и несколько утратил свою всегдашнюю величавость. Пока закипала вода, он обошел весь первый этаж и доложил мне, что все в полном порядке. Застекленная дверь в гостиной, как и окна, была заперта.
— Но я бы предложил мадам, — сказал он, сообщив мне об этом, — сменить замок на входной двери. Так как ключ мисс Сары пропал, оставлять ее так небезопасно.
Нора вошла, когда я уже допивала кофе. Она бросила на меня любопытный взгляд, но я не стала ничего объяснять. Поднявшись в свою комнату, рухнула на постель, а проснулась лишь когда Джозеф принес завтрак.
Он вошел, закрыл за собой дверь, подвинул столик к постели, развернул салфетку и подал ее мне. После этого он выпрямился и, глядя на меня, произнес:
— Я взял на себя смелость уничтожить коврик, мадам.
У меня упало сердце. Однако он говорил так спокойно, как будто сообщал мне о протухшем масле.
— Вы не так установили регулятор тяги. Эта топка со странностями. Надо уметь ею пользоваться.
Он смотрел на меня, я на него. В этот момент наши с ним отношения изменились коренным образом, хотя держал он себя со мной по-прежнему. У нас появился общий секрет. По существу, мы стали сообщниками. Мы совершили преступление, уничтожили улику, Джозеф понимал это. Видел ли, нет ли он пятно, не знаю, но коврик был ему хорошо знаком.
— Вам не следовало делать этого самой, мадам, — проговорил он. — В следующей раз, если вам понадобится помощь, вы всегда можете позвать меня.
С этими словами он вышел — странный, загадочный Джозеф, живущий, как и все слуги высшего класса, чужой жизнью. Где-то, я знаю, у него была жена, но он никогда о ней не говорил. Комната, где он спал, буфетная и газеты составляли, очевидно, всю его личную жизнь и, похоже, полностью его удовлетворяли.
Именно тогда, когда он пришел, чтобы забрать поднос, на котором принес завтрак, он в первый раз упомянул о том, что у него пропал револьвер.
— В последнее время я держал его в своей комнате, под подушкой, — проговорил он, как всегда, спокойно, — а сейчас его там нет. Его взял кто-то, кому хорошо известны порядки в доме, мадам.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Каково бы ни было значение этого неприятного эпизода, я не могла рассказать о нем в полиции. Последнее время я довольно редко встречала инспектора. И он, и весь отдел по расследованию убийств были заняты делом Флоренс Гюнтер. К работе были привлечены и фотограф, и работники лабораторий, и эксперт по баллистике, однако я не думаю, что им удалось найти что-нибудь значительное. Пули не было, и это главное. Однако, исходя из размеров ран на голове и того, что пуля прошла насквозь, они пришли к выводу, что это была пуля крупного калибра, выпушенная с близкого расстояния, а смерть наступила между восемью и половиной девятого вечера.
Сумочка, следовательно, пролежала на дороге почти три часа.
Кроме этих фактов, убийство, как и прежде, оставалось полнейшей загадкой. У Флоренс, судя по всему, не было ни семьи, ни друзей. Похоже, она была одним из тех иногда встречающихся созданий, которые как будто приходят ниоткуда и не имеют никакого прошлого. Она, кажется, была просто не способна на дружбу, так как вряд ли, я думаю, можно было назвать этим словом ее странные отношения с Сарой.
Как могли познакомиться и, преодолев свою необычайную сдержанность, разговориться эти две такие замкнутые женщины? Может быть, даже смеяться? Сегодня мы знаем, что примерно в течение месяца до убийства Сары они виделись довольно часто. Можно представить себе, как они вместе гуляли, возможно, ходили в кино. И вот в один прекрасный день одна из них что-то сказала, раскрыла какую-то тайну, и с этой минуты обе они были обречены.
День прошел без всяких происшествий, если не считать того, что уехала Мэри Мартин. Перед отъездом она даже всплакнула, хотя и не питала к нам особой любви.
Джуди, похоже, была рада ее отъезду.
— Слава Богу, — сказала она. — Теперь мне не придется больше говорить шепотом. Она же все время подслушивала. Один раз я ее поймала на этом. Она стояла на лестнице и прислушивалась к тому, о чем говорили внизу, в холле. Держу пари, что ей что-то известно. Могу поспорить на два доллара, что это она взяла револьвер Джозефа.
— Зачем ей револьвер Джозефа? Это просто глупо.
— Глупо? Спроси Нору. Она знает.
Я последовала совету Джуди и спросила Нору, которая рассказала мне весьма любопытную историю.
Это произошло за день до того, как Джозеф обнаружил пропажу револьвера. Нора поднялась наверх, чтобы переодеться перед тем, как готовить обед. На ней были туфли на резиновой подошве, в которых она обычно ходит в кухне по кафельному полу, так что двигалась она совершенно бесшумно.
Джозеф, похоже, был в это время внизу. Поднявшись по черной лестнице наверх, она толкнула дверь и прямо перед собой в конце коридора увидела выходящую из комнаты Джозефа Мэри Мартин. Она подалась было назад при виде Норы, но в тот же момент, очевидно передумав, вышла снова.
— Я искала спички, — сказала она.
Однако, как заметила Нора, спичек у нее в руках не было, и она была необычайно бледна. Все это пробудило в Норе любопытство, и, когда Мэри ушла к себе, она заглянула в комнату Джозефа. Прямо у двери, на маленьком столике, был коробок спичек, а на кровати лежал револьвер.
Вечером после отъезда Мэри, когда в доме, наконец, все улеглось и «некому было больше за нами подглядывать», говоря словами Джуди, я поднялась в библиотеку и обнаружила там ухмыляющегося Дика и Джуди, губы которой были плотно сжаты.
— Ну, скажи ей, если тебе кажется, что это глупо.
— Скажи ей сама, о владычица моего сердца. Занимайся сама своими грязными делами.
— Перестань кривляться. Элизабет Джейн, я хочу попасть в комнату Флоренс Гюнтер. Ну что тут такого особенного?
— Ответ мой будет простым, — сказала я резко, — Забудь и думать об этом.
Она слегка надулась, но не отступилась, продолжая убеждать меня.
— Ну ладно, если ты на этом так уж настаиваешь. Но я только хотела поискать там кое-что. Вот и все.
— Что?
— Не знаю. Но послушай… Я не знаю, почему была убита Сара, да и эта Флоренс Гюнтер. Но знаю, почему с них были сняты туфли. У кого-то из них что-то было. Правда, я не знаю, что это такое. Может быть, какая-то бумага…
— Верни мне бумаги и забирай дитя! — воскликнул Дик.
Она его полностью проигнорировала.
— Дик тут познакомился с одной блондинкой из этого дома на Халкетт-стрит. Ее зовут Лили, и она ему так понравилась, что он даже пригласил ее позавтракать вместе с ним.
Дик застонал, и на губах Джуди появилась коварная усмешка.
— Ее имя Сандерсон, Лили Сандерсон, и она, конечно, ужасна. Но любит поговорить. Ей явно что-то известно, о чем она не сказала полиции. Думаю, она не скажет этого даже Дику, но вполне может рассказать об этом нам.
— Кому это «нам»?
— Нам с тобой, Элизабет Джейн. Ты придашь нашей вылазке степенность и респектабельность, а я, если понадобится, смогу хитростью выведать у нее что угодно. Дик говорит, что она боится полиции, но, думаю, при виде тебя раскроется, как цветок.
Сначала я наотрез отказалась, но у нее есть свои методы убеждения, у этой Джуди, и в конце концов, хотя и очень неохотно, я уступила.
