяче и одной ночи». Величественные храмы здесь соседствовали с домами знати, роскошные дворцы смотрели в зеркала озер, в лазуритовое небо вонзались иглы обелисков, вершины пилонов и колоссальные статуи богов и царей. И все это великолепие утопало в море зелени, сквозь пышную листву сикомор, тамарисков и пальм проглядывали позолота, слоновая кость, сандаловое дерево и так любимый египтянами полудрагоценный лазурит. Однако, увы, все проходит, ничто не вечно под луною. И от былого великолепия остались лишь одни развалины, до сих пор впечатляющие, потрясающие воображение.
«М-да, – крякнул Бродов, когда вышел на парковке из „мерседеса“, – это вам не аллея коммунаров».
Перед ним расстилалась грандиозная, ведущая к Карнакскому комплексу аллея бараноголовых сфинксов. В конце ее возвышались исполинские, размерами с хороший дом, пилоны Храма Амона. Время не пощадило ни рельефов на них, ни высоких мачт с разноцветными стягами, ни статуй богов и людей. Тем не менее преддверие Храма Вечности выглядело впечатляюще.
«Интересно, а что останется от нас? – Бродов резко отшвырнул пакетик с „насекомыми“, повесил сумку на необъятное плечо и принялся смотреть, как наши девушки выбираются из автобуса на белый свет. – Хрущобы? Зоны? Четвертый блок? Иркутская долбаная ГЭС?»
На лицах Любы и Наташи были написаны страдание, горе, непротивление злу и донельзя мучительный вопрос – зачем разбудили, суки? Они были похожи даже не на кукол – на полуоживших мертвечих из среднего фильма ужасов. Маг, хиллер и экстрасенс также реагировал вяло и видом был крайне нехорош – какие, хрен вам в жопу, камни и древности, когда башка трещит по швам? Разрухи мы, блин, что ли, не видали?..
А гид тем временем уже достал билеты, с полупоклонами раздал и первым двинулся к довольно узкому – чтобы толпа редела и порядок устанавливался сам собой – проходу меж пилонами. Вот так, всего какие-то там двадцать фунтов[144], и общение с наследством древних обеспечено.
За пилонами располагался Колонный двор, размеры его поражали, давили на психику и вызывали вопрос – и чего ради? Может, ради того, о чем мы даже не подозреваем? Жарко припекало солнце, не было ни ветерка, в воздухе пахло пылью, камнем, вечностью, застывшей тысячелетней историей. Остро чувствовались гибельность, быстротечность, вся эта эфемерность бытия. Человеческого в особенности.
– Итак, уважаемые господа, прошу внимания. – Гид терпеливо подождал, пока туристы собьются в кучу, сделал энергичный жест и начал издалека: – Мы стоит на том самом месте, где все еще витает дух некогда величественнейшей и прекраснейшей столицы Древнего Египта. Замрите, задержите дыхание, умерьте биение сердец – и быть может, он снизойдет на вас…
И тут у наших девушек-красавиц случился сложный психологический излом – им вдруг до боли, до омерзения, до дрожи в гениталиях обрыдли эти древние руины. Мало того что марево, пыль, камень, несусветная тоска, так и еще и мудила гид, толкующий про клиническую смерть. Какое, на хрен, сердце, какая там менопауза, какая остановка дыхания. Башка болит, горит, как в огне, конкретно раскалывается на куски. Зачем разбудили, сволочи? Словом, развернулись девушки, плюнули на все прекрасное и отправились в автобус досыпать. Оккультист и маг, как кавалер и джентльмен, естественно, составил им компанию. Вместе с гидом остался авангард, даром что немногочисленный, но сплоченный – невозмутимый Бродов, улыбающиеся японцы и потный негарлемский негр. Белое, желтое и черное на каменном и пыльном.
– Хорошо, – гид, нисколько не расстроившись, глянул на часы и вытащил пачку сигарет, – давайте, господа, встретимся через полчаса на этом же месте. Чтобы не опоздать к обеду. Осматривайтесь сами.
Он дружески кивнул, щелкнул зажигалкой и, с чувством закурив, нырнул в тень. Развалины, видимо по тысячному разу, его уже не впечатляли. То ли дело ментоловое «Мальборо»…
И пошел себе Бродов Карнакским храмом, да не за мудростью или истиной – искать обитель общепита. Однако же, как ни спешил, не мог не восхититься искусством древних. Колонны были массивны, поставлены на века и в целом символизировали заросли папируса. Резные капители напоминали связки лотоса, из цветков которого, как известно, рождаются боги[145], местами кое-где еще проглядывало чудо росписи, восковые краски, несмотря на время, пленяли, удивляли и радовали взор. А освещалось, по идее, каменное великолепие нежаркими лучами солнца сквозь окна в потолке – решетчатые, хитрые, прорубленные наискось. С филигранной, поразительной, инженерно выверенной точностью. И все это – аж за полторы тысячи лет до Рождества Христова.
«М-да, лепота», – вспомнил Бродов в который уже раз известнейший киношлягер, очарованно вздохнул и, с сожалением покинув гипостильный зал, быстро и уверенно сориентировался на местности – ага, вот он обелиск, вот он скарабей, вот он водоем. Скоро перед ним предстала та самая кафешка, и впрямь ничем не выделяющаяся, никакая – прилавок, тент, пластмассовые стаканчики, невзрачные пластмассовые же столы. Неподалеку, под сенью сикомор, сидел араб, торговец сувенирами и шляпами. Судя по светлой расцветке его рубахи-галабеи, бизнес на развалинах шел весьма неплохо[146]. Однако нынче бог папирусов и властелин кальянов скучал – неверных ротозеев было мало. Ну, во-первых, не сезон, а во-вторых, наверное, еще ходят всей толпой, бродят, выкатив глаза, по луксорскому храму, покупают небось у рыжего Али его низкосортное дерьмо. У-у, покарай его Аллах! У, никуммака[147]! У, зубб-эль хамир[148]…
«Да, дядя, дело твое в шляпе», – глянул на торговца Бродов, выписал вираж и принялся забирать левее, в импровизированный дворик, за каменную ограду высотой в человеческий рост. Здесь торжествовали хаос, живописный беспорядок, реставрационно-археологическая разруха – валялись камни, громоздились плиты, стояли статуи и фрагменты колонн. Антураж дополняли автомобильный прицеп, скудная растительность и софиты освещения, призванные и ночью являть развалины в их тысячелетней красе. Где-то впереди вонзалась в небо мечеть Абу-эль-Хаггава, стройная, как свеча
