один раз — даже в будуаре, рядом с моей спальней! Я громко спросила: «Кто там?» Звуки прекратились и больше не повторялись.
На второй день после случая с Норой я, сидя в гостиной, неожиданно для себя приняла решение немного пошпионить за своим собственным домом. Сделать это оказалось легче, чем кажется.
Старые переговорные трубы в моем доме действуют очень просто. Надо открыть трубу со своей стороны и, набрав в грудь побольше воздуха, дунуть. В результате в том месте, куда ведет труба, раздается совсем не тихий вой. Открытые, они прекрасно проводят звук. Моя мать долгое время была прикована к постели и управляла хозяйством из спальни. Из моей комнаты до сих пор ведут четыре теперь почти забытые, но еще вполне действующие трубы.
В буфетной была только Клара. Джозеф куда-то вышел. Я никогда не забуду ее лица, когда она услышала мою просьбу пойти в кладовку с дровами и принести оттуда в библиотеку небольшое полено.
— Да, и еще нож, Клара. Поострее.
— Нож, мэм? Для разделки мяса?
— Да, самый острый, какой только есть.
Настрогав несколько палочек и чуть не лишившись при этом пальца, я зафиксировала в открытом положении все заслонки труб. Кроме одной, в буфетной. Но когда Клара ушла спать, я добралась и до нее. К полуночи я уже удобно устроилась в своей запертой спальне и погасила свет.
В первый час ничего не случилось. Я услышала, как, очевидно, через заднюю дверь вернулся Джозеф, подобрал нож, что-то пробормотал и убрал его на место. Потом послышались звуки открывания и закрывания двери холодильника. Я поняла, что он подбирает себе что-нибудь освежающее. Потом, около часу ночи, стало совсем тихо.
В это время послышался далекий слабый звук. Доносился он из гостиной, откуда точно — определить было трудно. Но, мне показалось, я поняла, что он означал. Кто-то скребся, как будто мышь грызла доску. Поскольку звук продолжался почти без перерыва, я решила, что так оно и есть. Труба проходила через старые стены, а в нашем доме вряд ли было меньше мышей, чем в любом другом. Не знаю, сколько это длилось, но звук внезапно прекратился. Я сразу же напрягла слух, думая, что сейчас могут послышаться осторожные шаги. Но было совсем тихо. Кругом царила абсолютная тишина.
На следующее утро я встала пораньше, испытывая некоторое чувство стыда за свою выдумку и намереваясь убрать палочки. Ни в гостиной, ни где-либо еще на первом этаже никаких посторонних следов не было.
Однако, подавая мне поднос с завтраком, Джозеф рассказал об истинной причине звуков.
— Мадам, я думаю, что нас никто больше тревожить не будет.
— Тревожить?
— По ночам. Я обнаружил путь, по которому они входили в дом.
Он действительно его нашел. По его словам, он пошел проветривать гостиную и открыл застекленную дверь, выходящую на улицу. Выйдя наружу, увидел на ступеньках кусочки замазки. Она оказалась мягкой.
Все было устроено очень просто. Старую замазку вокруг одного из стекол аккуратно соскребли и вместо нее положили свежую. Для того, чтобы попасть в дом, нужно было только ее вынуть и при помощи, например, клейкой ленты снять стекло. На все требовалось несколько секунд.
Инспектор Гаррисон, когда осмотрел дверь, сказал, что использовали именно клейкую ленту.
Никакой тропинки в этом месте не было, ступеньки выходили прямо на газон, и следов не осталось. Но в результате этого открытия инспектор Гаррисон остался, чтобы лично проследить за установкой поперек всей двери тяжелого железного засова, а потом еще проверил все остальные двери и окна. Но он не был полностью удовлетворен.
— Щеколду на этой двери, — заявил он, — все равно рукой не достанешь. Можно допустить, что Джозеф один раз и запер ее небрежно и именно в эту ночь кто-то попытался проникнуть в дом. Но два раза, пять раз! Я просто не верю.
— Но он мог ее чем-нибудь подтолкнуть. То есть тот, кто хотел влезть в дом.
— Может, и мог, — пробурчал инспектор.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Сразу после этого я решила рассказать Кэтрин все, что знаю. Раньше я этого не делала, чтобы не причинять ей лишних огорчений, а также потому, что не думала, что она будет молчать.
Она внимательно выслушала мой рассказ о нашем с Джуди визите в дом Флоренс Гюнтер и о том, что мы там нашли. Я также показала ей записи Сары за одиннадцатое августа.
— Ты сказала об этом Годфри Лоуеллу?
— Пока нет. Я пыталась сначала найти недостающие листы.
Она позвонила слуге и потребовала машину.
— Это просто непростительно, Элизабет! — заявила она. — Молчать о таком! От этого, может быть, зависит жизнь Джима.
— Не понимаю только, как это поможет Джиму.
— Не понимаешь? Не понимаешь, что было в этом дневнике? Там было записано, что Говард не подписывал никакого завещания. Или что ему в это время дали наркотики. Либо то, либо это.
Она даже не стала ждать Элизу. Нервно вытаскивала из шкафа какие-то платья, торопилась. Вообще странно было видеть, что Кэтрин может торопиться. От возбуждения на ее щеках появились два красных пятна. Вошедшая Джуди в растерянности наблюдала за происходящим.
— Я знала с самого начала. Этот Уэйт подделал второе завещание. А Уолтер Сомерс ему заплатил.
— Чем заплатил?
— Долей в наследстве. Может быть, эти пятьдесят тысяч долларов и есть взятка!
Она была просто вне себя и все говорила и говорила, пока мы собирались и шли к машине. Джуди умоляла ее успокоиться и хорошенько все обдумать, прежде чем что-то предпринимать, но, по-моему, Кэтрин ее просто не слышала. Однако, когда она прямо изложила свою точку зрения Годфри Лоуеллу, тот гневно выпрямился в кресле.
— Я абсолютно доверяю профессиональной честности мистера Уэйта. Обвинение такого рода, миссис Сомерс, просто неуместно.
— Почему вы считаете, что он так честен? Взятки и дают и берут с незапамятных времен! — резко спросила она.
— Есть свидетели. Если хотите, я могу проверить подлинность подписей. Но…
— Это ничего не дает. Свидетели мертвы. Может быть, именно поэтому.
Годфри Лоуелл только покачал головой:
— Извините. Я вас понимаю, миссис Сомерс. И сочувствую. Но это завещание было составлено мистером Сомерсом, подготовлено человеком с безупречной репутацией, подписано и засвидетельствовано двумя лицами в присутствии мистера Уэйта и нотариуса. Мистер Уэйт уже поклялся в этом большому жюри. То же самое он сделает и на суде.
— Но почему тогда Сара спрятала записи за те два дня, когда составлялось завещание?
— А она это сделала?
— Сделала. Что было в этих записях, мистер Лоу-елл? Может быть, там написано, что Говарда вынудили или дали ему наркотики?
— Доктор Симондс говорит, что наркотиков ему не давали.
— Он что, это знает? Его ведь там не было, не так ли?
— Поскольку нет свидетельства противоположного, то придется принять его слова. Он был там вечером и видел, что состояние мистера Сомерса нормальное.
Перед тем, как мы ушли, он опять вернулся к обвинению Кэтрин в адрес мистера Уэйта:
— Я знаю, миссис Сомерс, что у вас очень тяжело на душе. Естественно, вам трудно принять
