шутит, и какие шутки он ценит, хотя они относятся к неформальной коммуникации. Теоретики склонны допускать, что различие между непреднамеренной болтовней, дружеской беседой и обдуманным дискурсом — это лишь различие в уровне; т. е. то, что верится на языке, отражает те же мыслительные процессы, какие отражают основательно продуманные высказывания. Но на практике мы принимаем в расчет только последние, когда оцениваем здравомыслие человека, его сообразительность и способность схватывания на лету. Поэтому на практике для нас не все разумные употребления выражений являются мышлением, но лишь те, которые по большей части или полностью выполняются в качестве работы. Мы не рассматриваем непреднамеренную дружескую беседу в качестве теоретизирования или планирования, пусть даже низшего уровня, и это вполне справедливо, так как целью обычной болтовни не является выдвижение каких-либо теорий или планов. Мы также не считаем, что когда мы гуляем и что-то невнятно бормочем, то прилагаем хотя бы малейшее усилие. Но в конце концов разве это будет иметь какое-то значение, если все наши попытки дать строгое определение словам «интеллектуальный» и «мышление» потерпят неудачу? Мы вполне хорошо знаем, как отличить городской район от деревенского, игру от работы, весну от лета, и мы не смущаемся при обнаружении неразрешимых пограничных случаев. Мы знаем, что решение математической задачи — это интеллектуальное занятие, игра в «наперсток» — неинтеллектуальное занятие, а поиск стихотворной рифмы — это нечто среднее. Бридж — это интеллектуальная игра, снэп[14] — неинтеллектуальная игра, а «разори соседа»[15] — не то, не другое. Мы ежедневно употребляем понятия интеллекта и мышления, не смущаясь при обнаружении значительного числа спорных случаев.
Конечно, для некоторых целей это не имеет значения, но для нас это очень важно. Это означает, что и старые теории, в которых Разум, Интеллект или Понимание были представлены в виде особой Способности или тайного органа, и более новые теории, в которых идет речь об особых интеллектуальных процессах суждения, постижения, предположения, рассуждения и пр., допускают одну и ту же ошибку. Они претендуют на то, что они могут указать на отличительные признаки того, что на самом деле они не всегда могут идентифицировать. Мы не всегда знаем, когда нам следует и когда не следует употреблять терминологию эпистемологии.
Давайте попробуем подойти к этой проблеме с другой стороны. Когда люди сопоставляют интеллектуальные способности и действия с другими способностями и действиями, на первый план для них выходит идея обучения. Интеллектуальные способности — это такие способности, которые развиваются посредством установленного ряда занятий и проверяются посредством набора экзаменов. Интеллектуальные задачи — это такие или некоторые из таких заданий, которые могут быть выполнены только теми, кто прошел соответствующую подготовку. Интеллектуалы — это люди, извлекающие выгоду из максимально доступного по уровню образования, а интеллектуальная речь является результатом наставления и сама при этом поучает. Природные или врожденные навыки не относятся к классу интеллектуальных навыков; и даже об умениях и способностях, приобретенных в основном посредством подражания (например, прыгать, играть в снэп или непринужденно болтать), не говорят как об интеллектуальных приобретениях. Такой сертификат резервируется за тем, что достигается посредством уроков, получаемых отчасти из книг и лекций или, в общем виде, из дидактического дискурса.
Очевидно, во-первых, что никто не смог бы следить за дидактическим дискурсом или использовать его, если до этого он не научился воспринимать и применять разговорную речь, и, во-вторых, что дидактический дискурс сам по себе является разновидностью изучаемого дискурса. Это такой дискурс, которому обучают и который сам в определенной степени является продуктом обучения. Он осваивается с помощью упражнений и излагается устно или письменно в повелительной форме, пригодной для освоения и тренировки, а не для общения. Даже если при этом задействован яркий разговорный стиль, считается, что сугубо разговорное его восприятие неадекватно, поэтому такой разговорный стиль осознается ошибочным. Учительница только делает вид, что она с учениками на самом деле не работает. Позже мы увидим, что за этим, казалось бы, тривиальным способом разграничения того, что является и что не является интеллектуальным, стоит нечто очень важное.
Теперь необходимо обсудить некоторые из понятий, имеющих отношение к мысли и мышлению. Мы должны четко различать смысл этих понятий, используемый в том случае, когда мы говорим, что человек нечто обдумывает, и тот смысл, когда мы говорим, что он думает то-то и то-то, то есть между значением слова «мышление», при котором мышление может быть упорным, длительным, прерванным, небрежным, успешным или бесполезным, и тем его значением, когда мысли человека верны, неверны, ценны, ошибочны, абстрактны, опровергнуты, рассказаны другим, опубликованы или не опубликованы. В первом случае мы говорим о действии, в которое в течение какого-либо времени вовлечен человек. Во втором мы говорим о результатах такого действия. Необходимость проведения подобного различия обусловлена широко распространенной манерой описывать процессы мышления в терминах, заимствованных из описаний достигнутых результатов этих процессов. Нам рассказывают истории о том, что люди заняты тем, что производят суждения, абстракции, подведение под категории, дедукции, индукции, утверждения и т. д. таким образом, будто эти операции на самом деле выполнялись людьми на определенных этапах их размышлений и их можно было зафиксировать. А поскольку мы не можем наблюдать ни того, как другие это осуществляют, ни даже того, как мы сами проделываем такие вещи, то мы соглашаемся с тем, что это глубоко сокрытые события, наличие которых может быть установлено только посредством заключений и прорицаний специалистов-эпистемологов. Последние рассказывают нам, как мы делаем вещи такого рода, подобно тому как анатомы говорят нам о пищеварительных и церебральных процессах, происходящих внутри нас без нашего ведома. Раз эти пара-анатомы обнаруживают столько всего загадочного в функционировании наших интеллектов, то эти интеллекты должны быть своего рода бестелесными органами.
Я надеюсь, что сумею показать, что слова «суждение», «дедукция», «абстракция» и подобные им следует отнести к классу результатов размышления и что их употребление для обозначения актов, из которых состоит мышление, искажает реальную картину. Они относятся к лексике рецензий на книги, лекции, дискуссии и доклады, а не к лексике биографий людей. Эти существительные больше подходят для рецензента, чем для биографа.
(3) Построение, использование теорий и овладение ими
Хотя существует множество видов деятельности, относящихся как к играм, так и к работе, которые мы описываем в качестве интеллектуальных, не подразумевая под этим, что их целью является обнаружение истины, у нас есть достаточно оснований, чтобы предварительно рассмотреть тот особый род занятий, при котором мы особенно заинтересованы в обнаружении истины. Я говорю «род занятий», так как мы ничего не добьемся, предположив, что Евклид, Фукидид, Колумб, Адам Смит, Ньютон, Линней, Порсон и епископ Батлер состояли в одной компании.
То, благодаря чему каждый из этих мужей приобрел свою репутацию, может быть названо работой по «построению теории», хотя слово «теория» имеет широкий спектр разных значений. Методы построения теорий у Шерлока Холмса отличалась от методов, которые были у Маркса, различными были также их использование и применение. Но их объединяло то, что они оба излагали свои теории в дидактической прозе.
Перед тем как вдаваться в подробности по поводу операций или процессов построения теорий, надо рассмотреть, что значит сказать, что некто владеет; теорией. Строить теорию — значит пытаться обрести теорию, а владеть теорией — значит, что ты ее уже обрел и еще не забыл. Строить теорию — все равно, что путешествовать; владеть теорией — это значит, что пункт назначения достигнут.
Обладание теорией или неким проектом не подразумевает, что следует нечто делать или говорить, подобно тому, как обладание пером не обязывает вас писать им. Иметь перо — значит быть в состоянии писать им, если возникнет соответствующая ситуация. Владеть теорией или проектом — значит быть готовым при случае рассказать о них или применить их. Работа по построению теории заключается в том, чтобы достичь соответствующие готовности.
Я говорю, что тот, кто владеет теорией, готов ее изложить либо применить. В чем здесь разница?
