окажемся в тропическом раю.
Прошло время, и мне доложили, что показалась земля, уже виден маяк на входе в гавань и, судя по показаниям радара, до берега осталось не более мили.
– А деревья вы видите?
– К сожалению, нет, сэр.
– Что за черт?
Я вышел на мостик. Земля передо мной была голой и пустынной и до обидного напоминала Беркшир- Даунз: не было ни вековых деревьев, ни мартышек, ни попугаев. Так меня посетило одно из самых больших разочарований в жизни.
Топливо нам предстояло получить из трубопровода на причале, но там еще стоял подошедший перед нами корвет. Бункеровку мы начали только в 4 часа пополудни. Топливо поступало самотеком из большого резервуара на холме. При такой скорости на заполнение танков должно было уйти не менее 4 часов.
Мы решили нанести визит местному губернатору, который, судя по слухам, симпатизировал правительству Виши.
Старший помощник и я отправились в двухмильную прогулку до губернаторской резиденции. По прибытии туда нам вежливо сообщили, что губернатор в отъезде, в чем мы усомнились, поскольку на подходе к дому своими глазами видели, как кто-то резво отскочил от окна. Но выбора у нас не было – пришлось ложиться на обратный курс и возвращаться на «Вербену». Мы не учли одной немаловажной детали – внезапности, с которой на землю опускается тропическая ночь. Низко склонившееся к горизонту, но, тем не менее, яркое тропическое солнце в один миг исчезает с небосклона, и наступает непроглядная темнота.
Дорога к порту оказалась абсолютно пустынной. Нас еще не успела окутать темная, как смертный грех, ночь, когда мы услышали за собой легкий топот. Едва успев отскочить, мы увидели, как по дороге пробежало животное размером с небольшую собаку. Мы возобновили свой путь, но очень скоро снова услышали за спиной посвистывание и постукивание. Все это было очень странно и, признаюсь, пугающе.
– Сухопутные крабы? – неуверенно предположил я.
– А на людей они нападают, сэр?
– Черт меня побери, если я знаю!
Мы остановились. Сзади неуклонно кто-то приближался.
– Я бы чувствовал себя немного спокойнее, сэр, – жалобно признался старший помощник, – если бы они не так сильно шумели.
– Знаете, номер один, по-моему, нам пора делать отсюда ноги. Пусть нас сочтут трусами, лично я это как-нибудь переживу.
И мы побежали, да так, что сам дьявол, если бы захотел, не смог бы нас догнать. Не то что какие-то крабы…
Мы проводили конвой до заданной точки южнее Кейптауна и направились в Саймонстаун за топливом. Там нам передали приказ не возвращаться во Фритаун, а оставаться в Кейптауне и ожидать дальнейших распоряжений.
Война в Тихом океане находилась в критической стадии. Японцы, используя ударные группы бомбардировщиков, базирующихся на авианосцах, 7 декабря выбили американский флот из Пёрл-Харбора. Через несколько дней мы потеряли старый линкор «Рипалс» и новый – «Принс оф Уэлс». Кроме нескольких эсминцев восточного флота, мы были самыми боеспособными кораблями эскорта, и не приходилось сомневаться, что если не сегодня, то уж точно завтра нам не миновать перехода на восток.
Как старший офицер группы корветов, я оказался перед очень серьезной проблемой. Все корабли нуждались в очистке котлов. К моменту прибытия наши котлы проработали уже 1500 часов. Любое передвижение на восток к театру военных действий означало прибавление к этой цифре еще минимум 500 часов. Иными словами, без очистки котлов мы не могли тронуться с места. Я считал совершенно очевидным, что очистку следует произвести в Кейптауне, причем чем быстрее, тем лучше. Но ровным счетом ничего не смог добиться. Нам было приказано оставаться в четырехчасовой готовности и ожидать приказа. И напрасно я пытался доказать, что держать наши корабли с жаротрубными котлами в четырехчасовой готовности – это все равно что отправить их в море, потому что один котел должен постоянно работать. Все мои аргументы были тщетными. Корабли стояли и добавляли часы к эксплуатационному времени котлов. Так, ожидая приказа, мы провели в четырехчасовой готовности целый месяц.
В течение этого месяца скучать нам не приходилось. Специальный комитет, созданный властями Кейптауна, позаботился о развлечениях и для офицеров и для матросов. Мы были первыми пришельцами с настоящей войны, задержавшимися в Кейптауне надолго, и местные светские дамы соперничали друг с другом за право заполучить нас в гости. В мое распоряжение была выделена превосходная американская машина, чтобы я мог свободно передвигаться по городу и окрестностям, а также добираться до конюшен, где нас всегда ожидали великолепные лошади. Мы даже договорились о телефонной связи, чтобы можно было быстро собрать команду в случае получения приказа выйти в море. Именно по телефону я однажды получил срочный вызов.
Подойдя к телефону, я услышал чрезвычайно взволнованный голос лейтенанта Уиттакера. Он сообщил, что уронил за борт ключи от сейфа с секретными документами. Проверив матросов, уходивших в увольнительную, он шел по палубе и крутил колечко с ключами на пальце. От неосторожного движения они взмыли в воздух и, перелетев через ограждение, шлепнулись в воду. Удрученный лейтенант спросил, следует ли ему, как положено по инструкции, немедленно доложить о потере в адмиралтейство. Я велел ему пока ничего не предпринимать и поспешил на корабль, стоявший в одном из новых доков Кейптауна. Я хорошо знал, что там чистое песчаное дно. Если бы нам удалось раздобыть магнит, думал я, мы бы, наверное, смогли их достать. Тут мне в голову пришло свежее решение. Я извлек все магниты из магнитного компаса, связал их вместе, и получившейся гроздью мы принялись прочесывать дно дока. Уиттакер и старшина-рулевой не прерывали этого занятия и ночью, лично я спал. На следующее утро я как раз заканчивал завтрак, когда вошел бледный, потерянный Уиттакер.
– Все бесполезно, – тоном трагического актера возвестил он. – Мы их никогда не найдем. Придется доложить о пропаже и вызывать водолазов.
– Продолжайте, – велел я, – пока я не закончу завтракать. – Не найдете – позвоню в Саймонстаун, может быть, они смогут помочь нам с водолазом.
Я еще не успел допить вторую чашку кофе, когда в каюту ворвался сияющий Уиттакер, сжимая в мокрой ладони ключи. Нам все-таки удалось избежать бюрократической волокиты. Теперь следовало вернуть магниты на место и списать девиацию компаса. К счастью, у меня сохранились конспекты, сделанные при подготовке к штурманским экзаменам 9 лет назад. С их помощью работа оказалась несложной.
Свое второе Рождество «Вербена» встретила в Саймонстауне. Накануне Рождества я отправил запрос снабженцам на выдачу нам новой шлюпки взамен разбитой во время шторма на Азорских островах. В конце запроса я приписал: «Если на нашей новой шлюпке будут паруса и опускной киль, это будет отличным рождественским подарком». Капитан порта ответил, что ничего подобного в Саймонстауне нет.
Рождественским утром старшина-рулевой доложил о подходе буксира с новой шлюпкой. На ней имелись и паруса, и опускной киль, и записка, привязанная красной лентой с пышным бантом: «С наилучшими пожеланиями от офицеров снабжения – веселого Рождества!»
Отношения между снабженцами и службой капитана порта здесь были явно прохладными.
И вот поступил долгожданный приказ: «Завтра утром вам предстоит выйти в море, порт назначения – Сингапур». Было 28 января 1942 года. Котлы всех кораблей наработали по 1500 часов, котлы «Вербены» – 2000 часов. Я отказался выходить в море и потребовал, чтобы об этом вопиющем факте доложили командующему флотом Западных Подходов – все-таки мы пока еще входили в его команду. Использовать нас стремились все кому не лень. Заботиться не желал никто.
Беседа с местным высокопоставленным чиновником была крайне неприятной. Мы так и не пришли к соглашению, и в конце концов я услышал:
– Ну хорошо, но только все, что я вам скажу, должно остаться между нами. Вы примете участие в эвакуации Сингапура. Вы выйдете в море?
– Да, сэр, – вздохнул я и покинул кабинет.
