Через час мы действительно у Адамсов, чтобы поприветствовать супруга, вернувшегося с конгресса журналистов. К счастью, приветствовать не нужно, так как лощёный дипломат уже сидит с сосредоточенным видом за карточным столом в компании своей прелестной супруги, не столь прелестной госпожи советницы и просто антипатичного Бенета.
Госпожа Адамс, как и следовало ожидать, встречает наше появление холодной любезной улыбкой. Помощник торгпреда и радист с жёнами, как всегда, занимаются гимнастикой под звуки магнитофона. А Франк расхаживает по комнатам со стаканом виски в руке, занятый своими мыслями и процессом дегустации.
Мы с Мэри располагаемся на диване, и я тотчас снабжаю её любимым напитком и даже приношу тарелочку с зелёными маринованными оливками, потому что в этот вечер я необыкновенно учтив. Когда я в хорошем настроении, я сама учтивость.
Мы некоторое время молчим, чтобы отдохнуть после тяжёлого рабочего дня. Но Мэри не в состоянии долго молчать, и вскоре она начинает какой-то монолог, из которого я улавливаю только последнюю фразу:
— …Если наркотик — единственная перспектива для этого молодого идиота, то спрашивается, какая перспектива у нас в этой проклятой жизни…
— Проклятой? Вы, как Бенет, который постоянно проигрывает в карты и поэтому называет покер «этой ужасной игрой», что не мешает ему играть в неё три раза в неделю. Жизнь проклятая только для плохих игроков.
— А вы? Что вы получаете от жизни как хороший игрок?
— Не более того, что реально можно получить.
— Это не ответ.
— Несчастье многих людей в том, что они хотят больше, чем может дать им жизнь, и слишком много думают о будущем. Если будешь заглядывать в будущее, то обязательно увидишь гладкую гранитную плиту, на которой красуется твоё имя, и букет-другой увядших цветов… Поэтому не следует слишком далеко заглядывать в будущее.
— Жить одним днём, как этот наркоман?
— Наоборот, жить ради пенсии. Хорошей пенсии и спокойной старости. Вообще жить ради маленьких житейских радостей.
В эту минуту к нам подходит Франк, совершающий своё бесцельное путешествие по комнатам.
— Вы не собираетесь кончать свою беседу? — спрашивает он с добродушным любопытством. — Нам с Мэри надо немножко выпить…
— Вы можете присоединиться к нам, — предлагаю я так же добродушно.
— Спасибо, но я не люблю пить больше, чем с одним собутыльником. Не могу сосредоточиться, — объясняет Франк и удаляется.
— Что вас связывает с этим алкоголиком?
— То, что он алкоголик.
— Да. Вы пьёте гораздо больше и едите гораздо меньше, чем нужно. Отсюда и всё остальное. Смените дозировку, и жизнь не будет казаться вам проклятой. Пессимизм — это всего лишь пониженная жизнеспособность организма.
— Я не только организм, — отвечает Мэри, поднимая стакан, чтобы показать, что она ни в грош не ставит мои советы.
— И вы, и все мы только организмы. Мы считаем, что мы чувствуем, а на самом деле в нас просто происходят биохимические процессы. Мы ищем душу там, где нет ничего, кроме желудка. Отрегулируйте еду и питьё, восстановите физическое равновесие, и вы получите полную душевную гармонию.
— Спасибо. Когда-нибудь, когда мне нечего будет делать, я, может быть, попробую и это. Только, к вашему сведению, жизнь кажется мне бессмысленной не с тех пор, как я начала пить, а наоборот, я начала пить, потому что она показалась мне бессмысленной.
— А что вас заставило сделать такое грустное открытие? Обувной магазин?
— Откуда я знаю, — отвечает Мэри, рассеянно вертя в руке уже пустой стакан. — Во всяком случае, пить я начала значительно позже… Мне кажется, что причина этого — опять-таки в нашей профессии…
— Ваши слова звучат не очень патриотично.
— А мне всё равно, как звучат мои слова. Впрочем, может, вы мне скажете, какое место занимает патриотизм в биохимических процессах? Может, вы относите его к пищеварению?
— Для вас, похоже, любовь к родине вообще фикция… не говоря уж о презрении к нашим органам…
— Надеюсь, вы не собираете материал для доноса?
— Я полагал, что уже доказал своё дружеское отношение к вам.
— В таком случае проявите его ещё раз, налив мне немного.
Я не очень охотно беру бутылку с соседнего столика и наливаю. Не то чтобы я был очень озабочен душевным равновесием Мэри, но с количеством выпитого она становится всё разговорчивей.
Она делает большой глоток, и в голове у неё словно проясняется, потому что она вдруг что-то вспоминает и произносит:
— Целый день всё хочу вам сказать и всё забываю.
Вы читали газеты, которые мы получили сегодня утром?
— У меня не было времени их читать.
— Напрасно. Историю с вашим генералом опять раздувают.
— В связи с чем? — спрашиваю я равнодушным тоном.
— В связи c золотом, которое вы ему передали.
— Ну и?
— Чемоданчик генерала нашли на дне залива. Он действительно был полон золотых монет.
— Вот видите…
— Только они все до одной — фальшивые.
Глава 7
Суббота и воскресенье — два дня отдыха. Два дня без служебных разговоров и светских обязанностей. Но даже эти дни таят в себе опасность: может позвонить Мэри и предложить прогулку за город или что-нибудь ещё в том же духе.
«Вы никогда не чувствуете себя одиноким, Генри?» Нет, милая, никогда. Зато довольно часто жалею, что не могу остаться в одиночестве, и не имею ничего против того, чтобы быть подальше от чирикающей семейки Адамсов, и Бенета с его кислой физиономией, и от скучной, как воскресная литургия, четы советника, и даже от вас самой, дорогая Мэри.
Я захожу в посольство только для того, чтобы взять газеты, полученные сегодня, обнаруживаю письмо от жены и с этим запасом увлекательного чтива возвращаюсь домой.
В письме от Элен, как я и ожидал, ничего существенного. Но оно важно само по себе как факт. И послала она его не для того, чтобы сообщить малоинтересные подробности о том, что заезжала на неделю в Париж и что сейчас живёт у родителей, а чтобы иметь повод написать последнюю фразу: «Если у тебя произойдут какие-то перемены, сообщи». Иными словами, наш брак остаётся в подвешенном состоянии. Если бы это было не так, Элен не дала бы себе труда написать мне лично, а предоставила бы выполнить эту задачу своему адвокату.
Она, разумеется, нисколько не соскучилась по мне. Но поскольку мещанская среда, окружающая её, не предлагает ей лучшего варианта, Элен готова к примирению, как только у меня произойдут какие-то, точнее, благоприятные перемены в моей карьере. Следовательно, неустойчивое статус-кво сохраняется.
Зато другое дело принимает плохой оборот. В полученных этим утром газетах о нём ничего нет, но в
