обыкновенно держал себя холодно, неприступно, но стоило ему захотеть понравиться — в его лице, в его манерах появлялось что-то неотразимо очаровательное. Особенно становился он таким с женщинами, которые ему нравились».
Юный Тургенев влюбился в молодую княжну Зинаиду так страстно, как можно любить только в отрочестве, когда разница в возрасте (она была старше его на четыре года), воспитании или образовании не играет никакой роли. Поэтому с такой болью воспринял он «ужасную тайну», когда узнал, что Шаховская — любовница его отца.
За платонической любовью последовал и первый сексуальный опыт. В том же «Мемориале» 17- летний Иван записал: «…В 1-й раз имею женщину, Апраксею в Петровском». Апраксея (Евпраксия) Лобанова была крепостной матери Тургенева. По-видимому, Варвара Петровна сама подослала дородную статную девушку, дабы отвлечь сына от грустных мыслей и хандры. С ней и провел целое лето молодой барин, встречаясь в заброшенной избе в селе Петровском, недалеко от Спасского.
А потом каникулы закончились, и Тургенев вернулся в Москву, чтобы продолжать учебу, но свою первую женщину он не забыл. Когда до него дошли сведения, что мать преследует Евпраксию, он написал ей гневное письмо. «Какой же ты уморительный, Иван, когда пишешь о Евпраксии, — отвечала Варвара Петровна сыну, — никогда ни минуты не была она под наказанием… Она живет да стареется беспечно. А за что вольную давать старой девке… Дать ей ассигнацию и полно — мучить ее не за что, награжденья не стоит».
Кстати, некоторые литературоведы предполагают, что именно Евпраксия Лобанова выведена в рассказе «Живые мощи» в образе удивительной русской женщины Лукерьи.
Было у будущего писателя и краткое увлечение белошвейкой Авдотьей Ивановой, служившей по найму в доме Варвары Петровны, имело оно более серьезные последствия. От Тургенева Авдотья родила ребенка, девочку, которую назвали Пелагеей. До восьми лет она жила в Спасском на барском дворе вместе с прачками, выполняла тяжелую работу, постоянно подвергаясь насмешкам дворовых. Да и барыня не жаловала «запретный плод любви».
Конечно, никакой любви у Тургенева к Авдотье не было. Да он и сам позже признавался в письме к Полине Виардо: «Я был молод… это было десять лет тому назад — я скучал в деревне и обратил внимание на довольно хорошенькую швею, нанятую моей матерью, — я ей шепнул два слова — все как в сказке о волке. Впоследствии эта женщина жила как могла. Все, что я могу сделать для нее — это улучшить ее материальное положение — это мой долг. Что касается девочки, то надо, чтобы она совершенно забыла свою мать».
Но тем не менее Авдотье Ивановой Тургенев до конца жизни выплачивал пенсион, а девочку Полина Виардо согласилась взять к себе. Несмотря на резкое недовольство матери, Тургенев отправил дочку в Париж, ей дали французское имя Полина, и она воспитывалась вместе с дочерьми Виардо. В 1857 г. Полина получила фамилию Тургенева, т. е. была признана согласно французскому законодательству законной дочерью писателя.
Но вернемся к 1840-м годам. Окончив университет, Тургенев, чувствуя явные пробелы в своем образовании, продолжил учебу за границей. Он «отправился доучиваться в Берлин», не забывая при этом и о путешествиях. Побывал в Австрии, посетил Италию, Флоренцию, Рим. Именно в Риме ему было суждено пережить краткое увлечение 17-летней Александрой Ховриной, в замужестве Бахметевой, которую все ласково звали Шушу. Она была дочерью пензенской помещицы Марии Дмитриевной Ховриной, чей дом был известен всей образованной Москве. Весной 1839 г. Мария Дмитриевна с дочерьми Александрой и Лидией отправилась в Италию, где с ними и познакомился молодой Тургенев.
Литератор Н. Станкевич, путешествовавший вместе с Иваном Сергеевичем, писал друзьям из Италии: «К Ховриным мы ходим все очень часто… Тургенев рассказывает всегда что-нибудь примечательное. Вчера сказал нам, что видел во сне, будто женится на Шушеньке, но уверял, что он боялся этого брака».
Надо сказать, что в окружении Александры он был самым молодым ухажером и явно проигрывал на фоне других ярких личностей. Наверное, поэтому молодой, романтический поэт, мечтательный и многословный, не смог привлечь более пристального внимания юной красавицы. Продолжение этого романа так и не последовало, да и, видимо, не могло быть, о чем писал и сам Тургенев своему другу Грановскому: «…У Ховриных меня привлекала дочь, милая умная девушка… Но мне кажется, я не мог быть вполне счастливым — Судьба-с!»
Зато остался другой след этой романтической встречи. Своей жизнью и судьбой Александра Николаевна как бы развила сюжетную линию «тургеневской девушки», но уже в замужестве, доведя до совершенства тот светлый образ, который так любил писатель. Ее жизнь — лучшая иллюстрация и продолжение его повестей: доброта, целеустремленность, жажда полезной деятельности, жертвенность — вот те черты, которые были присущи этой замечательной русской женщине.
После неудачного романа с Шушу, как считал сам Иван Сергеевич, неудачи в личной жизни преследовали его постоянно. Одним из свидетельств тому стал разрыв Тургенева с трепетно влюбленной в него Татьяной Бакуниной, дочерью известного русского анархиста. Их встреча, по существу, была почти случайной. Как-то Иван Сергеевич заехал в поместье своего нового друга Михаила Бакунина, где и встретился с его сестрой Татьяной. Вместе они провели всего шесть дней, но все тургеневские стихи, посвященные Бакуниной, оказались тихими, просветленными и почему-то безрадостными.
А вот страсть Татьяны была намного сильнее. В марте 1842 г. она писала Тургеневу: «Боже мой! Хоть раз еще один увидеть вас… О, расскажите кому хотите, что я люблю вас, что я унизилась до того, что сама принесла и бросила к ногам вашим мою непрошеную любовь — и пусть забросают меня каменьями, поверьте — я вынесла бы все без смущения… Тургенев, если б вы знали, как я вас люблю!»
Возможно, Бакуниной и удалось бы увлечь мягкого и впечатлительного Ивана Сергеевича своей любовью, если бы не одно непреодолимое препятствие. Осенью 1843 г. в жизнь Тургенева вошла женщина, круто изменившая его судьбу, страсть к которой заслонила все прежние увлечения. Собственно, она разделила его существование на две разновеликие части: до нее и после встречи с ней.
Полина Виардо… Это имя знала вся музыкальная Европа. Тургенев увидел ее впервые на оперной сцене, когда прославленная певица приехала на гастроли в Петербург. В роли Розины в опере «Севильский цирюльник» она была неотразима. Увидел — и тут же влюбился без памяти. Позже близкий друг писателя, Полонский, в своем послании Тургеневу очень точно описал впечатление, которое производил тот, слушая пение Виардо:
«Но, чу! Гремят рукоплесканья! — Ты дрогнул… жалкое вниманье, — приподнимаешь складки лба, — как будто что тебя толкнуло… — Ты тяжело привстал со стула, — выходит. Она вошла… — Она поет… О это вкрадчивое пенье! — В нем пламя скрыто, нет спасенья. — Восторг, похожий на испуг, — уже захватывает дух. — Ты замер…»
Тургенев сразу же вошел в кружок ближайших почитателей певицы, который сосредоточился в доме Виельгорских, бывшем в то время петербургским музыкальным центром. Но европейская примадонна, окруженная сонмом поклонников, едва обратила внимание на восторженного и неуклюжего молодого человека. Позже она могла вспомнить о первом знакомстве только то, что: «Мне его представили со словами: это — молодой русский помещик, славный охотник и плохой поэт».
Действительно, Иван Сергеевич был слишком стеснен, неловок в порыве охвативших его чувств, которые он не мог и не хотел скрывать. Но именно его искренность, беззаветная преданность и поклонение без всякой надежды на взаимность и привлекли, в конце концов, внимание великой певицы.
И все же чем увлекла эта французская дива тонкого, умного и талантливого Тургенева? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно ознакомиться с восторженной характерно — такой, данной Виардо французским композитором Берлиозом: «Черты Полины правильны, резки; она еще привлекательнее при