Поскольку теперь уже был вторник, он отсутствовал уже шесть дней. Могло, конечно, случиться и так, как сразу же подумала Джуди: он просто «смылся». Но я все же не была в этом уверена до конца. Трудно было себе представить, что Уолли путешествует вот так, совсем налегке: без одежды и зубной щетки.
Я действительно забеспокоилась. Кто же звонил в клуб? Мэри Мартин? Если так, то почему она упоминала о полиции? Ведь мой опыт общения с Мэри Мартин убеждал, что она к полиции относится со страхом, если даже не с ужасом. Кто это мог быть еще? При всех своих недостатках Уолли все-таки обходил стороной тех женщин, для которых мысль о полиции была естественным делом.
В конце концов я позвонила в клуб и вызвала того же официанта.
— Мистер Эллис, женщина, которая звонила вам, сообщила свое имя?
— Нет. Она звонила из телефонной будки. Мне показалось, что она плачет, но прежде чем я успел спросить, она повесила трубку.
— Тогда откуда известно, что она молодая?
— У нее был молодой голос. Мне так показалось.
Мне стало ясно, что это была Мэри, а то, что она плакала, убедило меня в другом: произошло что-то ужасное. Я положила трубку, дошла до библиотеки и здесь у меня схватило сердце.
Меня обнаружил Джозеф, тут же сбегал за лекарством, устроил меня поудобнее, а когда мне немного полегчало, выслушал всю историю. Он сильно расстроился. Стакан в его руке задрожал так сильно, что звякнула ложечка. Ему даже пришлось опереться о стул.
— Полиция, мадам? Значит, эта молодая дама считает, что у него действительно серьезные неприятности?
— Она плакала, Джозеф.
В конце концов я вызвала Дика Картера, и в тот же вечер они с Джозефом отправились в клуб Уолли, осмотрели его комнату, но ничего не нашли. То, что они рассказали по возвращении, выглядело довольно зловеще.
В прошлую среду Уолли не стал обедать. Вместо этого он пошел в библиотеку клуба и долго что-то писал, часов до восьми или дольше. Мальчик-рассыльный даже «подумал, что он пишет книгу». Потом попросил длинный плотный конверт, сложил туда исписанные листки, надел в гардеробе шляпу, легкий плащ и вышел. Но, простояв несколько секунд на ступеньках, вернулся. Выглядел он нервным и раздраженным. Зашел в телефонную кабину и долго с кем-то разговаривал. Потом вышел опять, и с тех пор его никто не видел.
Дик с Джозефом тщательно осмотрели всю комнату. Джозеф, который иногда бывал у него и приводил в порядок одежду и вещи, сказал, что ничего не пропало.
— Но, мадам, — заявил он, — надо учитывать, что мистер Уолтер в последнее время был очень взволнован. Он иногда выезжал ненадолго по вечерам на автомобиле, а потом менял планы. Мне известно несколько таких случаев.
— Но уехать на шесть дней, Джозеф!? Когда на следующий день ему надо было выступать в суде! Это смешно.
— Может быть, в этом и заключается причина, мадам.
— Чепуха, Джозеф! Никто не верит, что мистер Уолтер к чему-то причастен.
Из клуба они пошли в гараж. Ночной сторож хорошо запомнил, как он уезжал. И уезжал ненадолго — просил вечером вымыть ему машину.
— Я приеду, наверное, к одиннадцати, — распорядился Уолтер. — И вымойте ее как следует. В прошлый раз после вашей мойки она стала грязнее, чем была.
Настроение у него было плохое. Придя в гараж около четверти девятого, он сразу попросил долить бензин и проверить масло. Сказал, что едет за город. Стоял рядом и наблюдал, как обслуживают машину. Казалось, «он торопился уехать».
Но после того, как сел в машину, случилось такое, при рассказе о чем у меня сразу похолодели руки, а сердце наполнилось отчаянием. Цитирую служителя гаража:
«На нем был плащ… Вот он, здесь. В последний момент он его снял и бросил мне. Ночь была теплая. Но потом взял обратно и вынул из его кармана револьвер. Он пытался это сделать незаметно, но я увидел. Револьвер положил в карман на дверце».
Упоминание о револьвере для меня означало только одно. Уолли убил себя. Остановил машину где- нибудь на пустынной дороге и покончил все счеты с жизнью, ставшей ему невыносимой.
Но почему? Что такого он знал? Что сделал? Неужели возможно, что все его три алиби фиктивны? Неужели вечером восемнадцатого апреля он смог незаметно выскользнуть из дома и убить бедную Сару? Я еще раз последовательно вспомнила все события того вечера и убедилась, что такого быть просто не могло.
Хотя было уже довольно поздно, почти полночь, я набрала номер инспектора Гаррисона и нарушила его, очевидно, крепкий сон. Однако он тут же сказал, что выезжает немедленно. Пока я его ждала, моя голова совсем пошла кругом от мыслей.
Если Уолли невиновен, то что такое он знает, чтобы скорее умереть, чем сказать? И ради чего он готов бросить в таком положении Джима? И я вновь обратилась к странным подозрениям Джуди по поводу ее отца. Может быть, мы все были не правы? Говарда шантажировали, и этот двусмысленный пункт завещания был заключительным взносом за молчание? Или Маргарет все же была жива, как думала Кэтрин? А Сара и Флоренс пострадали в результате отчаянного стремления Говарда сохранить эту тайну?
Уолли и Джим молчали оба. Причем один готов был молча сесть на электрический стул, а второй так же молча, возможно, уже наложил на себя руки. На что это вообще похоже?
Когда приехал инспектор, я ему выложила все, что думала: и мои страхи за Уолли, и подозрения насчет Говарда. Он все внимательно выслушал и потом несколько минут молчал, продолжая грызть зубочистку.
— Это интересно, — наконец, заметил он. — Это даже возможно. Любопытно, что мисс Джуди обратила внимание на то, о чем никто не подумал, не правда ли? Конечно, если этот человек там был, мистер Блейк его мог узнать, особенно если был с ним хорошо знаком. Узнают ведь не только по лицу, а еще по силуэту, по одежде, по манере двигаться. На суде меня поразило еще одно. Если он выдумал этого человека, зачем одевать его во фрак. Вплоть до этой детали все выглядело правдоподобно. Но потом присяжные просто потеряли всякий интерес. Да, а у мистера Сомерса ведь были седые волосы, и довольно длинные?
— Да.
— Странное дело, правда? — сказал он. — Если, конечно, Блейк не выдумал этот фрак, чтобы объяснить волокна на той ветке. Ну что же, теперь надо заниматься новой проблемой.
От меня он отправился в гараж получить описание машины Уолли и, наверное, добрался до постели только к утру. Он сразу же запустил в ход весь механизм поиска. И не только в городе, но и в округе. Позднее он признался, что единственной причиной, по которой он не объявил розыск по всей стране, была уверенность в том, что самоубийство, если и было совершено, произошло недалеко от дома.
Это было во вторник, а в среду все газеты уже пестрели заголовками «Пропал молодой миллионер» и «Полиция ищет Уолтера Сомерса».
Машину Уолли нашли по дороге на Уорренвиль, совсем недалеко от последней остановки трамвая и в двух милях от фермы Хокинса. Местные скауты, собравшиеся в поход, выбрали место для привала в каком- то овраге, по которому бежал ручеек. Во время отдыха несколько ребят пошли посмотреть, что делается выше по течению.
Примерно через полмили они обнаружили сильно покореженную машину. Она упала в овраг и перевернулась. Местный помощник шерифа позвонил в полицию, а сам отправился охранять обломки. Ребятам очень хотелось поставить машину на колеса.
Когда туда прибыл инспектор Гаррисон с четырьмя или пятью своими людьми и доктором Симондсом, место происшествия оставалось нетронутым. Однако они не нашли никаких следов, кроме, конечно, оставленных детьми, и были вынуждены констатировать, что либо машина полетела вниз уже пустая, либо Уолли вывалился где-то по дороге.
Однако они не нашли ни Уолли, ни чего-нибудь такого, что могло помочь в его поисках.
Излагая мне подробности, инспектор высказал собственное мнение:
